банды!
- Таковы факты,- перебиваю его я.- Убийство следует за убийством...
Тут он перебивает меня:
- Ко мне приходил судмедэксперт. Япакса Данлхавви умерла естественной
смертью. Не обнаружено никакого яда. У нее было больное сердце, вот и...
- Невероятно,- вздыхаю я.
- Вы же знаете нашего эксперта: он никогда не делает скоропалительных
выводов. Если он утверждает, что девушка умерла естественной смертью, мы
можем ему верить.
- И все-таки согласитесь, патрон, что совпадение очень странное. Девушка
умирает через несколько часов после того, как ее пытались убить. И вы
хотите, чтобы у меня не было никаких задних мыслей?
- Возможно, ее убило сильное волнение, вызванное покушением?
- Если это объяснение кажется вам достоверным, значит, так оно и есть,-
говорю я с настолько фальшивым невинным видом, что это заметил бы даже
слепоглухонемой.
- Вернемся к нашим баранам,- блеет Безволосый.- Видите ли, Сан-Антонио, я
полагаю, что в ближайшее время не нужно принимать никаких решительных мер.
Вы, несомненно, были правы, решив, что эти мерзавцы готовят какую-то
масштабную операцию. Слишком поспешные действия с нашей стороны могли бы все
испортить. Поставим сеть и...
С ума сойти! Боюсь, в эту сеть, которую ему так хочется поставить, мы
сможем поймать только сквозняки, и то при условии, что они будут не очень
большими.
- Я прикажу установить наблюдение за консульством и поместьем консула. А
вы возвращайтесь на ваше рабочее место и смотрите в оба. Вы сказали, что
должны везти его превосходительство на прием?
- Кажется. Секретарь сказал - официальный прием.
-Я проверю,- говорит Старик.- Важно следить за всеми перемещениями
консула. Мы должны быть готовы ко всему...
Я поднимаю руку, как школьник, просящий разрешения выйти.
-Да?- спрашивает Старик.
- По-моему, патрон, мы добьемся лучших результатов, взяв разом,
секретаря, телохранителя, блондинку и, может быть, самого консула тоже. Их
будет легко расколоть теперь, когда мы можем ткнуть их мордой в труп
Морпьона! Месье Голая Черепушка слегка стукает кулаком по столу.
- Сделаем так, как решил я. Повторяю еще раз: расследование в
дипломатических кругах требует от нас самих большой дипломатичности.
- Вы собираетесь миндальничать с дипломатами, которые убили честного
учителя, а потом залили его труп известью?
Он встает,
- Простите, Сан-Антонио, у меня важная встреча.
Как бы мне хотелось устроить встречу его задницы с моим ботинком сорок
второго размера, но, боюсь, в конторе это не оценят.
В таких случаях остается только пойти проветрить легкие и промочить
горло.
Я ухожу.
День проходит спокойно. Я чешу: правую ногу, шею, левую щеку и левую
ягодицу, правое ухо, нос, затылок и веки Пино. Бедный больной терпеливо
сносит свою беду. За ним хорошо ухаживают. Он тут звезда.
Я осторожно сообщаю ему о смерти его бывшей секретарши, но Пинюш умеет
мужественно принимать плохие новости, не касающиеся его напрямую.
- Бедная Япакса,- говорит он вместо надгробной речи,- она была милой и
почти не ошибалась, когда печатала на машинке.
- Она жаловалась на сердце, когда работала у тебя? Он размышляет.
- Вроде нет, хотя... Погоди, я помню, что однажды вечером, когда мы вышли
из бюро, она увидела дорожную аварию и чуть не упала в обморок. Мне пришлось
отвести ее к врачу, который дал ей...
- Последнее причастие?
- Нет! Какое-то сердечное лекарство. Правда, многие женщины падают в
обморок, увидев автокатастрофу.
Я оставляю больного, пообещав, что в ближайшее время приду для общего
отчета.
Прежде чем отправиться "на работу", я провожу со знаменитым Берюрье
поучительную беседу.
- Слушай, Толстяк, сегодня вечером я играю в орлянку моей карьерой,-
говорю я ему.- Если выиграю, все О'кей, если нет, мне придется искать место
ночного сторожа на Шпицбергене, где ночь длится шесть месяцев. Я рассчитываю
на твою дружбу, твою безграничную храбрость, профессионализм, на твою
находчивость и инициативность...
Он энергичным жестом отметает мои комплименты.
- От ласк собаки появляются блохи!- отрезает Людоед.- Рожай.
- Сегодня вечером я везу консула на прием.
- Ну и?..
- В его отсутствие ты неофициально явишься в поместье в Рюэй-Мальмезон.
- Опять?
- В этот раз ты обыщешь все снизу доверху и арестуешь находящихся там
гориллу и секретаря.
- Ты сказал, что я приду неофициально?
- То есть без ордера на арест и не объявляя о своей принадлежности к
полиции, сечешь?
- И ты хочешь, чтобы я один замел этих типов?
- Ты старший инспектор. Возьми с собой людей. Позвони. Арестуй того, кто
тебе откроет, потом иди к дому и бери всех, кто в нем будет...
- А дальше?
- Вместо того чтобы везти задержанных в контору, отвезешь их ко мне, в
Сен-Клу, и не спускай с них глаз до моего возвращения. Будь внимателен, ты
теперь знаешь, что они легко спускают курок.
- Легко или нет, но Берюрье им не шлепнуть.
- Тогда делай то, что я тебе говорю, парень!
- А если что сорвется?- беспокоится Мамонт.- Мне дадут по ушам?
- Нет. Я тебя прикрою. Он кивает:
- Все будет сделано, как желает монсеньор! Довольный, я гоню в сторону
западного предместья.
Когда я звоню в ворота, два дога устраивают большой цирк. Сколько я ни
всматриваюсь, мадемуазель Ж юли нигде не видно; возможно, горилла вышвырнул
ее на улицу, как обычную шлюшку, каковой она, в сущности, и является. Меня
удивит, если ее детишки будут чистокровными боксерами; в их родословной
будут черные пятна, это я вам говорю.
Является амбал и успокаивает псин. Я по-военному приветствую его.
Он сухо кивает; этот малый общителен, как полярный медведь.
- Приготовьте машину хозяина,- приказывает он мне,- Она пыльная...
Я подчиняюсь. Черная машина выглядит весело, как похороны. Я выгоняю ее в
парк и начинаю надраивать куском замши.
Хромированные детали начинают сверкать. Машина действительно шикарная. В
отпуск я бы на ней не поехал, но должен признать, что вид у нее
представительный. Закончив, я сажусь на подножку и закуриваю сигарету. На
парк опускается ночь. На ветках допевают птицы. На бархатном небе высыпают
звезды. Как спокоен мир, когда люди оставляют его в покое! Я думаю о трупе
моего бедного Морпьона. Этот тихий человек умер слишком драматической
смертью. Я думал, что он помрет посреди своих кошек и книжек, от долгой и не
очень мучительной болезни. Но ироничная судьба рассудила иначе.
- Вы готовы?
Это горилла. Он враждебным взглядом косится на мою сигарету.
- Жду,- отвечаю я, бросая окурок в траву. Сев за руль, я подъезжаю к
парадному крыльцу. Мое сердце сильно колотится. Наконец-то я увижу этого
чертова консула! Я выхожу из тачки, открываю заднюю дверцу и с фуражкой в
руке замираю по стойке "смирно", которой позавидовал бы кадровый военный. На
крыльце появляются две фигуры. Одна - безукоризненная, в зеленой форме с
обшитыми шнуром петлицами и золотыми эполетами - принадлежит моему старому
знакомому Вадонку Гетордю; вторая - блондинке, которую я видел в окне.
На ней сосредоточивается все мое внимание. Она одета в белое вечернее
платье, украшенное массивной золотой розой. Она прекрасна и грустна.
Несмотря на макияж, заметно, что у нее заострились черты, под глазами
большие темные круги. Ее светлые волосы имеют слегка пепельный оттенок. Ей
лет тридцать. На мой личный (и придирчивый) вкус, у нее широковаты бедра и
лодыжки, но она все равно полна трогательного шарма. Женщина садится на
заднее сиденье, бросив на меня пристальный взгляд, более глубокий, чем
угольная шахта. Гетордю садится рядом с ней. Я на секунду замираю в
нерешительности.
- Его превосходительство не едет?- спрашиваю.
- Нет,- сухо отвечает секретарь.
Я захлопываю дверцу. Двери в этих лимузинах, как в сейфах, даже толще. Я
сажусь за руль и жду инструкций. Гетордю опускает стекло, отделяющее
пассажиров от шофера.
- В Елисейский дворец!- приказывает он.
Вот так, все просто. Кровь приливает к моим дыркам для мух.
Значит, месье и мадам едут в Елисейский! Это меня немного озадачило.
Почему консул не едет с ними? В каком качестве его заменяет секретарь?
Я трогаю, отягощенный многими тоннами тревожных вопросов.
Проезжая мимо дома Жозефины, я замечаю толстую физиономию Берюрье. Он
смотрит из-за занавески, как дамочка. Надеюсь, у него все пройдет хорошо.
Из-за разделительного стекла я не слышу, что происходит сзади, но
благодаря зеркалу заднего обзора могу тайком наблюдать за парочкой.
Месье и мадам не разговаривают. Молодая женщина забилась в угол машины,
чтобы оказаться как можно дальше от своего спутника; он же, положив руку на
подлокотник, сидит с гордым видом и бросает презрительные взгляды на жителей
предместий, спешащих по тротуарам.
Я проезжаю по Дефанс, потом по авеню Гранд Нейи, через заставу Майо, по
авеню Гранд Арме. Площадь Этуаль, Елисейские Поля во всем их великолепии. На
Рон-Пуэн я сворачиваю направо, чтобы попасть на улицу Фобур Сент-Онорэ, и
вижу Елисейский дворец. Президентское жилище ярко освещено. Перед дверями
вытянулась длинная цепочка шикарных авто, которыми руководят охранники в
парадной форме. Пристраиваюсь в ее хвост. Вот я оказываюсь между послом
одной державы и вице-консулом другой. Мы медленно движемся, и наконец я
впервые в жизни попадаю в парадный двор. Играет военный оркестр. Прибывающих
встречают генералы при всех регалиях. На крыльце я замечаю всех
представителей дипломатического корпуса, кардинала-архиепископа Бостона,
главу японской делегации, апостолического нунция, академиков, адмиралов,
принцев, великого раввина, американского госсекретаря, помощника посла
Великобритании ...
Я в свою очередь останавливаюсь перед ступенями. Военный в форме старшего
офицера открывает дверцу, отдает честь и протягивает моей белокурой
пассажирке руку в белой перчатке. Разряженный охранник делает мне знак
поставить мой гроб на колесиках на специально отведенную стоянку. Я
подчиняюсь. Из огромных окон Елисейского дворца льется свет. Повсюду охрана,
снаружи в военной форме, внутри в штатском. Один из моих коллег (шофер)
подходит к моей горе металлолома.
- Ты Алабания?- спрашивает он меня. Я отвечаю, что да, временно.
- А я Марокко.
Каждый есть то, чем может быть.
- Я знаю одну лазейку, как удрать отсюда. Хочешь пропустить стаканчик?-
предлагает он.
- Не откажусь.
Мы потихоньку сматываемся, гости все продолжают подъезжать, а музыка
играть.
Глава 18
После того как мы выпили четыре стакана божоле в маленьком кафе на улице
Анжу и мой коллега предложил мне сгонять на улицу Божоле попить анжу, я его
оставляю, чтобы звякнуть домой.
Трубку снимает Фелиси. Она кажется сильно взволнованной.
- У нас месье Берюрье и еще несколько человек,- сообщает мне она.- Двое
все в крови. Я их перевязываю...
- Дай мне Берю, ма.
Я приободряюсь. Значит, Толстяк успешно справился со своим заданием.
От его громового голоса у меня дрожит барабанная перепонка.
- А, это ты, Сан-А! Раскрывай уши, у меня есть для тебя сенсационная
новость!
- Какая?
- Я нашел Морпьона.
- Ты что-то заговариваешься, парень. Мы же были вдвоем этой ночью,
когда...
- Да нет, ошибочка вышла. В негашеной извести отдыхает не он, а консул!
- Что?!
- Это чистая правда, корешок. Твой учитель жив и здоров. Ну, насчет
здоров - это я немножко загнул. Ему подбили глаз, не считая того, что с ним
плохо обращались.
- Да рассказывай, черт побери!- взрываюсь я.
