Тот завилял хвостом. Он заюлил, как довольный пес. Но остался на
месте.
Блейн отошел от окна и сел на край кровати.
Гарриет должна помочь мне. А может, шериф отпустит меня раньше, как
только все успокоится. Хотя шериф и не обязан меня отпускать, ношение
оружия - вполне достаточный повод для задержания.
- Дружище, - обратился он к своему жизнерадостному спутнику, -
похоже, тебе придется опять поработать. Нас снова может понадобиться
какой-нибудь финт.
Ведь существо в моем разуме уже продемонстрировало один финт - финт
со временем. Или обменом веществ? Неизвестно, то ли я двигался тогда
быстрее, чем все остальные, то ли время замедлилось для всего остального,
кроме меня.
По улице, кашляя, протарахтел допотопный автомобиль. Где-то щебетали
птицы. Да, попал в историю, признался себе Блейн, серьезную историю.
Сидящие на ступеньках мужчины продолжали ждать, изо всех сил стараясь
показать, что здание суда их нисколько не интересует. Все это начинало
Блейну нравиться все меньше и меньше.
Дверь в кабинете шерифа открылась и снова захлопнулась, послышались
шаги. Голоса звучали неразборчиво, и Блейн не стал прислушиваться. Чем
может помочь, если я что-то подслушаю? И вообще, может ли мне что-то
помочь?
Неторопливой поступью, чеканя шаги, шериф пересек кабинет и вышел в
коридор.
Блейн поднял глаза и увидел его, стоящего перед камерой.
- Блейн, - сказал шериф, - пришел отец, чтобы поговорить с тобой.
- Какой отец?
- Святой отец, язычник. Пастырь нашего прихода.
9
Войдя в камеру, священник замигал, стараясь привыкнуть к полумраку.
Блейн встал.
- Я рад, что вы пришли, - сказал он. - К сожалению, самое большее,
что я могу предложить, это присесть здесь на нарах.
- Ничего, - ответил священник. - Меня зовут отец Фланаган. Надеюсь, я
не помешал?
- Ни в коей мере. Рад вас видеть.
Покряхтывая от натуги, отец Фланаган опустился на край койки. Это был
пожилой тучный человек с добрым лицом и морщинистыми, скрюченными артритом
руками.
- Садись, сын мой. Надеюсь, что не отвлек тебя. Сразу хочу
предупредить, что я постоянно влезаю в чужие дела. Видимо, причиной тому -
моя паства, большинство из которой, независимо от возраста, большие дети.
О чем бы ты хотел побеседовать со мной?
- О чем угодно, - ответил Блейн, - кроме разве религии.
- Ты не веришь в бога, сын мой?
- Не особенно, - ответил Блейн. - Обычно размышления на эту тему
приводят меня в замешательство.
Старик покачал головой:
- Наступили безбожные дни. Теперь стало много таких, как ты. Меня это
беспокоит. И святую Церковь-мать тоже. Мы живем в тяжелые для духа
времена. Люди больше предаются боязни зла, чем созерцанию добра. Ходят
разговоры об оборотнях, злых духах и чертях, хотя все это еще сто лет
назад казалось вздором.
Тяжеловесно развернувшись, он уселся боком, чтобы лучше видеть
Блейна.
- Шериф сказал мне, что ты из "Фишхука".
- Думаю, отрицать это бесполезно, - ответил Блейн.
- Мне никогда еще не приходилось говорить с людьми из "Фишхука", -
слегка запинаясь, как будто беседовал скорее с собой, чем с Блейном,
произнес старый священник. - До меня доходили только слухи, а истории о
"Фишхуке", которые я слышал, поразительны и невероятны. Одно время тут жил
торговец, его факторию потом сожгли - но я так и не побывал у него. Люди
бы меня не поняли.
- Судя по тому, что произошло сегодня утром, я тоже думаю, что не
поняли бы, - согласился Блейн.
- Говорят, что у тебя паранормальные...
- Это называется парапсих, - поправил его Блейн. - Будем называть
вещи своими именами.
- Ты и правда таков?
- Не понимаю, чем вызван ваш интерес, святой отец.
- Только познавательными соображениями, - ответил отец Фланаган, -
уверяю, чисто познавательными. Кое-что из этого интересует лично меня. Ты
можешь говорить со мной так же свободно, как на исповеди.
- Когда-то, - сказал Блейн, - науку подозревали в том, что она
скрытый враг всех религиозных догм. Сейчас повторяется тоже самое.
- Потому что люди снова боятся, - произнес священник. - Они запирают
двери на все запоры. Они не выходят по ночам. На воротах и крышах своих
домов рисуют кабалистические знаки и заметь, вместо святого креста -
кабалистические знаки. Они шепотом говорят о таких вещах, о которых никто
не вспоминал со времен средневековья. В глубине своих невежественных душ
они трясутся от страха. От их древней веры мало что осталось. Конечно, они
исполняют обряды, но по выражению лиц, по разговорам я вижу, что делается
у них на душе. Они потеряли простое искусство верить.
- Нет, святой отец, просто они очень растерянные люди.
- Весь мир растерян, - сказал отец Фланаган.
И он прав, подумал Блейн: весь мир в растерянности. Потому что мир
лишился кумира и, несмотря на все старания, никак не может найти другого.
Мир лишился якоря, на котором он держался против бурь необъяснимого и
непонятного, и теперь его несет по океану, не описанному ни в одной лоции.
Одно время кумиром была наука. Она обладала логикой, смыслом,
абсолютной точностью и охватывала все - от элементарных частиц до окраин
Вселенной. Науке можно было доверять, потому что она прежде всего была
общественной мудростью человечества.
А потом настал день, когда Человек со всей его пресловутой техникой и
всемогущими машинами был вышвырнут с небес назад на Землю. В тот день
божество науки утратило часть своего ослепительного блеска, и чуть ослабла
вера в него.
Когда же Человек сумел достичь звезд без помощи каких-либо машин,
культ механизмов окончательно рассыпался в прах. Наука, техника, машины
все еще существовали, играли важную роль в повседневной жизни, однако им
больше не поклонялись.
Человек лишился своего бога, Но Человек не может жить без идеалов и
целей, ему надо поклоняться какому-то абстрактному герою. А тут
образовался вакуум, невыносимая пустота.
В эту пустоту, несмотря на всю свою необычность, идеально вписывалась
паранормальная кинетика. Наконец-то появилось объяснение и оправдание всем
полубезумным культам; наконец пришла надежда на конечное исполнение всех
чаяний; наконец родилось нечто достаточно экзотичное, или что можно было
сделать достаточно экзотичным, чтобы удовлетворить человеческие эмоции во
всех их глубине, - что никогда не было под силу простой машине.
Наконец-то человечество - слава тебе, господи! - овладело магией.
Мир охватил колдовской бум.
Как обычно, маятник качнулся слишком далеко и теперь несся в обратную
сторону, распространяя по земле ужас и панику.
И опять Человек потерял кумира, а взамен приобрел обновленные
суеверия, которые, подобно вздымающейся волне, понесли его во мрак второго
средневековья.
- Я много размышлял по этому поводу, - сказал отец Фланаган. - Мимо
подобной темы не может пройти даже такой недостойный слуга церкви, как я.
Все, что касается души человеческой, интересует Церковь и папу.
Как бы в признательность за искренность Блейн слегка поклонился,
однако с долей обиды заметил:
- Так, значит, вы пришли меня изучать. Вы пришли меня допрашивать.
- Я молил бога, чтобы ты так не подумал, - печально произнес старый
священник. - Видимо, у меня ничего не вышло. Я шел к тебе, надеясь, что ты
сможешь помочь мне, а через меня - церкви. Ведь церкви, сын мой, тоже
иногда нужна помощь. А ты - человек, умный человек - часть загадки,
которую мы не можем разрешить. Я думал, ты мне в этом деле поможешь.
- Ну что ж, я согласен, - помолчав, ответил Блейн. - Хотя и не думаю,
что от этого будет какая-то польза. Вы заодно со всем городом.
- Не совсем так, сын мой. Мы ни благословляем, ни осуждаем. Мы пока
слишком мало знаем об этом.
- Я расскажу о себе, - сказал Блейн, - если это вас интересует. Я
путешественник. Путешествовать по звездам - моя работа. Я забираюсь в
машину, собственно, даже не в машину, а в своеобразное символическое
приспособление, которое позволяет мне высвободить разум, а может, даже
подталкивает мой разум в нужном направлении. Она помогает
ориентироваться... Нет, святой отец, обычными, простыми словами этого не
объяснить, получается бессмыслица.
- Я без усилий слежу за твоим рассказом.
- Так насчет ориентации. Описать это языком слов невозможно. В науке
принято объясняться языком математики, но это и не математика. Суть в том,
что ты знаешь, куда тебе надо попасть, и там и оказываешься.
- Колдовство?
- Да нет же, черт побери, простите, святой отец. Нет, это не
колдовство. Стоит раз понять это, ощутить, и оно становиться частью тебя,
все оказывается легко и просто. Делать это так же естественно, как дышать,
и так же просто, как падать со скользкого бревна. Представьте...
- Мне кажется, - перебил отец Фланаган, - не стоит останавливаться на
технических деталях. Лучше скажи мне, каково это: быть на другой планете?
- Ничего особенного, - ответил Блейн. - Обычно я чувствую себя так
же, как, скажем, сейчас, когда я сижу и беседую с вами. Только поначалу -
самые первые несколько раз - ты ощущаешь себя до непристойности
обнаженным: один разум без тела...
- И разум твой бродит повсюду?
- Нет. Хоть это и возможно, конечно, но не бродит. Обычно стараешься
не вылезать из механизма, который берешь с собой.
- Механизма?
- Записывающая аппаратура. Этот механизм собирает все данные и
записывает их на пленку. Становится ясна вся картина полностью. Не только
то, что видишь сам, - хотя ты, в принципе, скорее не видишь, а ощущаешь, -
а все, абсолютно все, что только можно уловить. Теоретически, да и на
практике тоже, машина собирает информацию, а разум служит только для ее
интерпретации.
- И что же ты там видел?
- На это потребовалось бы больше времени, чем есть в моем или в вашем
распоряжении, святой отец, - рассмеялся Блейн.
- Но ничего такого, что есть на Земле?
- Редко, потому что планет типа Земля не так уж много. Среди общего
числа, естественно. Но планеты земного типа вовсе не единственная наша
цель. Мы можем бывать везде, где сможет функционировать машина, а она
сконструирована так, что работает практически всюду...
- И даже в ядре какого-нибудь солнца?
- Нет, машина бы там не выдержала. А разум, я думаю, смог бы. Но
таких попыток еще не делалось. Конечно, насколько знаю я.
- А что ты ощущаешь? О чем думаешь?
- Я наблюдаю, - ответил Блейн. - Для этого я и путешествую.
- А не кажешься ты себе господином всего мира? Не приходила ли тебе
когда-нибудь мысль, что Человек держит всю Вселенную в ладонях рук своих?
- Если вы говорите о грехе гордыни и тщеславия, то нет, никогда.
Иногда чувствуешь восторг при мысли о том, куда забрался. Часто тебя
охватывает удивление, но чаще ты в растерянности. Все вновь и вновь
напоминает о том, сколь ты незначителен. А иногда даже забываешь, что ты -
человек. Просто комок жизни - в братстве со всем, что когда-то
существовало и когда-либо будет существовать.
- А думаешь ли ты о боге?
- Нет, - ответил Блейн. - Такого не было.
- Плохо, - произнес отец Фланаган. - И это меня пугает. Быть где-то в
полном одиночестве...
- Святой отец, я ведь с самого начала объяснил, что не склонен
исповедовать какую-либо религию. Я сказал об этом откровенно.
Некоторое время они сидели, глядя друг на друга, разделенные
пропастью непонимания. Как будто мы из разных миров, подумал Блейн. Со