- Похоже, вы все-таки близкие друзья. То есть вы много о нем знаете.
- Нет, не друзья. У него нет близких друзей. Он человек очень симпа-
тичный во многом, но на Харизме он ни с кем не общается. Не могу и не
хочу сказать, что он всех презирает, или ненавидит, или избегает, но об-
щения явно не жаждет. Я ни разу не встречал его в баре Дома Людей, в по-
селке он появляется крайне редко. У него есть полуразвалившийся автомо-
биль, жуткая колымага - как он только ухитряется на ней ездить, я все
время поражаюсь. Купил эту развалюху у кого-то в поселке. Ездит на ней
куда-то, всегда один. Когда отправляется за камнями, машиной не пользу-
ется. Пешком ходит. Как будто ему ничего на свете не нужно, кроме одного
- бродить в одиночку по лесам и сидеть бобылем в своей хижине. А в хижи-
не я у него однажды удосужился побывать - вот тогда-то я убедился в его
мастерстве ювелира. Он меня, правда, не приглашал, я сам явился, но он
вроде бы даже рад был моему приходу. Был вполне гостеприимен. Посидели у
очага, поболтали о том о сем, но мне порой казалось, что он где-то дале-
ко, в каком-то другом пространстве, и что он забыл о моем присутствии.
Вроде бы говорил со мной, а сам в то же время слушал еще кого-то и с
кем-то еще говорил. И опять-таки - не могу вам ни объяснить, как это
происходило, ни доказать. Когда я уходил, он сказал, что был рад моему
приходу, но еще раз зайти не пригласил, и я больше ни разу у него не
был. Сильно сомневаюсь, что решусь еще раз зайти к нему.
- Вот вы сказали, - напомнил Теннисон, - что он не бывает в баре в
Доме Людей. А другие любят там собираться?
- Ну, конечно, - ответил капитан. - У чужаков, наверное, есть другие
места, но люди собираются именно там. И ни один чужак, смею вас уверить,
туда не сунется
- А люди из Ватикана ходят туда?
- Из Ватикана? Вообще я как-то внимания не обращал. Дайте припомнить.
Пожалуй, нет. Нет, не ходят. Они не слишком разгуливают, эти из Ватикана
- и люди, и роботы. Такое впечатление, что они не очень-то общаются с
людьми из поселка. Их немного в Ватикане, и они все держатся вместе. У
большинства людей из поселка работа так или иначе связана с Ватиканом,
может, и не штатная, но там все вертится вокруг Ватикана. Если уж на то
пошло, то можно сказать, что Харизма и есть Ватикан. В поселке живут
несколько чужаков. Они общаются с паломниками. А паломники практически
все до единого - инопланетяне. И мне не приходилось возить ни одного па-
ломника-человека. Да и вообще люди туда почти не летают. В прошлый раз
был один пассажир-человек, но он не был паломником. Он был врачом. Похо-
же, в последнее время мне везет на врачей.
- Не совсем понял, - прищурился Теннисон.
- Ну, тот, предыдущий доктор, он летел на работу в Ватикан. Фамилия
его была Андерсон, молодой парень, нахальный такой, щеголь. Со мной не
слишком церемонился, но я старался с ним не ссориться. Он мне не очень
нравился, но я старался быть с ним вежливым, благо он обременял меня не-
долго. Он должен был сменить старого дока - Истон была его фамилия, он
много лет работал в Ватикане, людей лечил, естественно. Роботам доктора
ни к чему, это понятно. А может, у них тоже есть кто-то вроде врача, я
не знаю. В общем, Истон помер, и Андерсон летел, чтобы занять его место,
поскольку больше докторов в Ватикане не осталось. Ватикан еще до смерти
Истона несколько лет подряд искал врача, роботы же понимали, что Истон -
человек немолодой, долго не протянет. А соблазнить работой на Харизме
врача, да и вообще кого бы то ни было, трудновато. Но как бы то ни было
где-то нашли этого молокососа, и через несколько месяцев после смерти
старого дока я его доставил в Ватикан и теперь страшно рад, что избавил-
ся от него. Так что считайте, что это единственный сотрудник Ватикана,
летавший когда-либо на моем корабле. Они вообще не летают - ни туда, ни
обратно.
- Все-таки интересно, - задумчиво проговорила Джилл, - что все палом-
ники - инопланетяне. Ведь, судя по всему, этот Ватикан должен быть сори-
ентирован на человеческие представления о религии. Заправляют там робо-
ты, а они, по большому счету суррогатные люди. Ну и терминология сама -
№Ватикан¤, №Папа¤. Это же напрямую взято с Земли. Может быть, все-таки
это действительно нечто вроде искаженного христианства?
- Не исключено, - сказал капитан. - Я, честно говоря, никогда не ин-
тересовался. Может быть, в основе и христианство, только на него накру-
чено, наверчено бог знает сколько инопланетянских культов и верований, и
все это приправлено представлениями роботов о религии людей.
- Пусть так, - согласилась Джилл. - Но все равно должны же быть па-
ломники-люди, хоть какой-то интерес со стороны людей, за пределами Про-
екта, я хочу сказать.
- Может, и не должно быть никакого интереса, - высказал предположение
Теннисон. - Люди, покинувшие Древнюю Землю много тысячелетий назад, за-
одно покинули и христианство, оставили его на Земле. Но как бы ни пере-
путалось у них в голове, как бы сильно ни повлияли на них любые другие
культы, все равно что-то должно остаться в памяти, в душе - некое инс-
тинктивное чувство, тяга к религии предков. Если в религии Ватикана есть
элемент ереси, люди могли это уловить, почувствовать и отказаться от та-
кой религии, решить, что она им ни к чему.
- Согласен, - кивнул капитан. - А чужаки, не имея возможности судить
о христианстве, могли найти в нем что-то привлекательное, и неважно, ис-
тинно оно или переврано. Вообще, у меня сильное подозрение, что весь
Проект очень зависит от материальной поддержки инопланетян. Некоторые из
них просто сказочно богаты - настоящие денежные мешки. От них прямо-таки
пахнет деньгами. Правда, другие запахи сильнее,
- Я опять спросила вас про планету, - напомнила Джилл, - и вы мне
опять толком не ответили. Снова мы перескочили на другое.
- Как я уже сказал, она земного типа. Хотя небольшие отличия есть.
Ватикан - единственное поселение. Вся остальная поверхность - нетронутая
природа, похоже, там и карты до сих пор никто не удосужился составить.
Пару раз облетели вокруг планеты на исследовательском катере, и все. Са-
мо по себе наличие единственного поселения на колонизированной планете -
явление не уникальное. На многих пограничных планетах существует
один-единственный поселок, рядом с космопортом. И планета, и поселение,
как правило, называются одинаково. Ну, взять Гастру, к примеру. То же
самое и на Харизме. Самое главное, что о планете никто толком ничего не
знает; кроме Декера, никто носа не высовывает из поселка. А Декер, я ду-
маю, далеко в горы забирался. Гастра, конечно, исследована получше. Но и
там полно необработанной и неизученной земли. На Харизме, похоже, нет
туземной разумной жизни, но это не более чем предположение. Просто ее
там никто не искал, а она там, может быть, есть, только хорошо прячется.
Там есть травоядные; животные и хищники, которые питаются травоядными.
Некоторые из хищников, если верить болтовне в колонии, очень страшные. Я
как-то спросил Декера про них, но он мне ничего не ответил. А я больше
не спрашивал. Ну, а вы, - спросил капитан, обернувшись к Теннисону, -
долго прожили на Гастре?
- Три года, - ответил Теннисон. - Чуть меньше трех лет.
- И попали там в переделку?
- Можно сказать и так.
- Капитан, - вмешалась Джилл. - Вы на себя не похожи. Что это вы взя-
лись выпытывать? Никто не видел, как он попал на корабль. Никто не зна-
ет, что он здесь. Бояться вам нечего, дело это не ваше.
- Если это хоть как-то успокоит вашу совесть, - добавил Теннисон, -
то я могу совершенно честно сказать, что никакого преступления я не со-
вершил. Меня, правда, в этом подозревают. Вот и все. А на Гастре быть
под подозрением означает, что тебя могут запросто пристрелить на месте
без суда и следствия.
- Доктор Теннисон, - торжественно проговорил капитан, - когда мы при-
будем на Харизму, вы можете сойти с корабля в полной уверенности, что мы
с вами никогда ни о чем не говорили. Думаю, так будет лучше для нас обо-
их. Я уже говорил и повторю еще раз: мы, люди, должны держаться друг за
дружку.
Глава 5.
№Самое замечательное время¤, - думал Декер. С ужином покончено, посу-
да вымыта, огонь в очаге полыхает вовсю, дверь в мир закрыта; Шептун
пристроился за столиком в уголке: трудится, шлифует кусок топаза, прине-
сенный домой неделю назад, Декер поудобнее устроился в кресле, стащил с
ног мокасины, забросил ноги на теплый камин очага. Полено, самое
большое, прогорело, и пламя перекинулось на другие, поменьше, разбрасы-
вая во все стороны брызги искр. Огненные язычки вспыхивали и пробегали
по поверхности горящих ветвей, В дымоходе гудело, и этому гулу вторило
завывание ветра в верхушках деревьев, окружавших хижину.
Покачиваясь в кресле, он взглянул в угол, где работал Шептун, но того
не было видно. Шептун порой был виден, а порой - нет. На уголке стола
стоял замысловато ограненный кусок бледно-зеленого жадеита.
№Работа была тяжелая¤, - подумал Декер. Камень выглядел необычно -
человек бы так не обработал его, картина огранки совершенно не соот-
ветствовала законам человеческого мышления и видения: начнешь разгляды-
вать и растеряешься. Наметишь линию, а она тут же переходит в другую;
представишь себе некий образ камня, но он у тебя на глазах рассыпается;
только успеешь подумать, что разгадал загадку огранки, как немедленно
убеждаешься, что ошибся. И так бесконечно, как ни верти камень, с какой
стороны ни разглядывай. Да, можно было запросто провести остаток дней
своих, держа в руках этот камень, рассматривая его, пытаясь понять его
тайну, но так и не находя ответа...
В центре стола стоял большой кристалл топаза. Его обработка немного
продвинулась со вчерашнего дня. Но Декеру никогда не удавалось угадать,
что будет делать Шептун с камнем дальше. Камень время от времени менял-
ся, вот и все. Это не было огранкой в прямом смысле слова, потому что
Шептун работал без инструментов, не было заметно ни крошек, ни пыли, и
все-таки на камне проступали сглаженные, отшлифованные места. Да, конеч-
но, у Шептуна и в помине не было никаких инструментов - он ими не мог
пользоваться и не умел. Он ничем не пользовался - абсолютно ничем. А ра-
бота была налицо. Он умел разговаривать мысленно, телепатически, он умел
изменять очертания камней, он приходил и уходил, он умел быть везде и
нигде одновременно.
Не отводя взгляда от стола, Декер заметил, что там появилось ма-
ленькое облачко сверкающей пыли - это и был Шептун.
- Опять прячешься, - мысленно обратился он к Шептуну.
- Декер, ты же отлично знаешь, что от тебя я не прячусь. Просто ты
меня не всегда видишь.
- А ты не мог бы хоть когда-нибудь появляться как-то более четко? Ну,
скажем, светиться немножко поярче? Вечно ты таишься.
- Обижаешь, Декер. Вовсе я не таюсь. Ты же знаешь, что я здесь. Всег-
да знаешь, когда я здесь.
№Это точно¤, - подумал Декер. Он действительно всегда знал, когда
Шептун был здесь. Он чувствовал его присутствие, но как, не смог бы
объяснить даже себе. Ощущение ли, чутье ли, сознание ли - неясно, знание
того, что это крошечное облачко алмазной пыли где-то рядом. Хотя он до-
гадывался, что Шептун - нечто большее, чем скопление пылинок.
Догадывался и вечно мучился вопросом: что же такое на самом деле Шеп-
тун? №Можно было бы спросить, думал Декер. - Можно было бы спросить хоть
сейчас¤.
Но почему-то он чувствовал, что как раз этого вопроса задавать и не
следует. Поначалу ему казалось, что достаточно того, что он думает об
этом, интересуется этим - и Шептун может прочитать его мысли, этот его
немой вопрос - он думал, что все творившееся у него в сознании должно
быть ясно Шептуну. Но прошли долгие месяцы, и он понял, что это не так,
