- Джей, мне не до шуток.
- А я не шучу. Пропал один мой сосед - старик. Я участвовал в его
поисках.
- Нашли?
- Нет.
- Жаль, - сказала Энн. - А что, симпатичный человек?
- В высшей степени.
- Может, вы его еще найдете?
- Возможно, - ответил Виккерс. - Что тебя так взволновало?
- Помнишь, о чем говорил Крофорд?
- Он о многом говорил.
- Я имею в виду прогноз на ближайшее будущее. Помнишь?
- Боюсь, что нет.
- Он сказал, что очередь за одеждой. Платья за пятьдесят центов.
- Теперь припоминаю.
- Так вот, это произошло.
- Что произошло?
- В продажу поступили такие платья. Правда, не по пятьдесят центов, а
по полтора доллара.
- Ты уже купила себе?
- Нет, Джей, мне стало страшно. Я шла по Пятой авеню и увидела в
витрине табличку, совсем скромную табличку, где было написано, что здесь
за полтора доллара можно купить платье, сшитое на манекенщицу. Джей, ты
когда-нибудь видел на Пятой авеню платья за полтора доллара?
- Нет, никогда.
- Это было такое красивое платье, - говорила Энн. - Оно все
переливалось. И это были не блестки и не нити, блестела сама ткань. Словно
живая. А цвет... Джей, это было самое красивое платье, которое я
когда-либо видела, и я могла купить его всего за полтора доллара. Но не
решилась. Я вспомнила слова Крофорда и у меня по спине поползли мурашки.
- Жаль, - усмехнулся Виккерс. - Успокойся и возвращайся туда завтра
утром, может, оно еще не продано.
- Но речь идет совершенно о другом, неужели ты не понимаешь, Джей?
Подтверждаются слова Крофорда. Значит, он говорил всерьез и заговор
действительно существует, и мир находится в отчаянном положении.
- А что же ты хочешь от меня?
- Не знаю, Джей. Я подумала, что тебя это заинтересует.
- Меня это очень интересует, - ответил Виккерс.
- Джей, что-то происходит.
- Успокойся, Энн. Конечно, что-то происходит.
- Но что, Джей? Крофорд явно не все сказал.
- Я сам не знаю что, но что-то небывалое. Это выше нашего понимания.
Мне надо поразмыслить над этим.
- Джей, - сказала она, в ее голосе уже не было прежней тревоги, - мне
стало лучше. Я рада, что поговорила с тобой.
- Пойди завтра утром в магазин и купи охапку этих полуторадолларовых
платьев. Только приходи пораньше, до толпы.
- До толпы? Не понимаю.
- Послушай, Энн. Как только эта новость станет известна, Пятую авеню
запрудит такая толпа любителей дешевых распродаж, какой ты никогда не
видела.
- Ты прав, Джей. Ты позвонишь мне завтра?
- Позвоню.
Они попрощались, и Джей повесил трубку. Некоторое время он стоял на
месте, размышляя, что делать дальше. Следовало приготовить обед, сходить
за газетами, просмотреть почту.
Он вышел наружу и по дорожке дошел до почтового ящика. Перебрал пачку
лежавших там писем, но уже стало темно и трудно было разобрать
отправителей. "Проспекты, - подумал Виккерс, - и счета, месяц только
начался, а их уже куча".
Он вернулся в дом, зажег настольную лампу и положил письма перед
собой. Здесь же все еще лежали обломки, которые он подобрал с пола прошлым
вечером. Глядя на них, он не верил, что все случилось только накануне, ему
казалось, что с того момента, как он швырнул пресс-папье и разбитые детали
градом посыпались на пол, прошло уже очень много времени.
Он стоял на том же месте, что и вчера, и чувствовал - разгадка совсем
рядом, но не знал, где ее искать.
Снова зазвонил телефон. Это был Эб:
- Ну, что вы скажете?
- Не знаю, что и подумать, - ответил Виккерс.
- Он определенно в реке. Где ему еще быть? Я сказал об этом шерифу.
Завтра с восходом солнца они начнут тралить реку.
- Не знаю, - проговорил Виккерс, - может, вы и правы, но не думаю,
что он умер.
- Почему?
- По правде говоря, у меня нет никаких оснований считать его живым. Я
сказал бы - просто предчувствие.
- Я звоню вам, - сказал Эб, - чтобы сообщить о получении вечмобилей.
Они прибыли после обеда. Все же вам нужна такая машина.
- По правде говоря, Эб, я серьезно не думал о ней, но, возможно, я и
заинтересуюсь.
- Я подгоню вам одну завтра утром. Посмотрите, попробуйте. Может, она
вам понравится.
- Ладно, - согласился Виккерс.
- Тогда договорились. До завтра.
Виккерс вернулся к столу и взял письма. Счетов не было. В шести
конвертах оказались проспекты, а на седьмом адрес был написан угловатыми
буквами.
Он вскрыл конверт. Внутри лежал тщательно сложенный белый лист.
Виккерс развернул его.
Дорогой Виккерс!
Надеюсь, поиски моей персоны не слишком вас утомили.
Я прекрасно понимаю, что мои действия причинят некоторые хлопоты
милым жителям нашего славного городка, но я уверен - они все проделают не
без удовольствия.
Я полагаюсь на вас и убежден, что вы не скажете о письме соседям.
Уверяю вас, что нахожусь в здравом уме и мои действия продиктованы
необходимостью.
Пишу вам по двум причинам. Во-первых, успокоить вас по поводу моей
судьбы. А во-вторых, позволю себе во имя нашей дружбы дать вам совет, хотя
вы и не спрашивали его.
Мне кажется, что вы слишком поглощены работой и вам следует несколько
дней отдохнуть. Возможно, пребывание в стране вашего детства и прогулки по
местам, где вы бродили мальчишкой, помогут вам разобраться в сложившейся
ситуации и на многое откроют глаза.
Искренне ваш Гортон Фландерс
15
"Не поеду, - подумал Виккерс. - Незачем мне возвращаться в страну
своего детства. Нечего там делать после стольких лет".
Однако стоило ему закрыть глаза, и прошлое тут же всплывало перед его
мысленным взором: желтоватая глина залитых дождем полей; белые от пыли
дороги, петляющие по долинам и перевалам; почтовые ящики на верхушках
покосившихся столбов; тощий скот, бредущий по выбитой копытами дороге;
запаршивевшие собаки, которые выскакивали из конуры и долго лаяли вслед
каждому проезжавшему мимо фермы автомобилю.
Если я вернусь, все начнут спрашивать, зачем я приехал и как идут мои
дела, думал он. Буду слышать: "Жаль твоего отца - хороший был человек".
Они, как обычно, будут сидеть на перевернутых ящиках возле единственного
деревенского магазинчика, жевать свой табак, сплевывать на тротуар, искоса
поглядывать на него и говорить: "Значит, ты пишешь книги. Надо бы почитать
хоть одну".
И я пойду на кладбище и постою несколько минут со шляпой в руках
перед могильной плитой, прислушиваясь к шороху ветра в соснах, растущих у
ограды, и думая, что мог бы совершить что-то такое, чем бы они гордились и
о чем могли бы рассказать соседям - но, увы...
Я снова пройду по знакомым с детства дорогам, остановлю машину возле
ручья, перелезу через ограду из колючей проволоки, найду омут, в котором
ловил голавлей, но ручей окажется струйкой воды, омут - ямой, и уже не
будет унесенного весенним разливом дерева, на котором я так любил сидеть.
А холмы покажутся мне одновременно чужими и знакомыми, и я буду силиться
понять, что изменилось, и чем больше стану думать об этом, тем сильнее
охватит меня тоска одиночества. И тогда останется одно - бегство. Я до
отказа выжму педаль акселератора, вцеплюсь в руль и постараюсь забыть обо
всем.
А потом обязательно доберусь до большого кирпичного дома с колоннами
и ложными окнами. Проеду медленно мимо и увижу, что ставни давно не
закрываются, со стен осыпалась штукатурка, а розы, которые росли вдоль
решетки, погибли суровой снежной зимой.
Не хочу туда возвращаться, сказал он себе. Ни за что не хочу...
А если...
Ведь многое может проясниться и стать на свои места, так считал
Фландерс.
Но что я должен увидеть?
А вдруг там, в стране моего детства, существует какой-то тайный
символ, на который прежде я не обращал внимания и который поможет во всем
разобраться?
А может, эти домыслы не имеют под собой никакой почвы? Существует ли
связь между Гортоном Фландерсом, с его потертым костюмом и смешной
тростью, и тем, о чем говорил Крофорд, описывая загнанное в угол
человечество?
Доказательств такой связи не было.
Однако Фландерс исчез и написал ему письмо.
Разобраться, писал Фландерс, открыть глаза. Может, он имел в виду его
писательское мастерство. Ведь писатель должен наблюдать жизнь взглядом,
который не застилают ни предрассудки, ни тщеславие, а у него просто
притупилась острота зрения.
Виккерс прижал рукопись ладонью и ласково провел большим пальцем по
ее обрезу. "Как мало сделано, - подумал он. - Сколько работы еще
предстоит". За последние два дня не прибавилось ни строчки. Два дня
впустую.
Чтобы написать хорошую книгу, надо спокойно сидеть на месте,
собравшись с мыслями, отгородиться от мира сплошной стеной, пропускающей
этот мир небольшими, тщательно отобранными порциями, годными для анализа и
изображения с безошибочной ясностью и точностью.
"Спокойно", - сказал он себе. Но как можно оставаться спокойным, если
тебя мучают тысячи вопросов и разрывают сомнения?
Полуторадолларовые платья, полуторадолларовые платья в магазине на
Пятой авеню!
Существовало что-то, что он упустил. Еще раз...
Сначала была девчушка, которая пришла позавтракать с ним, затем он
прочел газету. Потом он пошел за машиной, и Эб рассказал ему о вечмобиле;
его машина оказалась неотремонтированной, и он отправился на остановку
автобуса, а там ему встретился Фландерс, и они вместе рассматривали
витрину нового магазина, и Фландерс сказал...
Минутку... Он отправился на угол, к аптеке, чтобы сесть в автобус...
На слове "автобус" он запнулся, что-то здесь было...
Он вошел в автобус и уселся возле окна. Рядом с ним всю дорогу никого
не было. Так в одиночестве он и доехал до города.
"Вот оно", - подумал он и в тот же момент почувствовал одновременно и
облегчение и ужас. Как он мог забыть? Теперь он знал, что надо сделать.
Он вернулся к столу, открыл верхний левый ящик и методично перебрал
его содержимое. Он обшарил и другие ящики, но не нашел того, что искал.
"Тетрадь где-то лежит, не может быть, чтобы я выбросил ее".
Вероятно, на чердаке. В одном из ящиков.
Он взобрался вверх по лестнице и зажмурился от резкого света голой
лампы, подвешенной к потолку. Воздух на чердаке был холодный, а стропила
напоминали зубы чудовищной, готовой вот-вот сомкнуться челюсти, и от этого
ему стало не по себе.
Виккерс добрался до ящиков, задвинутых под самую крышу. В котором же
из трех лежит нужная тетрадь?
Он начал с ближайшего и, разобрав его до половины, под парой старых
охотничьих сапог, которые ему так и не удалось отыскать прошлой осенью,
нашел эту свою старую записную книжку.
Он открыл ее, перелистал и остановился на нужной странице.
16
Наверное, прошли годы, прежде чем он обратил внимание на один
странный факт.
Но, даже обратив на него внимание, он вначале не задумывался над ним.
Потом занялся наблюдением всерьез.
Целый месяц он скрупулезно вел записи. И когда подозрения
подтвердились, пытался убедить себя в том, что у него просто разыгралось
воображение. Но записи неумолимо показывали - за фактами что-то крылось.
Дела обстояли намного хуже, чем ему казалось вначале, - подобными
фактами изобиловали многие периоды его жизни. И по мере накопления данных
его все больше и больше поражало, что прежде он ничего не замечал, хотя
это должно было броситься в глаза с самых первых дней.
Все началось с того, что в автобусе рядом с ним никто не садился. Жил
