Ну, я, конечно, схватился за этот случай двумя руками. "Совершенно
справедливо, моя графиня", -- услужливо поддакиваю я.
"Я вроде бы младший племянник, происходящий от сторожа охотничьих
угодий замка..." Ты понимаеншь, Сан-А, я старался сохранить дистанцию. Не
скрою, что я насвистел насчет голубых кровей. Но я же не наглел и не
прилепил себе всю дворянскую частицу. А идея со сторожем возникла у меня
после аглицкого кино под названием "Любовник леди Шателэ" (она принимала его
в своем фамильном замке). От этих слов графиня чуть было не лишилась своих
тонких аристократических чувств прямо на диване.
"О боже, как это романтично, " прокудахтала она. -- У меня так бьется
сердце". И ты знаешь, что она сделала? Она схватила мою ладонь и прилепила
ее к своей груди как пластырь, чтобы подтвердить, как он стучит, ее мотор. Я
воспользовался моментом и ощупал упаковку, чтобы удостовериться, что ее шары
сделаны не на фабрике "Данлоп" которая производит теннисные мячики. Мои
опасения были напрасны. Они были настоящими и с хорошей посадкой.
"И правда, моя графиня, он так трепыхается, ваш чебурашка, --
сочувствую я ей. -- Не нужно доводить себя до такого состояния, а то можно
заработать какую-нибудь чертовщину, наподобие инфраструктуры миокарпа". И
продолжая беседовать, я разыгрываю сцену "Гулящая рука". Графиня была как на
именинах. До настоящего момента ей встречались только такие мужчины, которые
занимались с ней любовью в третьем лице единственного числа, да еще в
сослагательном наклонении. Эти всякие фигли-мигли проходят, когда ты рубаешь
на обеде у суппрефекта, но когда ты тет-на-тет, здесь все фатально
определено. Бывают деликатные моменты, когда ты должен пробудить в себе
зверя или хотя бы зверушку, иначе будут страдать твои чувства. Как только ты
высокомерно заявляешь даме: "Не разрешили бы Вы мне Вас обнять?", вместо
того, чтобы поцеловать ее взасос, как бы намекая на то, что ее ждет дальше,
считай -- все пропало. Ты можешь оттягивать пальчик, когда держишь чашку
чая, но не тогда, когда ты проверяешь содержимое грузового лифтчика
какой-нибудь бабенки. Крутить амуры надо всей пятерней, иначе -- это ничего
больше, как светская беседа.
После этого Берюрье заказывает третью порцию.
-- Толстый, а она красивая, твоя графиня?
Он смеется брюшным смешком.
-- Если я ее тебе опишу, ты не поверишь, Сан-А. Послушай, давай сделаем
так: ты идешь со мной к ней на обед и там проконстантируешь все своими
собственными подручными средствами!
-- Мне неудобно, -- говорю я. -- Вваливаться внезапно к персоне такого
ранга просто неприлично.
-- Минуточку, -- прошептал Берю, вытаскивая из своего кармана
замызганный томик в сафьяновом переплете. И стал лихорадочно листать
страницы. Я наклоняю голову набок, чтобы снизу прочесть название книги.
"Энциклопедия светских правил", -- разбираю я по косточкам. -- Ты где
ее откопал, Толстый?
-- Мне ее всучила графиня.
Он в темпе что-то читает в своей новой Библии и резко захлопывает ее.
-- Действительно, -- говорит он, -- лучше предупредить, я ей сейчас
звякну и спрошу разрешения взять тебя со мной.
Он встает, требовательно просит жетон и идет вести переговоры со своей
породистой бабой. Воспользовавшись его кратким отсутствием, я листаю его
справочник правил приличия: год издания -- 1913, автор -- некто Кислен де
Ноблебуф. Сразу же натыкаюсь на раздел "Расценки на приданое для
новорожденных", где дается описание всех видов приданого, начиная со
стоимости в 25 франков (1913 г.) для бедных младенцев и кончая приданым в
2000 франков для богатых. Затем я попадаю на главу под названием "Искусство
говорить монологом , а через несколько страниц мне предлагается список
подарков, которые можно дарить священнику. Мне сдается, друзья мои дорогие,
что если наш Берю все это ассимилирует, быть ему на Кэ д'Орсе*! Эта графиня
чем-то напоминает небезызвестного Пигмалиона, только в своем роде. Во всяком
случае она взялась за титанический труд! Легче организовать Крестовый поход,
чем воспитать Толстяка!
-- Хо'ккей! -- голосом жвачного животного извещает мой подчиненный,
вернувшись из кабины так-сифона. -- Она нас ждет.
Он окидывает меня критическим оком и качает головой.
-- У тебя, правда, пиджак в клетку, но для обеда это вполне сойдет, --
изрекает он с умным видом.
* Для тех. кто плохо знает карту Парижа и его окрестностей, сообщаем,
что на набережной д'0рсе располагается министерство иностранных дел Франции.
-- Примеч. пер.
Глава вторая
В которой Берюрье приводит меня в храм светских манер и как он себя в
нем ведет
В то время, как мы рулим в консервной банке в направлении улицы де ля
Помп, Берю продолжает свой панегирик о покорении аристократии.
-- Ты понимаешь, Сан-А, -- говорит он, погрызывая спичку, -- это, если
можно так выразиться, само Провидение скрестило мой путь с этой бабенкой. С
тех пор, как она меня взяла в лапы, я стал вроде гусеницы, которая
превращается в бабочку.
Он ввинчивает своим большим пальцем в уголок глаза слезу, в
нерешительности повисшую на реснице. -- Ты знаешь, она посадила меня на
диету!
Я думаю о трех стаканчиках божоле, которые он пропустил при мне, и с
неподдельным недоверием в голосе восклицаю: "Не может быть!", чем снова
подзаряжаю его.
-- Слово мужчины! Когда я хаваю у нее, то рубон всеща один и тот же:
жареное мясо, лимон и гренки, сейчас сам увидишь.
Он поглаживает свое дынеобразное брюхо, вываливающееся из его штанов.
-- Надо признать, что я вовремя спохватился. С таким пасхальным яичком,
которое все растет и хорошеет, мне через несколько лет пришлось бы
пользоваться зеркалом нижнего вида, чтобы следить за поведением моего
шалопая.
-- Твоя графиня замужем?
-- Вдова! Ее старикан подцепил миксоматоз* в Индокитае, где он был
полковником.
Большим и указательным пальцем правой руки Берюрье старательно
разглаживает поля своей шляпы.
-- Интересно констатировать, что персона из высшего света может быть
такой похотливой в интиме. Дама, которая родилась с геральдикой на пеленках,
так тебе ставит на болт контрагайку, что лучше чем какая-нибудь
профессионалка.
Чем больше я его слушаю, тем больше растет мое любопытство, оно
распускается подобно упавшему в воду японскому цветку из бумаги. И мне не
терпится засвидетельствовать ей
* В простонародье -- кроличья болезнь вирусного происхождения.
Симптомы: опухание передней части головы, глаз, наружных половых органов. --
Примеч. пер.
свое почтение, его похотливой графине. Раз она втюрилась в такого
"красавчика", как мой Боров, то, наверняка, у нее есть какие-нибудь
серьезные отклонения. Скорее всего, Берю жалеет меня и ничего мне об этом не
говорит: иначе я вообще отказываюсь что-либо понимать! Я вполне допускаю,
что она хромает на обе ноги, что у нее сходящееся косоглазие, горб и в
дополнение к программе -- неаполитанская болезнь. Либо она долгожительница,
перевалившая за сто лет, и он забыл об этом сказать. А может, она
искательница приключений? Отчаянная женщина, которой уже мало эмоций от
дорогостоящей охоты на львов, и она ищет острых ощущений в дрессировке
крупномасштабного Берю? Почему бы и нет? О невкусах не спорят, они валяются
у нас под ногами, достаточно наклониться и поднять, что тебе нужно.
-- Как ее имя? -- задаю я еще один вопрос. Опухший пожимает плечами и
признается:
-- Она мне не сказала.
Я чуть было не подавился адамовым яблоком.
-- Ты забавляешься экс-тазом этой замшелой кубышки и не знаешь, как ее
зовут?
-- Именно так, старик.
Ну, а в минуты блаженства, как ты ее называешь?
Он смотрит на меня удивленным глазом.
-- В общем... мадам графиня. А чего ты ко мне причепился! Я, что, зря
сношаюсь с высшим светом? По-твоему, я должен называть графиню краснозадой
макакой, как жену первого попавшего приятеля?
Действительно, нам открывает дверь лакей в полосатом жилете. Старый,
очень худой, очень угловатый, высохший, как мумия, с бакенбардами, желтушным
цветом лица и криво поставленной вставной челюстью (как будто во рту у него
был назубник, как у боксера). Будь полоски на его жилете нарисованы поперек
-- вылитый скелет.
-- Спасение и братство, Фелиций! -- небрежно роняет Толстяк, чтобы
продемонстрировать мне, что он здесь на короткой ноге, как коротко знакомый.
Полосатик обозначает курбет. При этом на его пергаментном лице не
шевелится ни один мускул -- это физически уже невозможно. Когда он загнется,
то сделает при жизни самое главное дело. Мир кишит такими людьми, как он,
которые, едва став взрослыми, уже начинают сознательно умирать. Они
* Курбет -- положение лошади, вставшей на дыбы с согнутыми передними
ногами. -- Примеч. пер.
учтиво и молчаливо скручиваются, скрючиваются, обезвоживаются,
бальзамируются. От них остается только голова покойника. В день "Д" от них
не остается никаких отходов.
Упомянутый Фелиций явно осуждает фамильярность Толстяка. Он не привык к
таким развязным манерам. Он прислуживает аристократии со времен Филиппа
Красивого, и со временем в его венах неизбежно должна была появиться голубая
кровь! Не считая того, что его предки: кучера, прачки, поварихи или
садовники совокуплялись с титулованными особами, разве не так? Во время
длительной прогулки Рыцаря Иерусалимского, например, его челядь, наверняка,
неоднократно темпераментно штурмовала Бастилию в альковах его замка.
Нужно быть объективным и не отрицать очевидное под тем предлогом, что
оно шокирует. Кто больше всего похож на члена Жокей-Клуба (не считая другого
члена этого клуба), если не его камердинер? Махните жилет одного на
монокуляр другого и вы увидите! Мужики! Их разделяет только половая щетка. Я
пишу это, зная,что теряю своих монокулярных читателей, но это не суть важно:
жизнь коротка, и у меня не будет больше времени не сказать того, что я
думаю!
Походкой хроника-ревматика Фелиций подруливает нас к двойной двери,
украшенной сыроподобным ноздреватым орнаментом. Он тихо стучит своим
когда-то согнувшимся, да так и не разогнувшимся, указательным пальцем.
-- Кто? спрашивает сильный и звучный голос.
Фелиций открывает дверь и объявляет:
--Господин Берюрье и кто-то еще с ним!
Толстяк взволнован, он даже сбледнул с лица, то есть, я хочу сказать,
что его фиолетовый оттенок стал на один тон светлее. Он толкает меня локтем
в живот. Мы как два гладиатора перед выходом на арену... Ave, Caesar,
morituri te salutant!*
Мы входим. Толстяк хочет пропустить меня, потом передумывает и
одновременно со мной устремляется вперед: классическая сценка, поставленная
Мелиесом** задолго до меня. Он сцепляется карманом за дверную ручку.
Раздается зловещий треск, и карман повисает, что означает, что он сложил с
себя полномочия кармана. Сейчас он не что иное как лоскут, болтающийся под
дырой.
Берю в ярости выдает такую витиеватую тираду, которой
* Что в переводе с латыни означает: "Здравствуй, Цезарь, идущие на
смерть тебя приветствуют". -- Примеч. пер.
** Мелисс Жорж, французский деятель кино и известный иллюзионист. --
Примеч. пер.
позавидовал бы сам Карл VII (Святая Жанна д'Арк, помолитесь же за
него!)
-- Мон шер, вы забываетесь! -- журит голос из залы.
-- Есть от чего, моя графиня, -- обороняется Толстяк, -- совершенно
новый сюртук! Я за него отдал целое состояние!
Я приближаюсь к глубокому креслу из гарнитура "Пастушка" (эпохи
