Оно в почтографе.
Почтограф стоял сбоку от входа. Блейк шагнул к нему и вытащил
торчавший из передней стенки листок бумаги. Записка, выведенная
аккуратным, четким почерком, была краткой и официозной. В ней говорилось:
"Если мистер Эндрю Блейк сочтет удобным для себя связаться с мистером
Райаном Уилсоном из городка Уиллоу-Гроув, он сможет узнать нечто
чрезвычайно полезное".
Блейк осторожно держал бумажку в пальцах. Невероятно, думал он. Это
пахнет мелодрамой.
- Уиллоу-Гроув? - переспросил он.
- Мы посмотрим, где это, - ответил Дом.
- Будьте добры! - проговорил Блейк.
- Ванна сейчас будет готова, - сказал Дом. - Если, конечно, вы
хотите.
- И еду недолго сварить! - крикнула Кухня. - Что желает хозяин?
- Да, поесть-то я, наверное, не прочь, - ответил Блейк. - Как насчет
яичницы с ветчиной и пары ломтиков поджаренного хлеба?
- Мне одинаково легко сделать все, что угодно, - сказала Кухня. -
Гренки с сыром? Омар?
- Яичницу с ветчиной, - заявил Блейк.
- Как быть с обстановкой? - спросил Дом. - Мы неприлично долго не
меняли ее.
- Нет, - устало ответил Блейк, - оставь все как есть. Не трогай
обстановку. Она не имеет большого значения.
- Еще как имеет, - резко произнес Дом. - Существует такая штука,
как...
- Оставь ее в покое, - повторил Блейк.
- Как вам угодно, хозяин, - сказал Дом.
- Сначала поесть, потом - в ванну, - проговорил Блейк. - И спать. У
меня был трудный день.
- А что с запиской?
- Пока не думай о ней. Утром все решим.
- Городок Уиллоу-Гроув находится к северо-западу отсюда, - сказал
Дом. - Пятьдесят семь миль. Мы посмотрели по карте.
Блейк пересек гостиную, вошел в столовую и уселся за стол.
- Вам надо прийти и забрать еду, - завопила Кухня. - Я не могу ее вам
принести!
- Знаю, - ответил Блейк. - Скажешь, как только все будет готово.
- Но вы уже сидите за столом!
- Человек имеет право сидеть там, где пожелает! - вспылил Дом.
- Да, сэр, - откликнулась Кухня.
Дом снова умолк, а усталый до изнеможения Блейк пересел в кресло. Он
заметил, что в комнате мультобои. Хотя, если вдуматься, это даже и не
обои, на что Дом указал Блейку еще в день его приезда сюда.
Появилось такое множество разных новинок, что Блейк часто чувствовал
себя обескураженным.
Обои изображали лес и луга, по которым бежал ручеек. К ручью опасливо
подскочил кролик. Остановившись возле пучка клевера, он сел и принялся
ощипывать цветы. Уши его покачивались из стороны в сторону. Кролик стал
чесаться, склонив голову набок и мягко поглаживая себя длинной задней
лапой. Ручеек искрился в солнечном свете, сбегал с маленьких порогов. По
поверхности воды неслись крапинки пены и опавшие листья. Пролетела и села
на дерево птица. Задрав головку, она запела, но звука не было. Лишь по
дрожащему зобу можно было определить, что птичка поет.
- Включить звук? - спросила Столовая.
- Нет, спасибо. Что-то не хочется. Я бы просто посидел и отдохнул.
Может быть, как-нибудь в другой раз.
Посидеть, отдохнуть, подумать, разобраться. Попытаться понять, что с
ним случилось, как это могло случиться и, конечно же, почему. Определить,
кто он или что он такое, кем был раньше и кем мог стать теперь. Все это
какой-то кошмарный сон наяву, подумал он.
Однако вполне возможно, что утром ему снова будет хорошо. Или
покажется, что все снова хорошо. Будет сиять солнце, и мир зальется ярким
светом. Он пойдет гулять, поболтает кое с кем из соседей по улице, и все
будет в порядке. Может быть, надо попросту забыть обо всем этом, вымести
вон из сознания? Может быть, такое больше никогда не повторится, а если не
повторится, то зачем тревожиться?
Он неловко заерзал в кресле.
- Который час? - спросил он. - Долго ли меня не было?
- Почти два, - ответил Дом. - А ушли вы в восемь или в самом начале
девятого.
Шесть часов, подумал Блейк.
А он помнит не больше двух из них. Что же случилось в остальные
четыре и почему он не может вспомнить то время, которое провел в космосе?
То, что предшествовало его полету в космос? Почему жизнь его должна
начаться с того мига, когда он открыл глаза на больничной койке в
Вашингтоне? Были же другие времена, другие годы. Было у него когда-то и
имя, была и биография. Что же случилось, что же стерло все это?
Кролик кончил жевать клевер и ускакал. Птица сидела на ветке, но
больше не пела. Вниз по стволу дерева бежала белка; в паре футов от земли
она остановилась, молниеносно развернулась и вновь помчалась вверх.
Добравшись до сучка, она немного пробежала по нему, замерла и
заколебалась, возбужденно подергивая хвостом.
Как будто у окна сидишь, подумал Блейк, глядя на лесной пейзаж.
Изображение не плоское, есть у него и глубина, и перспектива, а краски
пейзажа не нарисованы, они такие, словно смотришь на настоящую природу.
Дом до сих пор обескураживал и смущал Блейка, иногда стеснял. В его
фоновой памяти не было ничего такого, что могло бы подготовить его к
подобным вещам. Хотя он вспоминал, что в те туманные времена, которые
предшествовали полному забытью, кто-то (имени он не помнил) раскрыл
загадку гравитации, а применение солнечной энергии стало обычным делом.
Однако Дом не только питался от собственной солнечной электростанции
и летал при помощи антигравитационного приспособления. Он был чем-то
большим, нежели просто домом. Это был робот, робот с введенной в него
программой вышколенного слуги, а иногда в нем, казалось, просыпался
материнский инстинкт. Он заботился о людях, которых приютил. Мысль об их
благополучии прочно засела в его машинном мозгу. Дом болтал с людьми,
обслуживал их, одергивал, хвалил, ворчал на них и баловал их. Он играл
сразу три роли - жилища, слуги и приятеля. Со временем, подумалось Блейку,
человек начнет относиться к своему дому, как к верному любящему другу.
Дом делал для вас все. Кормил, обстирывал, укладывал слать, а дай ему
волю, он бы вам и нос вытирал. Он смотрел за вами, предугадывал любое
желание, а порой создавал вам неудобства своим неуемным усердием. Он
выдумывал всякую всячину, которая, по его мнению, могла бы вам
понравиться, - вроде этих мультобоев (тьфу, да не обои это вовсе!) с
кроликом и поющей птичкой.
Однако к этому надо привыкнуть, сказал себе Блейк. Может быть,
человеку, всю жизнь прожившему в таком доме, привыкать и не нужно. А вот
если ты вернулся со звезд - бог знает, откуда и из каких времен, - и тебя
швырнули сюда, тогда надо привыкать.
- Яичница с ветчиной готова! - громко объявила Кухня. - Идите и
забирайте!
6
Он пришел в себя и обнаружил, что сидит съежившись в совершенно
незнакомом и странном помещении, заставленном предметами искусственного
происхождения, выполненными главным образом из дерева, а также из металла
и ткани.
Его реакция была молниеносной. Он перестроился в пирамиду, форму
твердого состояния, и окружил себя изолирующей сферой. Проверил, есть ли
поблизости энергия, которая нужна ему для обеспечения собственных
жизненных и мыслительных процессов, и обнаружил, что энергии много - целая
волна из источника, нахождение которого определить не удавалось.
Теперь можно приступить к размышлениям. Мысль работала ясно и четко.
Паутинка сонливости больше не мешала думать. Пирамидальное тело обладало
идеальной массой, обеспечивающей ему стабильность и театр мыслительных
операций.
Свои мысли он направил на случившееся с ним: каким образом после
неопределенного промежутка времени, когда он едва существовал, если
существовал вообще, он вдруг вновь стал самим собой, обрел форму и
способность к действиям?
Стоило попытаться вернуться к самому началу, но начала не было,
вернее, какое-то начало проглядывало, но оно было слишком размытым и
неясным. И снова он искал, шарил, бродил по темным коридорам своего
разума, но так и не находил точки, от которой можно было вести твердый и
определенный отсчет.
А быть может, вопрос следовало поставить по-другому: было ли у него
прошлое? Его разум буквально захлестывала пенистая волна с обломками,
приносимыми из прошлого, - обрывки информации, напоминающей фоновую
радиацию вокруг планет. Он попытался упорядочить пену в структуру, но
структуры не выходило, обломки информации никак не хотели состыковаться.
Где же память, в панике подумал он, ведь раньше она была. Возможно, и
сейчас информация есть, но что-то ее заслоняет, прячет, и лишь отдельные
блоки данных выглядывают тут и там, и большей частью их невозможно с
чем-либо соотнести...
Он снова окунулся в мешанину плывущих из прошлого обрывков и обломков
и обнаружил воспоминание о неприветливой скалистой земле с массивным, как
сами скалы, черным цилиндром, уходящим в серое небо на головокружительную
высоту. Внутри цилиндра скрывалось что-то настолько невообразимое,
грандиозное и поразительное, что разум отказывался воспринимать его.
Он поискал смысл воспоминания, хотя бы намек, но не нашел ничего,
кроме образа черных скал и устремленного из них ввысь черного, мрачного
цилиндра.
Неохотно расставшись с этой картинкой, он перешел к следующей, и на
этот раз воспоминание оказалось поросшей цветами лощиной, переходящей в
луг; луг благоухал тысячами ароматов, источаемых цилиндрами полевых
цветов. В воздухе вибрировали звуки музыки, в цветах шумно возились живые
существа, и опять, он знал, во всем этом имелся какой-то смысл, но без
ключа понять его было невозможно, а ключ никак не находился.
Однажды возник еще некто. Другое существо, и он был им, этим
существом, которое улавливало картины и образы, овладевало ими и затем
передавало, и не только образы, но и сопутствующую информацию. Картины,
хоть и перепутанные, все еще хранились в мозгу, зато информация каким-то
образом исчезла.
Он сжался еще больше, все глубже уплотняясь в пирамиду; мозг
разрывали пустота и хаос, и он судорожно попытался вернуться в свое
забытое прошлое, чтобы встретить то, другое существо, которое охотилось за
картинами и информацией.
Но искать было бесполезно. Он не знал, как дотянуться до того,
другого, как прикоснуться к нему. И зарыдал от одиночества - в глубине
себя, без слез и всхлипов, поскольку не умел проливать слезы или
всхлипывать.
Потом он еще глубже зарылся во время и вдруг обнаружил период, когда
еще не было того, другого существа, а он все равно работал с данными и
построенными на данных абстракциями, однако информация и понятия были
бесцветными, а экстраполированные картины - жесткими, застывшими, а порой
и устрашающими.
Бессмысленно, подумал он. Бессмысленно пытаться.
Он так и не разобрался в своих воспоминаниях, он был собой лишь
наполовину и не мог стать целым из-за отсутствия исходного материала.
Ощутив накатывающую на него темноту, он не стал сопротивляться, а дождался
ее и растворился в ней.
7
Блейк очнулся под вопли Комнаты.
- Куда вы ушли? - кричала она на него. - Куда вы ходили? Что с вами
случилось?
Он сидел на полу посреди комнаты, поджав под себя ноги. А между тем
ему следовало бы лежать в кровати. Комната снова завела свое.
- Куда вы ушли? - гремела она. - Что с вами спустилось? Что...
- Ой, да замолчи ты, - сказал Блейк.
Комната замолчала. В окно струился свет утреннего солнца, где-то на
улице щебетала птица. В комнате все было, как обычно, никаких изменений.
