- Ага.
- Не дрейфишь?
Он вмиг становится фиолетовым и злым.
- Слушай, Сан-А, ты когда-нибудь видел, чтоб я мандражировал? Дай мне
только свободу рук, и, можешь поверить, они расскажут мне столько, что
хватит на всю первую страницу "Паризьен либере"!
- Ты все-таки не слишком там расходись, Берю, ладно?
- Я очень ловкий человек. Тебе об этом расскажут все дамы.
- И главное, не намекай им на возможно имевшую место пальбу.
- Нет, честное слово, ты принимаешь меня за последнего идиота!-
возмущается мой доблестный помощник.- Я знаю свою работу. Ты мог бы уже
давно это заметить!
Глава 5
- Я вам не помешал, месье Морпьон?
Кажется, я впервые назвал учителя его прозвищем вслух. Я прикусываю губу,
но Мопюи даже глазом не моргнул. Он привык.
- Нисколько, мой юный друг.
- Вы были дома, когда стекольщик...
- Да, но, увы, не у окна. Я услышал глухой удар, крики и гул толпы. Когда
я выглянул, это уже произошло...
-Я снова попрошу у вас бинокль. Театр напротив продолжается. Утренний
спектакль мы видели, сейчас начнется вечерний.
Он находит бинокль во временно пустующем помойном ведре и протягивает его
мне. Я прячусь за разорванной занавеской. Жалюзи напротив опущены. Надеюсь,
Толстяк сумеет заставить их поднять. С каким наслаждением мой острый взгляд
устремится тогда в это дипломатическое логово! Те из вас, кто потупее,
конечно, спрашивают себя, почему я сам не отправился с визитом в
консульство, раз оно вызывает у меня такое любопытство. В порядке исключения
признаю, что их удивление оправданно. Но запомните, гиганты мысли, что я
появляюсь, когда без меня не обойтись. Сан-Антонио - это элитное
подразделение, суперзвезда. По пустякам он силы не расходует.
Наставив на нужное окно бинокль, я жду.
- Выпьете со мной чашку какао?- шепчет Морпьон.
- Охотно,- рассеянно отвечаю я.
Напротив жалюзи поднимаются, и я вижу объемную физиономию Толстяка. Месье
Берюрье ведет диалог с типом в черном, в котором я узнаю описанного Пинюшем
секретаря. Я оставляю их, чтобы осмотреть комнату. В сером полумраке я
различаю министерское бюро с потускневшей бронзой. Мрачноватый столик!
Покрывающая его шаль придает ему вид катафалка. Зато, вопреки сказанному
нашим прыгуном из окон, под бюро находится совершенно целый ковер. Я снова
навожу бинокль на Берю и его собеседника. Они оживленно беседуют. Если бы на
улице не стоял такой шум, я бы услышал их слова. Беседа длится добрую
четверть часа, после чего Толстяк откланивается.
- Вот ваше какао!- сообщает любезный Морпьон и сует мне в руки чашку с
дымящейся жидкостью. Я без предосторожностей отпиваю.
- Вы уверены, что это какао, учитель?- бормочу я. Морпьон делает глоток и
спокойно качает головой.
- Нет, я ошибся. Это льняная мука, но какая разница? Главное утолить
голод, мой юный друг, а гурманство - это форма обуржуазивания.
- Может быть,- соглашаюсь я.- А вам никогда не приходила мысль делать
лечебные отвары, например, из бананов?
И после этой малопочтительной реплики я бегу присоединиться к Толстяку.
Берю сидит в машине, более задумчивый, чем статуя Будды. Его фиолетовый
нос похож на клубнику, получившую на сельскохозяйственной выставке первую
премию, да так и забытую там.
- У тебя недовольный вид, Берю,- прямо говорю я.
- А я недоволен,- так же прямо отвечает он.
- Почему?
- Потому!
Прямота, точность и лаконизм ответа ясны всем. Меня так он просто
ослепляет.
- Ты великолепно владеешь языком, Берю,- восхищаюсь я,- всеми его
тонкостями и нюансами. Ты владеешь им столь же виртуозно, как безрукий
теннисной ракеткой... Как бы я хотел создать оду в честь твоего слога.
Почему у меня нет одной десятой твоих талантов, чтобы воспеть оставшиеся у
тебя девять!
Это немного опьяняет Берю. Его лоб, и так узкий, как лента пишущей
машинки, сужается еще больше. Налитые кровью глаза кровенеют сильнее.
- Если ты считаешь, что сейчас время пороть чушь, я не возражаю,- брюзжит
Жирдяй.- В этом деле мне нет равных. Я сдаюсь без сопротивления:
- Ну, Толстяк, как твой дипломатический визит?
-А никак! Эти макаки обвели меня вокруг пальца. Сильны они брехать! Ой
сильны!
- Объясни...
- Сначала они мне сказали, что никогда не вызывали стекольщика. Каково,
а?
- Да уж, сильны.
- Во, и я о том же. Во-вторых, они мне объяснили, что Пино встал на
кухонный стул, чтобы подготовить раму. Потом он спустился вырезать стекло, а
когда полез его вставлять, ошибся и встал на другой стул, оказавшийся
поблизости: Это объяснение снимает наши возражения. Я же говорил, что они
сильны!
- Ты сказал, что стекольщик утверждает, что его столкнули?
- Еще бы!
- И что они ответили?
- Это их рассмешило. Парень в черном, о котором рассказывал Пино, мне
сказал, что стекольщик, должно быть, был пьян и что он может подать жалобу,
если ему хочется. Знаешь, он выглядел чертовски уверенным в себе...
- Расскажи мне о кабинете.
- Шаль по-прежнему лежит на бюро, зато под него положили новый ковер. Я
хотел поднять шаль, но секретарь начал орать, что я нахожусь на алабанской
территории и не имею права выходить за рамки моих полномочий. Я предпочел
замять это дело, тем более ты мне посоветовал...
- О'кей, малыш! Ты правильно сделал. Последняя формальность, и на этом
пока закончим.
- О чем речь?
-Деликатно расспросить консьержку консульства, здесь ли живет консул или
тут у них только служебные помещения.
Берю покорно удаляется снова. Он как хорошая собака, которой можно
бросать мячик столько раз, сколько хочешь: будьте уверены, принесет.
- Ваш вывод?- спрашивает Старик.
Время девять часов вечера. Для начальников вокзалов уточняю: двадцать
один час. Босс выглядит немного уставшим. Мне кажется, ему надо изредка
выбираться на природу, хотя бы просто проветрить легкие. Спорю, он не видел
траву лет двадцать. Мир для него - это картотеки, досье, полицейские... Надо
быть Данте, чтобы описать то, что происходит в его голове.
- Ваш вывод?- повторяет он своим чарующим голосом, похожим на скрип
спички о коробок.
- Неофициальный вывод, господин директор,- уточняю я.
- Естественно.
- По-моему, на днях было совершено покушение на кого-то из персонала
консульства. Стрелок засел в квартире месье Мопюи и расстрелял человека,
находившегося в кабинете напротив окна моего бывшего учителя. По неизвестным
нам причинам работники консульства держат это в тайне. Он простерли свою
заботу о секретности до того, что даже не стали заменять разбитое пулями
стекло. Кто был убит? Неизвестно. Даже неизвестно, был ли вообще кто-то
убит. Во всяком случае, у жертвы было обильное кровотечение, потому что
часть ковра в кабинете была вырезана. Когда Пино явился к ним под видом
стекольщика, они его раскусили и решили нейтрализовать навсегда. Думаю, они
приняли его не за полицейского, а за представителя враждебной политической
группировки, ведущей вооруженную борьбу против их правительства.
Большой Босс соглашается кивком головы.
- Все-таки странно, что они пошли на такую крайнюю меру. Это могло быть
опасно.
- Таковы факты.
Но этим они не ограничиваются. Когда я договариваю эти мудрые слова,
начинает звонить телефон Старика. Безволосый снимает трубку.
- Слушаю!
Он действительно слушает, да еще с огромным вниманием. Должно быть, ему
сообщают нечто очень неприятное, потому что его лицо становится похожим на
посмертную маску. Наконец он кладет трубку на рычаг.
- Это не лишено интереса, Сан-Антонио,- говорит он мне с интонациями
довольного старого кота. Я жду продолжения.
- Мужчина, переодетый санитаром, проник в больницу Божон и расстрелял из
револьвера пациента, лежавшего на соседней с Пино койке. Бедняга умер на
месте.
Не успел он закончить, как я уже оказываюсь у двери.
- Сан-Антонио,- окликает меня Старик,- держите меня в курсе.
Глава 6
Хочу вам сразу сказать, что в больнице царит сильная суматоха. Журналисты
со своими вспышками трудятся от души, несмотря на протесты персонала. К
счастью, появляется наряд полиции и разгоняет этих стервятников.
- Вам не трудно почесать мне макушку?- умоляет Пинюш.- Представьте себе,
эти волнения вызвали у меня крапивную лихорадку.
Берю скребет его котелок своими длинными ногтями. Довольный Пино
закрывает глаза в знак благодарности.
- Что случилось?- спрашиваю. Переломанный шмыгает носом и выталкивает
языком изо рта кончик забившихся туда усов.
- Я спал. Услышал приглушенные голоса, открыл глаза и увидел убегающую
белую фигуру. В палате стояло пороховое облако. Эти господа (он показывает
на перепуганных соседей по палате) и я сам так кашляли, что чуть не
задохнулись. Убийца навинтил на ствол оружия глушитель,
Я обращаюсь к двум другим пациентам - любезным выздоравливающим
старичкам.
- Видел ли хотя бы один из вас убийцу, господа?
- Я,- отвечает тот, что постарше.
Он толстый, желтый, с белой лысой головой.
-Я принял его за ночного дежурного и не обратил особого внимания,-
разглядывая меня, шепелявит этот дед, проживший три четверти века.
- И что же?
- Он обошел все кровати и посмотрел на нас по очереди. Его горло
перехватывает от волнения.
- Что было дальше?- не отстаю я. Больной указывает мне на роковую койку и
приподнимается на локте, чтобы посмотреть на нее.
- Тогда он вытащил из кармана револьвер и начал стрелять в нашего соседа
по палате.
- Ничего ему не сказав?
- Ни единого слова. Впрочем, бедняга спал.
- В некотором смысле,- замечает Берюрье,- это хороший конец. Лично я,
если бы мне разрешили выбрать, как помирать, выбрал бы смерть во сне.
Просыпаешься у святого Петра, он выдает тебе веночек, а ты еще не просек,
что к чему, и разве что не суешь ему двадцатку на чай, потому что считаешь,
что это официант...
Я останавливаю Толстяка посреди его рассуждений.
- Где тело?- спрашиваю я маленькую медсестру, прекрасную, как день, когда
я ходил собирать клубнику с моей кузиной Иветт.
- В морге больницы.
- Я бы хотел нанести ему короткий визит вежливости.
Нежная девочка не придирается к моим словам и с милой улыбкой ведет меня
по коридорам больницы. Мы садимся в лифт, задуманный и сделанный, чтобы
перевозить людей в горизонтальном положении, и приземляемся в хранилище
холодного мяса. Покойник лежит на тележке, покрытый простыней, которую киска
приподнимает, и я оказываюсь нос к носу с месье лет пятидесяти с хвостиком и
самым заурядным лицом. Этот тип был средним французом во всей его красе;
ничто не предвещало ему финал от пуль наемного убийцы.
- Кто он?- спрашиваю.
- Его фамилия Лотен, он был булочником, страдал язвой желудка.
- Ну что же, можно сказать, он от нее вылечился,- шепчу я.- Как убийца
дошел до его койки?
- Я дежурила,- отвечает симпатичная совальщица градусников, опуская
простыню на лицо булочника.- Пришел этот санитар. На плечах у него было
наброшено пальто. Он меня спросил, где лежит доставленный днем стекольщик,
который выпал из окна.
Я быстро хватаю ее за крылышко. Она даже не пытается вырваться. Наоборот,
этот контакт ей, кажется, приятен.
- Вы видели раньше этого санитара?
- Нет, никогда, но здесь столько персонала... Я подумала, он из другого
отделения.
- Дальше?
В комнате холодно, может быть, поэтому девочка прижимается ко мне. Что вы
об этом думаете?
- Я ответила, что он лежит в палате "Б" на койке номер три.- Она
розовеет.- Я ошиблась. Этот больной занимает койку номер четыре.
Не знаю, ребята, разделяете ли вы мое мнение (если нет, я не заплачу),
