него раздроблена "голова", переломаны "передние конечности", "грудная
клетка" и "позвоночный столб". Хорошая была машина, сама на скорость
просилась...
Правда, мое правое плечо и грудь испытали, видимо, большую
перегрузку. Правую руку трудно поднять. Наверно, треснули ребра.
Ну вот, все одно к одному. Теперь есть что исправлять в жидкой
схеме "машины-матки" - и не внешнее, а внутри тела. В этом смысле
"Москвич" подвернулся кстати. Сработает на науку..."
Глава пятая
- Выпишите пропуск на вынос трупа.
- А где же труп?
- Сейчас будет. (Стреляется.)
- Привет! А кто же будет выносить?
Из сингапурской легенды
Милиционер Гаевой сидел в дежурке и, изнемогая от чувств, писал
письмо на бумаге для объяснений. "Здравствуйте, Валя! Это пишет вам
Гаевой Александр. Не знаю, помните вы меня или не совсем, а я так не
могу позабыть, как Вы смотрели на меня около танцплощадки при помощи
ваших черных и красивых глаз, а луна была большая и концентрическая.
Дорогая Валя! Приходите Завтра вечером в парк имени тов. Т. Шевченко,
я там дежурю до 24.00..."
Вошел Онисимов, брови у него были строго сведены. Гаевой вскочил,
загрохотав стулом, покраснел.
- Подследственный Кравец доставлен?
- Так точно, товарищ капитан! Доставлен в полдесятого согласно
вашему распоряжению, находится в камере задержаний.
- Проводите.
Виктор Кравец сидел в маленькой комнате с высоким потолком на
скамье со спинкой, курил сигарету, пускал дым в пучок солнечного света
от зарешеченного окна. Щеки его были в трехдневной щетине. Он скосил
глаза в сторону вошедших, но не повернулся.
- Надо бы вам встать, как положено, - укоризненно заметил Гаевой.
- А я себя арестантом не считаю!
- Да вы и не арестант, гражданин Кравец Виктор Витальевич, -
спокойно сказал Онисимов. - Вы были задержаны для выяснения. Теперь
ситуация вырисовывается, и я не считаю необходимостью ваше дальнейшее
пребывание под стражей. Понадобитесь - вызовем. Так что вы свободны.
Кравец встал, недоверчиво глядя на следователя. Тот, в свою
очередь, окинул его скептическим взглядом. Узкие губы Онисимова
дернулись в короткой усмешке.
- Прямой лоб, четкий подбородок, правильной формы нос... одним
словом, темные локоны обрамляли его красивую круглую арбузообразную
голову. У Кривошеина-оригинала были довольно провинциальные
представления о мужской красоте. Впрочем, оно и понятно. (У Кравца
расширились глаза.) А где мотоцикл?
- К-какой мотоцикл?
- "Ява", номерной знак 21-11 ДНА. В ремонте?
- В... в сарае.
- Понятно. Между прочим, телеграмму, - глаза Онисимова зло
сузились, - телеграмму до опыта следовало давать! До, а не после!
Кравец стоял ни жив ни мертв.
- Ладно. Документы вам вернем несколько позже, - продолжал
следователь официальным голосом. - Всего вам хорошего, гражданин
Кравец. Не забывайте нас. Проводите его, товарищ Гаевой.
Матвей Аполлонович после плохо проведенной ночи пришел на работу с
головной болью. Сейчас он сидел за столом в своей комнате, составлял
план действий на сегодня. "1. Отправить жидкость на дополнительную
экспертизу на предмет обнаружения нерастворившихся остатков тканей
человеческого тела. 2. Связаться с органами госбезопасности (через
Алексея Игнатьевича). 3..."
- Разрешите войти? - мягко произнес голос, от которого у Онисимова
продрал мороз по коже. - Доброе утро.
В дверях стоял Кривошеин.
- Меня верно направил дежурный? Вы и есть следователь Онисимов,
который занимается происшествием в моей лаборатории? Очень приятно,
разрешите? - Он сел на стул, вытащил платок, отер блестевшее от пота
лицо. - Утро, а уже такая жара, скажите на милость!
Следователь сидел в оцепенении.
- Стало быть, я - Кривошеин Валентин Васильевич, заведующий
лабораторией новых систем в Институте системологии, - невозмутимо
объяснил посетитель. - Мне, понимаете ли, только сегодня дали знать,
что вы... что органы милиции интересуются этим досадным происшествием,
и я сразу же поспешил сюда. Я бы, разумеется, еще вчера или даже
позавчера представил вам исчерпывающие объяснения, но... (пожатие
плеч) мне и в голову не приходило, что вокруг одного неудачного опыта
разгорится этакий, простите, сыр-бор с привлечением милиции! Вот я и
отлеживался в квартире, будучи после эксперимента несколько не в себе.
Видите ли, товарищ Онисимов... простите, как вас зовут?
- Аполлон Матве... то есть Матвей Аполлонович, - сиплым голосом
молвил Онисимов и прокашлялся.
- Видите ли, Матвей Аполлонович, получилось так: в процессе
эксперимента мне пришлось погрузиться в бак с биологической
информационной средой. К сожалению, бак был укреплен непрочно и
опрокинулся. Я упал вместе с ним, ударился головой о пол, потерял
сознание. Боюсь, что бак при падении задел и моего лаборанта - он,
помнится, в последний миг пытался удержать... Я пришел в себя под
клеенкой на полу. Услышал, что в лаборатории разговаривают люди... -
Кривошеин очаровательно улыбнулся. - Согласитесь, Матвей Аполлонович,
мне было бы крайне неловко в своей лаборатории предстать перед
посторонними в таком, мягко говоря, шокирующем виде - голым, с
разбитой головой. К тому же эта жидкость... она, знаете, щиплется злее
мыльной пены! Поэтому я потихоньку выбрался из-под клеенки, юркнул,
простите, в душевую - обмыться, переодеться... Должен признаться, что
в голове у меня гудело, мысли путались. Я вряд ли даже отдавал себе
отчет в своих действиях. Не помню, сколь долго я находился в душевой,
- помню лишь, что, когда я вышел из нее, в лаборатории никого не было.
И я ушел к себе домой - отлеживаться... Вот в общих чертах все. Если
угодно, я могу дать вам письменное объяснение, и покончим с этим.
- Так, понятно... - Онисимов постепенно овладевал собой. - А
какими же такими опытами вы занимались в лаборатории?
- Видите ли... я веду исследования по биохимии высших соединений в
системологическом аспекте с привлечением полиморфного антропологизма,
- безмятежно возвел брови Кривошеин. - Или по системологии высших
систем в биохимическом аспекте с привлечением антропологического
полиморфизма, как вам будет угодно.
- Понятно... А скелет откуда взялся? - Матвей Аполлонович
покосился на ящик, который стоял на краю его стола. "Ну, погоди!"
- Скелет? Ах да, скелет! - Кривошеин улыбнулся. - Видите ли, этот
скелет мы держим в лаборатории в качестве, так сказать,
учебно-наглядного пособия. Он всегда лежит в том же углу, куда
положили меня, пока я был без сознания...
- А что вы на это скажете?! - И Матвей Аполлонович быстрым
движением снял ящик, под которым стоял слепок головы Кривошеина.
Светло-серые пластилиновые бельма в упор смотрели на посетителя - у
того мгновенно посерело и обмякло лицо. - Узнаете?
Аспирант Кривошеин опустил голову. Только теперь он окончательно
убедился в том, о чем догадывался, но с чем до последнего момента не
хотел смириться: Валька погиб во время эксперимента...
- Не сходятся у вас концы с концами, гражданин... не знаю, как вас
и кто вы! - Онисимов, тщетно сдерживая ликование, откинулся на стуле.
- Вы вчера меня это... мистифицировали, но сегодня не выйдет! Вот
сейчас я вам устрою очную ставочку с вашим сообщником Кравцом, что вы
тогда мне покажете?!
Он потянулся к телефону. Но Кривошеин тяжело положил руку на
трубку.
- Да вы что, позволь... - воинственно вскинул голову Онисимов - и
осекся: напротив него сидел... он сам. Широкоскулое лицо с узкими
губами и острым подбородком, тонкий нос, морщины вокруг рта и у
маленьких, близко посаженных глаз. Только теперь Матвей Аполлонович
обратил внимание на синий, как у него самого, костюм собеседника, на
рубашку с вышитым украинскими узорами воротником.
- Не дурите, Онисимов! Это будет не та ставка - вы просто
поставите себя в неловкое положение. Не далее как двадцать минут назад
следователь Онисимов отпустил на свободу подследственного Кравца из-за
отсутствия улик.
- Так, значит... - Онисимов завороженно смотрел, как лицо
Кривошеина расслабилось и постепенно приобретало прежние очертания; от
щек отливала кровь У него перехватило дыхание. Во многих переделках
приходилось бывать Матвею Аполлоновнчу за время работы в милиции: и он
стрелял, и в него стреляли" - но никогда ему не было так страшно, как
сейчас. - Так вы... это вы?!
- Именно: я - это я, - Кривошеин поднялся, подошел вплотную к
столу. Онисимов поежился под его злым взглядом. - Послушайте, кончайте
вы эту возню! Все живы, все на местах - что вам еще надо? Никакими
слепками, никакими скелетами вы не докажете, что Кривошеин умер. Вот
он, Кривошеин, стоит перед вами! Ничего не случилось, понимаете?
Просто работа такая.
- Но... как же так? - пролепетал Матвей Аполлонович. - Может, вы
все-таки объясните? Кривошеин досадливо скривился.
- Ах, Матвей Аполлонович, ну что я вам объясню! Вы всю технику
сыска применяли: телевидеофоны, дактилоскопию, химические анализы,
восстановление облика по Герасимову - и все равно... даже такую
личность, как Хилобок, не смогли раскусить. Тут уж, как говорится, все
ясно. Преступления не было, за это можете быть спокойны.
- Но ведь... с меня спросят. Мне ведь отчитываться по делу,
отвечать... Как же теперь?
- Вот это деловой разговор. - Кривошеин снова уселся на стул. -
Сейчас объясню как. Запоминайте относительно сходства скелета со мной.
Этот скелет - семейная реликвия. Мой дед со стороны матери, Андрей
Степанович Котляр, известный в свое время биолог, завещал не хоронить
его, а препарировать и передать скелет тем потомкам, которые пойдут по
научной линии. Причуда старого ученого, понимаете? И еще: на скелете
вы, видимо, обнаружили переломы ребер с правой стороны, что, понятное
дело, вызывает сомнения... Так вот: дед погиб в дорожной катастрофе.
Старик обожал гонять на мотоцикле с недозволенной скоростью. Теперь
понятно?
- Понятно, - быстро кивнул Онисимов.
- Так-то оно лучше. Я надеюсь, что эта... семейная реликвия по
закрытии дела будет возвращена ее владельцу. Равно как и прочие
"улики", взятые из лаборатории. Придет время, Матвей Аполлонович, -
голос Кривошеина зазвучал задумчиво, - придет время, когда эта голова
будет красоваться не у вас на столе - на памятнике... Ну, мне пора.
Надеюсь, я вам все объяснил. Возвратите мне, будьте добры, документы
Кравца. Благодарю вас. Да, еще: старшина, коего вы любезно поставили
охранять лабораторию, просит смены. Отпустите его, пожалуйста, сами...
Всего доброго!
Кривошеин сунул документы в карман, направился к двери. Но по
дороге его осенила мысль.
- Послушайте, Матвей Аполлонович, - сказал он, вернувшись к столу,
- не обижайтесь, ради бога, на то, что я вам предложу, но не хотите ли
поумнеть? Станете соображать быстро, мыслить широко и глубоко. Будете
видеть не только улики, но вникать в суть вещей и явлений, понимать
саму душу человеческую! И станут вашу голову посещать замечательные
идеи - такие, что щеки будут холодеть от восторга перед ними...
Понимаете, жизнь сложна, а дальше будет еще сложнее. Единственный
способ оказаться в ней на высоте человеческого положения - это
разбираться во всем. Другого пути нет... И это возможно, Матвей
