несколько беспокоит. Сдается мне, она обладает какими-то способностями
вроде тех, что имеет ваш клан...
- Ты имеешь в виду путешествие к звездам?
Красное Облако поморщился:
- Я не уверен. Нет, вряд ли. Возможно, это что-то иное. Я ощущаю в
ней определенную странность. Полагаю, я этим и встревожен, хотя у меня нет
на то никакого права. Она обладает такой жаждой знаний, какую я у своего
народа никогда не встречал. Не жажда познать свой мир, хотя это тоже есть,
но стремление познать все и за его пределами. Узнать все, что когда-либо
происходило, все, о чем люди размышляли. Она прочла все книги, которые у
нас есть, а их очень немного...
Джейсон обвел рукой комнату.
- Вот здесь книги, - сказал он, - если она захочет прийти и прочесть.
В подвальных помещениях есть еще, стоят от пола до потолка. Она может
брать какие угодно, но мне бы не хотелось, чтобы они покидали этот дом.
Однажды потеряв, книгу уже нельзя будет заменить.
- Я пришел к тебе, готовый просить, - сказал Красное Облако. - К тому
и вел разговор. Спасибо за предложение.
- Мне приятно, что нашелся человек, который хочет их прочесть. Уверяю
тебя, для меня это честь - делить их с нею.
- Полагаю, - проговорил Красное Облако, - нам тоже следовало бы
позаботиться о книгах, но теперь уже поздно что-либо сделать. Разумеется,
книги еще могли остаться, хотя время, насколько я понимаю, большинство из
них уничтожило. Их погубили грызуны и сырость. А наши люди не решаются
отправляться на поиски. Мы очень не любим древние города. Они такие старые
и заплесневелые, и полны призраков - призраков прошлого, о котором даже
теперь мы не желаем думать. У нас, конечно, есть несколько книг, и мы их
бережно храним, как древнее наследие. И отдаем долг чести прошлому,
каждого ребенка обучая читать, однако для большинства из них это лишь
неприятная обязанность. До Вечерней Звезды лишь немногие стремились к
чтению.
- Не захочет ли Вечерняя Звезда, - спросил Джейсон, - прийти сюда и
пожить с нами? Столько, сколько пожелает. Присутствие молодой девушки
оживило бы дом, а я готов взяться помогать ей советом в выборе книг.
- Я передам ей, - сказал Красное Облако. - Она будет очень рада. Ты,
конечно, знаешь, она называет тебя дядя Джейсон.
- Нет, я не знал, - ответил Джейсон. - Я польщен.
Двое мужчин сидели в молчании, в тишине библиотеки. Часы на стене
громко отсчитывали секунды.
Красное Облако пошевелился:
- Джейсон, ты следил за временем. За тем, сколько прошло лет. У тебя
даже есть часы. Мы же не имеем часов и не вели счет. Не обременяли себя
понапрасну. Мы встречали каждый приходящий день и проживали его сполна. Мы
живем не днями, а временами года. А времена года мы не считали.
- Где-то, - сказал Джейсон, - мы могли потерять день или два, или
день-другой добавить - не могу сказать точно. Но счет мы вели. Прошло пять
тысяч лет. Физически я в том же возрасте, как был мой дед, когда он
впервые начал вести записи. После этого он прожил почти три тысячи лет.
Если я последую той же схеме, то проживу полных восемь тысяч. Конечно, это
кажется невозможным. И как будто даже несколько неприлично человеку
прожить на свете восемь тысяч лет.
- Однажды, - сказал Красное Облако, - мы, может быть, узнаем, отчего
это все - куда исчезли Люди и почему мы так долго живем.
- Возможно, хотя я и не надеюсь. Я вот о чем подумал, Гораций...
- Да?
- Я мог бы собрать партию роботов и послать их, чтобы они расчистили
для вас поля. Они слоняются туг без особого дела. Я, правда, знаю, как вы
относитесь к роботам...
- Нет. Большое спасибо. Мы примем кукурузу и муку, и все остальное,
но мы не можем согласиться на помощь роботов.
- Что, в сущности, вы против них имеете? Вы им не доверяете? Они не
будут там болтаться. Не будут вам докучать. Они просто расчистят поля, а
потом уйдут.
- Рядом с ними мы чувствуем себя неловко, - сказал Красное Облако. -
Они не вписываются в наш уклад. Напоминают, что с нами случилось, когда
пришли белые люди. Когда мы порвали с прошлым, то порвали полностью.
Сохранили всего несколько вещей. Простые металлические инструменты, плуг,
большую хозяйственную предусмотрительность - мы больше не живем, сегодня
пируя, а завтра голодая, как часто бывало до появления белого человека. Мы
вернулись к прежней жизни в лесах, к прежней жизни в прериях. Мы стали
жить, полагаясь только на самих себя; нам надо так и продолжать.
- Кажется, я понимаю.
- Я также не уверен, что мы роботам доверяли, - продолжал Красное
Облако. - Не до конца. Может быть, те, что у вас здесь работают на полях -
они, может, и ничего. Однако я делаю оговорки насчет некоторых из диких. Я
говорил тебе, не так ли, что их много собралось выше по течению реки, на
месте какого-то старого города...
- Да, я помню. Миннеаполис. Вы их видели много-много лет назад. Они
что-то строили.
- Они все так же строят, - сказал Красное Облако. - Мы остановились,
когда спускались по реке, и поглядели - издалека. Их больше, чем
когда-либо, и они по-прежнему строят. Одно огромное здание, хотя на здание
оно не похоже. Роботы не стали бы строить дом, верно?
- Не думаю. Во всяком случае, для себя. Непогода не имеет для них
никакого значения - они сделаны из какого-то сверхпрочного сплава. Он не
ржавеет, не изнашивается, выдерживает практически все. Непогоду, холод,
жару, дождь... им все это нипочем.
- Мы там не задерживались, - продолжал Красное Облако. - И держались
подальше. Смотрели в бинокль, но все равно увидели немного. Пожалуй, мы
были напуганы, чувствовали себя неуютно. И убрались оттуда, как только
посмотрели. Вряд ли там есть какая-то реальная опасность, однако мы не
стали рисковать.
4
Вечерняя Звезда шла сквозь это осеннее утро и разговаривала с
друзьями, которых встречала по пути. Будь осторожен, кролик, когда щиплешь
клевер: рыжая лисица вырыла себе нору прямо за холмом. А ты что
стрекочешь, пушистый хвостик, и топаешь на меня лапкой: мимо проходит твой
друг. Ты обобрала все орехи с тех трех больших деревьев возле ущелья
прежде, чем я успела до них добраться и запасти сама. Ты должна
радоваться, поскольку ты самая счастливая из белок У тебя есть глубокое
дупло в старом дубе, и тебе будет там уютно и тепло, когда придет зима, и
у тебя везде припрятана еда. Цыпка моя, тебе сейчас не время и не место;
почему ты уже здесь, на чертополохе? Тебе еще рано прилетать. Ты
прилетаешь к нам, лишь когда в воздухе закружатся снежные хлопья. Ты
опередила своих собратьев; тебе будет одиноко, пока они не прилетят
следом. Или же ты, как и я, радуешься последним золотым дням перед тем,
как придут холода?
Она шла сквозь утреннее солнце, и вокруг нее золотилось и пламенело
разноцветное великолепие редколесья. Она видела металлически блестевший
золотарник, небесно-голубые астры. Она ступала по траве, когда-то сочной и
зеленой, а теперь побуревшей и скользкой. Она опустилась на колени и
провела рукой по зелено-алому ковру лишайника, пятнами покрывшего старый,
серый валун, и внутри у нее все пело, ибо она была частью всего этого -
да, даже частью лишайника, даже частью валуна.
Она взобралась на вершину гряды, и теперь внизу лежал более густой
лес, покрывавший холмы по берегам реки. Здесь начиналось ущелье, и она
стала спускаться по нему вниз. В одном месте из земли бил родничок, и
девушка шла по ущелью, а где-то рядом, прячась в камнях, бежал и пел
ручеек Ей вспомнился тот, другой, день. Тогда было лето, холмы покрывала
зеленая пена листвы, и на деревьях пели птицы. Она крепко прижала к груди
амулет, который несла, и вновь услышала слова, что сказало ей дерево. Все
это, конечно, очень нехорошо, поскольку женщина не должна заключать
соглашение с предметом столь могучим и величественным, как дерево. Береза,
на худой конец, или тополь, или какое-нибудь другое, поменьше, более
женственное дерево - это, хоть и с неудовольствием, окружающие могли бы
еще понять. Но с ней говорил старый белый дуб - дерево охотника.
Он стоял впереди, старый, в наростах, сучковатый, могучий, но,
несмотря на всю свою толщину и мощь, казался припавшим к земле, словно
готовый к бою. Листья его побурели и начали сохнуть, однако не успели
впасть. Дуб все еще кутался в свой воинственный плащ, хотя некоторые
деревья вокруг уже стояли совсем обнаженные.
Она спустилась к нему по склону и, подойдя, нашла в могучем стволе
дупло, древесина вокруг которого гнила и отслаивалась. Привстав на
цыпочки, она увидела, что в тайнике по-прежнему находится амулет,
положенный туда много лет назад - маленькая куколка из стержня кукурузного
початка, одетая в лоскутки шерстяной материи. Амулет попортился и потемнел
от дождя, просачивавшегося в дупло, однако сохранил свою форму; все еще
был здесь.
Так же стоя на цыпочках, девушка положила в дупло новое приношение,
аккуратно поместив его рядом с первым. Затем отошла.
- Дедушка Дуб, - сказала она, уважительно опустив глаза, - я уходила,
но не забывала о тебе. И долгой ночью, и ярким днем я тебя помнила. Теперь
я вернулась, чтобы сказать, что могу снова уйти, хотя и иным образом. Но я
никогда не покину этот мир полностью, потому что слишком сильно люблю его.
И я всегда буду тянуться к тебе, зная, что ты будешь знать, когда я
протяну к тебе руки, и я буду знать, что на этой земле есть некто, кому я
могу довериться и на кого могу положиться. Я тебе искренне благодарна,
Дедушка Дуб, за ту силу, что ты мне даешь, и за твое понимание.
Она замолчала и подождала ответа, но его не последовало. Дерево не
заговорило с ней, как в тот первый раз.
- Я не знаю, куда отправлюсь, - продолжала она, - или когда, или даже
отправлюсь ли вообще, но я пришла сказать тебе об этом. Чтобы разделить с
тобой чувство, которое не могу разделить ни с кем другим.
Она опять подождала, чтобы дерево ответило, и не услышала слов, но ей
показалось, что могучий дуб встрепенулся, словно пробуждаясь ото сна, и
появилось чувство, будто огромные руки поднялись и простерлись над ее
головой, и нечто - благословение? - снизошло на нее с ветвей дерева.
Она медленно, шаг за шагом, попятилась, не подымая от земли глаз,
затем повернулась и бросилась бежать прочь, вверх по склону холма,
исполненная чувства того неизвестного, что изошло от дерева и коснулось
ее.
Она споткнулась о корень, петлей торчавший из земли, упала руками на
огромный ствол поваленного дерева и уселась на него. Взглянув назад,
старого дуба она уже не увидела: между ними стояло слишком много деревьев.
Вокруг тихо, ничто не шелохнется в подлеске, и птиц не видно. Весной
и летом их было здесь множество, но сейчас девушка не заметила ни одной.
Они либо улетели на юг, либо находились где-то в другом месте, собираясь в
стаи, готовясь к отлету. Внизу, на реке, стаи уток ссорились и шумели на
заводях, а заросли тростника кишели черными дроздами, которые свистящей
бурей взмывали в небо. Но отсюда птицы улетели, и в лесу стояла тишина,
торжественный покой с легким привкусом одиночества.
Она сказала дереву, что, возможно, куда-то отправится, и сейчас
задумалась, то ли сказала, что действительно имела в виду, и знает ли она
сама об этом столько, сколько нужно знать. Иногда казалось, что она
собирается в какое-то другое место - а могло быть и совсем иначе. В ней
жило чувство смутного беспокойства, ожидания, покалывающее ощущение, что
вот-вот произойдет что-то чрезвычайно важное, но она не могла его
