вопросы. Первое: что вы сделали с Жизель и где она?
Он смотрит на меня глазами взбесившегося волка. Две складки окружают его
сжатые губы скобками.
- Не хочешь отвечать?
На его лице не шевелится ни один мускул.
- Ты глуп, как щенок. Если не заговоришь, я исполню на твоих костях
большой концерт, впечатлениями о котором ты со мной обязательно поделишься
Он тебе так понравится, что перед отбытием в ад ты попросишь меня записать
тебе ноты.
Я подхожу к нему и забираю из-под мышки его пушку. Она блестит от крови.
Мне становится страшно, что он хлопнется в обморок.
- Не упрямься, а то я тебя разрисую до неузнаваемости!
Я не люблю пытать раненых, но в опасности жизнь девушки... Так что,
преодолев отвращение, я приставляю дуло "люгера" к большому пальцу его
раненой руки.
- Если не ответишь через десять секунд, я отшибу тебе кусок твоей коряги.
Я вижу, что парень бледен, как раковина, но между его скобками появляется
недобрая улыбка.
Я стреляю. Он вздрагивает и издает хриплый крик. Его палец исчез, а на
его месте появилось отвратительное кровавое месиво.
- Когда начинаешь такую игру,- тихо говорю я "бобрику",- неизвестно, где
она может закончиться Понимаешь? Люди по жестокости превосходят животных. Не
заставляй меня разорвать тебя на кусочки! Тебе этого так хочется? Ты
когда-нибудь слышал о китайских палачах? Эти ребята умеют работать. Я видел
одного за делом: он разрезал мужика на сто частей, а пациент продолжал жить
в бочке соли.
Он смотрит на меня, и в его глазах, несмотря на боль, я с удивлением вижу
иронию.
- Болтун!- шепчет он.
Полный финиш! Это мне урок - нельзя сентиментальничать с такой падлой!
Иду на кухню, где нахожу - наконец-то хоть что-то нашел!- то, что искал:
соль. История о китайском палаче дала мне идею.
- Отличное средство для зарубцовывания ран!- заявляю я и сыплю сольцу на
кровавую кашу. Он издает жуткий вопль.
- Нравится, малыш?
Вторую горсть я сыплю в рану на руке. Он извивается, как семейство змей,
засунутых в наволочку.
- Где Жизель?
Если не ответит, я вырежу ему на брюхе свое имя.
Меня осеняет еще одна идея. Я возвращаюсь на кухню за тазиком воды.
- Если смыть соль с ран, тебе будет не так больно...
- Да! Да!- стонет он.- Воды!
- Где девушка?
- В Везине.
Я не спешу с водными процедурами из боязни, что он прекратит признания.
- Адрес?
- Авеню де ля Гар, дом 11 ...
- Что вы с ней сделали?
- Ничего! Воды!..
С ума сойти, на что человек готов ради воды.
Я протягиваю ему тазик, но делаю вид, что в последний момент спохватился,
и ставлю его далеко от него.
- Зачем вы ее похитили?
- Чтобы иметь заложника на случай, если бы ты вдруг нашел лампочку.
Я и забыл об этой чертовой лампочке!
Достаю ее из кармана "Стрижки бобриком". На первый взгляд это совершенно
обычная электрическая лампа.
- Что это за штука?
Он отворачивается и молчит.
- Ладно, я не настаиваю. Скажи, к какой ты принадлежишь организации?
Говоря это, я поигрываю пригоршней соли.
- "Кенгуру".
Я вскрикиваю.
На случай, если вы не в курсе, должен вам сказать, что до войны так
называли международную банду, специализировавшуюся на торговле документами.
Ее шеф был застрелен из автомата на улицах Чикаго в тридцать восьмом, и с
тех пор о банде никто больше не слышал.
Это откровение опрокидывает все предположения, что я строил до сих пор. А
я-то думал, что речь идет о деле, так или иначе связанном с политикой!
Придвигаю таз к моему гангстеру. Он берет его здоровой рукой и
выплескивает содержимое мне в лицо. Я задыхаюсь. Тем временем он
поднимается. Я вижу блеск металла в его руке и пригибаюсь. Нож, брошенный с
удивительной ловкостью, вонзается в буфет, вырвав кусок из моего воротничка.
- С Рождеством!- говорю я, и моя пушка с удовольствием выплевывает из
себя горячие полновесные маслины. "Стрижка бобриком" добросовестно ловит их
своим пузом.
Подхожу к нему. Готов.
- Вот видишь, придурок, мой шпалер еще болтливее меня.
Естественно, он уже не может меня слышать, а жаль, потому что я чувствую
себя в ударе. Вспоминаю, как он расстреливал меня в метро. А я бы очень
хотел объяснить ему, что не надо рыть другому яму, что ворованное впрок не
идет, и что сколько веревочке ни виться... и т. д. Раз уж они так любят
пословицы...
Я обыскиваю его и забираю бумажник. Кроме довольно толстой пачки бабок в
нем лежат документы на имя Людовика Фару, в том числе водительские права и
техпас-порт. Я запоминаю номер его тачки на случай, если она появится рядом:
446 К. N. 4. Этот номер отпечатывается у меня в памяти до конца моих дней.
Кладу бумажник и лампочку себе в карман, выключаю свет и иду к выходу. К
счастью, мои выстрелы никого не потревожили. Мой "люгер" стреляет тихо, как
пробка из бутылки шампанского, за что я его очень люблю.
И вот я и на улице. Сворачиваю направо. У тротуара стоит машина; ее номер
бросается мне в глаза, как рой мух: 446 RN 4.
В ней никого нет. "Стрижка бобриком", очевидно, приехал один. Нажимаю на
ручку, и дверца открывается без малейшего сопротивления. Поскольку я человек
простой, то без церемоний сажусь за руль.
Давай, милая! Вперед, в Везине!
Глава 8
Сворачивая на авеню Гранд-Арме, я говорю себе, что ехать к друзьям
"Стрижки бобриком" с лампой в кармане очень неосторожно. Сказать им "привет"
в день знакомства я могу и без подарка. В случае провала моей попытки
освободить Жизель эта штука может стать для меня ценным козырем.
Что бы с ней такое сделать? Ехать к себе нет времени, да к тому же это
было бы крайне неосторожным поступком.
Я останавливаю машину и принимаюсь размышлять. Если бы были открыты
почтовые отделения, я бы просто отправил коробку до востребования на свое
имя. В подобных случаях это наилучшая тактика, но среди ночи думать о ней не
имеет смысла, вы не находите? Так что же делать?
Я улыбаюсь, включаю двигатель и еду в комиссариат на площади Этуаль.
Представляюсь дежурному капралу и отдаю ему завернутую в бумагу картонную
коробку.
- Спрячьте ее до моего возвращения. Если я не вернусь через два дня,
отдадите посылочку комиссару Берлие.- Я пишу на ней адрес в Везине.-
Слушайте, капрал, когда будете вручать ему коробку, то не забудьте сказать,
что мой труп, по всей вероятности, зарыт в парке владения, находящегося по
этому адресу.
Бедный полицейский обалдел от удивления. Я шлепаю его по спине.
- Не делайте такую морду, коллега, а то подумают, что вы только что
побеседовали с вашим прапрадедом...
Я убегаю прежде, чем его челюсть успевает вывалиться изо рта.
За городом движение практически на нуле. Я несусь как метеор. Нантерр
проскакиваю на такой скорости, что прохожие принимают меня за вихрь. Дальше
Шату и, наконец, Везине с его роскошными виллами. Спрашиваю дорогу у
какой-то бабы и через пару минут останавливаюсь перед коттеджем "кенгуру".
Это большой кирпичный дом с башенками на четырех углах, придающими ему
шикарный вид. В окнах второго этажа горит свет. Я оставляю машину на боковой
улице и подхожу к железной решетке ворот. Они заперты на ключ, и я начинаю
их отпирать. Ничто меня так не развлекает, как открывание замков Чувствую,
язычок убрался. Мой маленький инструмент для открывания замков просто чудо.
Вдруг на ворота бросается гора мяса. Я поздравляю себя с тем, что нахожусь
по эту их сторону, а не по ту, потому что это датский дог ростом чуть
поменьше слона. В лунном свете я вижу, как блестят его глаза. Этот песик
ласков, как бенгальский тигр. Клыки у него крупноформатные, и, когда он
вонзит их вам в задницу, сесть вы сможете лет этак через сто.
Стараясь его смягчить, я ласково сюсюкаю, но это напрасный труд. У меня
больше шансов смягчить судебного исполнителя, чем этого зверя. Я не решаюсь
влепить ему в пасть маслину из-за того, что, хотя мой "люгер" разговаривает
очень тихо, в ночной тишине его голос будет очень даже слышен, тем более что
бандиты вряд ли заткнули себе уши ватой.
Возвращаюсь к машине и, покопавшись в багажнике, нахожу то, что мне
нужно: большой разводной ключ.
Датчанин по-прежнему стоит у ворот; к счастью, как и все злые собаки, он
молчалив. Я проделываю веселый маневр. Левой рукой показываю псине мою
шляпу. Этот волкодав такой дурак! Моя шляпа до того его возбуждает, что он
просовывает морду через решетку, чтобы схватить ее. Я бью от всей души-
хрясь!
Его черепушка раскалывается, как орех под кованым сапогом. Я открываю
ворота и оттаскиваю труп собаки, освобождая вход.
Передо мной прекрасная аллея. Иду по ней, стараясь не очень скрипеть
гравием. По мере приближения к дому до меня все яснее доносятся песни.
Уголовнички собираются весело встретить Рождество. Надеюсь, еще один гость
им не помешает...
Обхожу дом, потому что опыт научил меня не соваться в подобных случаях в
парадную дверь. Мне бы прекрасно подошла какая-нибудь боковая. Найдя такую,
я открываю ее без малейшего труда. И вот я в узком коридоре, ведущем на
кухню. Придется пройти через нее, чтобы попасть в другие помещения. Это не
очень удобно, потому что я слышу, как в ней напевает какой-то меломан.
Продвигаюсь на цыпочках и вижу толстого типа туповатого вида, отрезающего
себе ломоть ветчины шириной с площадь Конкорд. Я вхожу со шпалером в руке.
- Приятного аппетита!
Он вздрагивает и роняет бутерброд.
- Быстро подними клешни и постарайся коснуться ими неба!
Я никогда не встречал такого послушного мальчика. С ним одно удовольствие
играть в полицейские-воры.
- Где девушка?
- Наверху!
- Что значит "наверху"?
- С ними...
А, черт! Полный финиш... А я-то начал надеяться, что все пройдет тихо.
Ладно, если понадобится шухер, они его получат.
- Лицом к стене!- приказываю я толстяку.
Он подчиняется, и я с ним кончаю. Извините, преувеличил: я просто разбил
об его котелок бутылку шампанского.
Он падает с сильным грохотом.
Я выхожу из кухни и нахожу лестницу, ведущую на второй этаж. Поднимаюсь,
перепрыгивая через ступеньки. Путь мне указывают смех и крики. Подхожу к
двери комнаты, где гуляют мерзавцы. В лучшем стиле лакея из комедии я
наклоняюсь и заглядываю в замочную скважину. У них там пир горой. Они орут
кто во что горазд, жрут и хлещут горькую без всякой меры. В углу комнаты
Жизель. Бедняжка привязана к стулу, и трое подонков, посмеиваясь, лапают ее
груди.
Я тихо поворачиваю ручку и открываю дверь, но остаюсь в коридоре, готовый
отскочить в сторону, если одному из этих гадов придет фантазия поздороваться
со мной из шпалера.
- Счастливого Рождества, ребята!
Все оборачиваются.
Некоторые вскрикивают: "Мануэль! Это Ману!"
Секунда замешательства. Я их рассматриваю одного за другим в надежде
узнать хотя бы одного, но морды, выставленные перед моими глазами, мне
совершенно незнакомы.
- Это не Мануэль!- слышится чей-то голос.
Это заговорил мой карлик. Он сидит в кресле, и я его не сразу заметил.
- Это тот тип, которого чуть не кокнул Фару,- комиссар Сан-Антонио!
Пришел за вторым уроком борьбы?- спрашивает он меня.
- Забрать мадемуазель.
Я подхожу к Жизель и вынимаю у нее изо рта кляп.
- Тони, дорогой, ты нашел меня!.. Это чудесно.
Если бы я прислушивался к ее словам, то поцеловал бы взасос (что в моей
любовной тактике следует за влажным поцелуем). Куколки все ненормальные, кто
больше, кто чуть меньше. Стоило мне появиться, как она тут же решила, что
все вошло в норму.
- Минуту!- говорит один из собравшихся.- Минутку, комиссар. Вам не
кажется, что вы слишком торопитесь? Я продолжаю развязывать Жизель.
- Что говорит этот длинный?- спрашиваю я карлика.- Кстати, если бы ты
