"Вот я и совершил промашку, - сказал он себе. - Теперь она представит
дело так, будто это мои слова, а не ее. Все соседи будут знать, что это я
назвал идею клуба ребячеством".
Но слова Виккерса, казалось, не задели ее.
- Если у человека каждая минута на счету, то наша затея, может, и
покажется ему ребячеством. Однако специалисты считают, что такой клуб -
прекрасное средство занять себя вне дома.
- Не сомневаюсь, - сказал Виккерс.
- Нужно много работать. Когда вы выбираете эпоху, в которой хотели бы
жить, надо все о ней читать, все выискивать и день за днем вести дневник;
со всеми подробностями, а не одной-двумя фразами описывать свое ежедневное
воображаемое времяпрепровождение, чтобы всем было интересно это слушать.
- В истории было много увлекательных эпох, - сказал Виккерс.
- Как приятно слышать это, - воскликнула миссис Лесли. - Вы не можете
указать мне одну из них? Например, какую бы эпоху выбрали вы сами, мистер
Виккерс?
- Простите меня. Я никогда не задумывался над этим.
- Но вы же сказали, что их много.
- Конечно. И все же, если хорошенько подумать, наша эпоха не менее
увлекательна, чем другие.
- Но сейчас ничего не происходит.
- Напротив, именно сейчас происходит много интересного, - возразил
Виккерс.
Он испытывал жалость к этим взрослым людям, которые притворялись, что
живут в другом веке, и во всеуслышание заявляли, будто не могут жить в
своем времени. Желанием хоть на мгновение окунуться в затхлое очарование
чужой жизни они прикрывали свою внутреннюю пустоту.
Он вспомнил разговор двух женщин, сидевших позади него в автобусе.
Какое удовлетворение можно получить от воображаемой жизни во времена
Пеписа. Жизнь самого Пеписа была заполнена скитаниями, самыми разными
встречами. Крохотные таверны, где можно получить кусок сыру и кружку вина,
представления, сборища, разговоры далеко за полночь и, наконец, множество
всяких забот, столь же естественных для Пеписа, сколь неестественных для
этих фантазеров.
Их движение стало бегством от действительности, но от чего именно?
Может, от неуверенности в себе? Они жили в повседневном напряжении,
которое не оставляло их в покое ни на минуту, хотя и не перерастало в
страх. Возможно, их мучило постоянное неосознанное сомнение, а такое
состояние духа не могли компенсировать никакие ухищрения технологической
эпохи.
- Мороженое нам уже, наверное, упаковали, - заторопилась миссис
Лесли, беря перчатки и сумочку. - Буду рада видеть вас как-нибудь вечерком
у нас, мистер Виккерс.
Виккерс встал вместе с ней.
- Непременно как-нибудь зайду, - пообещал он.
Он знал, что никуда не пойдет, а она не хотела, чтобы он приходил, но
такова была обязательная формула вежливости.
- Пойдем, Джейн, - сказала миссис Лесли. - Я очень рада, что наконец
познакомилась с вами, мистер Виккерс.
Не дожидаясь ответа, она удалилась. - Дома сейчас все хорошо, -
успела шепнуть Джейн. - Мама с папой помирились.
- Рад за тебя, - сказал Виккерс.
- Папа обещал больше не ухаживать за женщинами, - добавила Джейн.
- Счастлив слышать это, - ответил Виккерс.
Мать окликнула ее через зал.
- Мне надо идти, - сказала Джейн. Она сползла со стула и бегом
бросилась за матерью. Прежде чем скрыться за дверью, девочка обернулась и
помахала ему рукой.
"Бедняжка, - подумал он. - Что ее ждет? Будь у меня такая дочь..." Он
тут же прогнал эту мысль. У него не было дочери. У него была полка с
книгами, его ждала рукопись - его надежда и возможный успех. И вдруг все
показалось ему таким ничтожным, включая и его лишенный смысла успех.
"Книги и рукописи, - думал он, - можно ли только на этом строить жизнь?"
Перед ним, как и перед каждым сейчас, стояла проблема, как жить
дальше. Долгие годы мир находился в страхе перед возможной войной. Вначале
была безысходность, бегство от окружения и от себя, потом чувство
обреченности притупилось, оставив какую-то саднящую ранку в глубине души,
его перестали замечать, сжились с этой ноющей болью...
"И ничего странного нет в появлении фантазеров", - сказал он себе. Он
и сам жил вне действительности со своими книгами и рукописями.
10
Он поискал ключ под цветочным горшком на террасе, но его там не
оказалось. И он вспомнил, что оставил дверь открытой, чтобы Джо мог
попасть в дом.
Он повернул дверную ручку и вошел, на ощупь в темноте добрался до
стола и зажег лампу. Под лампой лежал клочок белой бумаги, на котором
размашистым почерком было написано:
Джей, я все сделал и проветрил дом. Плачу сотенную за каждую
пойманную мышь. Джо
Он услышал шорох и, повернувшись, заметил, что на террасе кто-то
покачивается в его любимом кресле-качалке. Зажженная сигарета выписывала в
темноте замысловатые кривые.
- Это я, - раздался голос Гортона Фландерса. - Вы уже поужинали?
- Я перекусил в поселке.
- Жаль, я принес бутерброды и пиво. Я думал, вы будете голодны, и,
зная вашу любовь к стряпне...
- Спасибо, - сказал Виккерс, - пока я сыт. Может, поедим попозже.
Бросив шляпу на стол, он вышел на террасу.
- Я занял ваше место, - забеспокоился Фландерс.
- Ничего страшного, - ответил Виккерс.
- Какие новости? У меня дурная привычка не заглядывать в газеты.
- Ничего нового. Все те же разговоры о войне.
- Они не прекращаются уже добрых тридцать лет. Но пока все же дело
ограничивалось локальными конфликтами. Правда, мировая война могла
вспыхнуть по меньшей мере раз двенадцать.
- Я как-то никогда об этом не задумывался, мистер Фландерс. Однако,
полагаю, никому не хочется воевать, - сказал Виккерс.
- Так-то оно так, да не всегда стремление к миру позволяет
предотвратить войну. Сколько раз великие державы оказывались перед выбором
- начать войну или уступить. И они всегда уступали. Однако так происходит
лишь последние тридцать лет. Вам не кажется, мистер Виккерс, что появился
какой-то новый фактор?
- Я, пожалуй, не вижу никакого нового фактора. Человек остался
человеком. Люди не всегда воевали. В 1945 году они закончили самую
страшную в истории войну.
- С тех пор возникало немало поводов, вспыхивали местные конфликты,
но не мировая война. Как вы думаете, почему?
- Мне трудно сказать.
- А я считаю, что все дело в появлении нового фактора.
- Может быть, это страх, - заметил Виккерс, - страх перед новыми
ужасными видами оружия.
- Может, и так, - согласился Фландерс, - но страх - удивительное
чувство. Он в равной мере может и вызвать войну, и помешать ей. Однако не
думаю, мистер Виккерс, что страх является единственной причиной
поддержания мира.
- Вы полагаете, существует некий психологический фактор?
- Не исключено, - ответил Фландерс, - как не исключено и
вмешательство.
- Вмешательство? Чье?
- Затрудняюсь ответить на ваш вопрос. Но я уже давно одержим этой
мыслью и не только в связи с последними событиями. Столетие назад с нашим
миром что-то произошло. До тех пор наблюдался медленный прогресс, почти не
менялся образ мыслей. И вдруг до сих пор мелко семенившее человечество
двинулось вперед семимильными шагами. Люди изобрели автомобиль, телефон,
кино, летательные аппараты. Появились радио, телевидение... И четверти
века не понадобилось, чтобы классическая физика уступила место новой форме
мышления. Человеческий разум принял свое невежество как должное,
столкнувшись с атомами и электронами. Появились такие науки, как атомная
физика, квантовая электроника. Физики вдруг набрались храбрости и заявили,
что не знают, почему электроны ведут себя именно так, а не иначе.
- Вы хотите сказать, - прервал его Виккерс, - произошло нечто, что
сбило человека с его пути? Но так случается не впервые. Был ренессанс и
была промышленная революция.
- Я не утверждаю, что это произошло впервые, - ответил Фландерс. - Я
только сказал, что это имеет место. Тот факт, что нечто подобное уже
случалось, только доказывает некую закономерность. Значит, мы являемся
свидетелями какого-то явления. Но кто пришпорил выдохшуюся лошадь
цивилизации и заставил ее галопом рвануться вперед, да так, что она, не
выказывая усталости, не снижает скорости уже добрую сотню лет?
- Вы говорите о вмешательстве, - сказал Виккерс. - И дали волю своей
фантазии. Может, вы думаете, что это какие-нибудь марсиане?
Фландерс отрицательно покачал головой:
- Нет, не марсиане. У меня возникла более общая идея.
Он указал сигаретой на усеянное звездами ночное небо.
- Там должны находиться неисчерпаемые источники знания. Повсюду в
этом пространстве, окружающем нашу Землю, должны жить разумные существа,
об уровне развития их науки мы можем только догадываться. Какая-то часть
знаний, которыми они располагают, может оказаться полезной людям Земли.
- Вы имеете в виду пришельцев?
- Нет, - ответил Фландерс. - Я считаю, что источник знания ждет нас
на месте. Ждет, пока мы сможем добраться до него.
- Но звезды слишком далеко...
- Не исключено, что нам не понадобятся ракеты. Нам не придется
летать, а мы сможем попасть туда с помощью разума...
- Телепатия?
- Возможно, что это ближе к действительности. Разум, который
исследует и ищет; разум, который пытается вступить в контакт с другим
разумом. Если телепатия существует, то расстояния роли не играют - полмили
или световой год, какая разница? Разум не подчиняется физическим законам,
а следовательно, может путешествовать со сверхсветовой скоростью.
Виккерс смущенно засмеялся - он почувствовал, как по затылку ползут
невидимые мурашки.
- Вы шутите, - сказал он.
- Возможно, - согласился Фландерс. - Наверное, я - просто
эксцентричный старик, любящий побеседовать с человеком, который не очень
смеется над его словами.
- А имеются ли какие-либо доказательства применимости и пользы
знаний, о которых вы говорили? Ведь они могут оказаться чуждыми для нас,
потребуют иной логики мышления, будут касаться иных проблем и использовать
иные понятия, которые мы не в состоянии осмыслить.
- В основном вы правы, - сказал Фландерс. - Придется прибегнуть к
какому-то отсеву. Но среди плевел окажутся и зерна. Так, например, если
будет обнаружено средство, исключающее трение, появятся вечно работающие
машины, появятся...
- Минуточку, - нервно воскликнул Виккерс. - К чему вы клоните? Почему
вы говорите именно о вечно работающих машинах? У нас они уже появились.
Утром я говорил с Эбом...
- А! Вечмобиль... Именно его я и имел в виду, мистер Виккерс.
11
Еще долго после ухода Фландерса Виккерс сидел в своем кресле и курил,
рассматривая кусочек неба между оградой и крышей террасы... Он видел
бесчисленные блестки звезд и думал, как трудно, да и вообще возможно ли,
оценить расстояние между ними и время, необходимое, чтобы его преодолеть.
Фландерс был старым человеком, и его потертый пиджак, деревянная
трость и изысканная манера речи наводили на мысль о былых временах. Мог ли
он знать и знал ли о том, что накоплено на далеких звездах?
Подобные разговоры мог вести любой мечтатель. Что он еще сказал?
Что-то о вмешательстве. Но все его рассуждения носят отвлеченный характер.
Фландерс ищет в них убежища от действительности. Туманные рассуждения
помогают ему забыть об унылом существовании.
"Вот и я, - подумал Виккерс, - тоже начал фантазировать. Что я знаю о
жизни этого эксцентричного старика?"
Он встал с кресла и вошел в гостиную. Выдвинул стул, уселся перед
