быть... А так... - И она разразилась безудержным громким плачем.
- Послушай-ка, - отвечала Гвен. - Перво-наперво надо взять себя в
руки Не так уж и безнадежны наши дела Утром Льюк и Авраам откроют
клетки, дадут нам поесть, а потом выведут в поле, чтобы мы могли
справить нужду. И если все получится, у нас будет возможность слинять из
этого поганого места.
- Неужели ты хочешь бежать от них?! - в ужасе воскликнула Нэнси,
вспомнив, как убили Тома и Хэнка - Нет. У меня на уме кое-что другое. Я
попытаюсь соблазнить одного из братьев. А если получится, то и обоих
сразу. И тогда, если мне удастся дотянуться хотя бы до одного из их
пистолетов, я просто без зазрения совести пристрелю их как бешеных псов.
Нэнси обдумала сей необычный план, все сильнее пугаясь того, чем эта
затея может закончиться.
- Но и ты, Нэнси, тоже должна быть готовой действовать. Постарайся
присмотреть на поле какой-нибудь камень потяжелее или хотя бы палку.
- Я боюсь, Гвен, - чуть слышно прошептала девушка.
- Я тоже, - призналась старшая. - Но если у тебя есть другие
соображения, я их с радостью выслушаю.
- Может быть, кто-то приедет сюда и спасет нас, - робко предположила
Нэнси.
- Интересно, кто же? - горько усмехнулась Гвен.
- Ну.., например, кто будет разыскивать исчезнувших полицейских.
- Нет, на это никак нельзя рассчитывать. И потом, откуда им знать,
что их товарищей надо искать именно здесь? Послушай, Нэнси, что я тебе
скажу: сейчас для нас самое главное - постараться как следует выспаться.
Завтра надо быть со свежей головой и ничего не бояться. Они пока не
убьют нас без крайней необходимости. Мы сейчас представляем для них
огромную ценность - им нужны к Пасхе заранее приготовленные человеческие
жертвы. И мне кажется, что нам надо держаться и действовать вместе.
Нэнси и Гвен закутались в грязное тряпье, лежащее на дне их клеток, и
мысленно пожелали друг другу спокойного отдыха. После этого Нэнси не
переставала молиться, покуда ее не свалил сон от бесконечного повторения
одних и тех же фраз. Спала она плохо, постанывая и все время
переворачиваясь с боку на бок.
Гвен лежала с широко раскрытыми глазами и сквозь решетку
рассматривала потолок. Комната была ярко освещена, даже чересчур ярко -
похитители почему-то остерегались оставлять девушек в темноте. Гвен
старалась не думать сейчас ни о Салли, ни о тех кошмарах, которые ей
пришлось пережить. Теперь она любыми силами должна была выжить, и
вдохновлял ее на это пример собственного, уже покойного ныне, деда. В
свое время он много рассказывал внучке о немецких концлагерях, но она
тогда лишь часть из его историй могла понять. Теперь же, когда весь ужас
приближающейся лютой смерти предстал перед ней, Гвен особенно хотелось
позаимствовать у деда хоть каплю мужества. Из его рассказов она твердо
усвоила одно: там, в концлагерях, удавалось выжить только хитростью и
изобретательностью. Те же, кто лишь молился, не получили ничего от своих
призывов к милости Божьей, и участь таких людей была очень печальной.
Поэтому Гвен понимала, что надо собрать всю решимость и силу воли, чтобы
появилась надежда выбраться из этого ада.
Сейчас Гвен со всей ясностью осознала, как сильно ей хочется
существовать в этом мире. И то, что ей уготована смерть по какой-то
прихоти безумных мракобесов, еще сильнее подстегивало ее желание выжить.
Почти целый год понадобился Гвен, чтобы прийти в себя после развода.
Ее бывший муж Уоррен работал инженером на крупном металлургическом
комбинате. Он успел быстро сделать себе неплохую карьеру, добившись
успеха благодаря ряду внесенных им рацпредложений, которые кое-кто из
начальства считал даже "гениальными". Среди коллег Уоррен пользовался
уважением, и многим казался образцом не только на службе, но и в быту.
Это наполняло его чувством гордости и сознанием огромной важности
своей персоны, особенно после свадьбы. Уоррен чувствовал себя настоящим
супругом, выполняющим свои обязанности от начала и до конца. Еще бы: он
ведь хорошо зарабатывает, не жалеет сил ради благополучия своей семьи...
Естественно, он ожидал, что Гвен будет прекрасно готовить и ухаживать за
ним, как это делали его мать и стареющая незамужняя тетушка, когда он
был еще холостым. Гвен вышла замуж за Уоррена Дэвиса, когда оба они
учились на последнем курсе университета в штате Западная Виргиния, что в
Моргантауне. Гвен должна была стать учительницей начальной школы, а он,
разумеется, готовился к поприщу инженера. Оба получали кое-какую
материальную помощь от родителей, небольшую стипендию, но все равно,
чтобы свести концы с концами, им приходилось брать ссуды в студенческой
кассе, а во время летних каникул подыскивать себе какую-нибудь
работенку. Поэтому Гвен всегда смотрела на их брачный союз, как на
равный. И ее вклад в семейный бюджет был поначалу ничуть не меньше того,
что вносил в него Уоррен. Но чуть не с самых первых дней их совместной
жизни Уоррен ясно дал Гвен понять, что в доме главным должен быть
мужчина. Тем более что полученное образование и дальнейшая успешная
карьера, по мнению Уоррена, автоматически давали ему право на
превосходство во всем. В начале их романа и совместной жизни Гвен даже
не пыталась с ним спорить, решив отложить борьбу за свои права на потом,
если, конечно, в этом будет острая необходимость. Между тем заниматься
домашним хозяйством ей ничто не мешало: на ее плечи легла и готовка, и
мытье посуды, стирка, уборка и все прочее, чем занимаются обычно
домохозяйки. А ведь она, кроме того, Должна была продолжать и
заканчивать образование, а потом искать работу и учить детей в школе.
Уоррен же и пальцем не прикасался к домашней работе. Его оценки в
университете были выше, чем у Гвен, к тому же все прекрасно понимали,
что инженеры зарабатывают куда больше учителей начальных школ. Может,
именно поэтому Гвен так подавляла в себе любые сомнения насчет их
совместной жизни и не думала даже перечить его главенству в семье.
Вскоре после выпускных экзаменов Гвен забеременела, и это поставило
точку на ее учительской карьере. Правда, она не оставляла попыток
подыскать себе место хотя бы на время, но все было безрезультатно. И
следующей весной у нее родилась дочка, которую назвали Эми. К этому
времени Уоррен уже работал на металлургическом комбинате, и его
жизненные интересы все сильнее замыкались на служебных обязанностях.
Гвен же беспрестанно хлопотала по дому и была так занята малышкой, что,
к сожалению, слишком поздно заметила перемены в муже. Может быть, ей и
не стоило так торопиться с первенцем, но она считала, что ребенок только
укрепит их союз. К тому же Уоррен и сам настаивал, чтобы она ни в коем
случае не шла на аборт. Слишком поздно осознала Гвен, что в ее возрасте
рановато обременять себя ролью матери, а для ее бурной и кипучей натуры
пока больше подошла бы ежедневная работа в школе, постоянное общение с
людьми, дружеские вечера, походы в театры и кино.
Нет, Уоррен, конечно, был без ума от своей девочки. Слава Богу, хоть
с этим проблем не возникло. Но с каждым днем его поведение все сильнее
настораживало молодую мать и супругу: муж становился угрюмым,
эгоистичным, чересчур требовательным и неуступчивым. Уоррен беспрестанно
хвастался перед ней и их общими знакомыми своими выдающимися научными
достижениями и быстрым продвижением по службе. И чем дальше, тем больше.
Вскоре он окончательно перестал считать ее равной. Конечно, это
чувствовалось и раньше. Но теперь его отношение к жене, как к низшей по
положению, стало принимать прямо-таки угрожающий размах. Когда же
наконец Гвен пришлось сознаться себе в этом, она решилась на неожиданный
выход - полностью погрузиться в домашнюю рутину. Увлечься походами по
магазинам, готовкой, стиркой, развлечением его приятелей и сослуживцев
и, конечно, все свободное время отдавать дочери'. Правда, Уоррен, надо
признать, был довольно сносным отцом; и когда он находился дома и не был
занят своими делами, он мог какое-то время даже посидеть с Эми. Но и это
стало постепенно тревожить Гвен. Потому что теперь ей начало мерещиться,
будто, проводя часы или даже минуты с дочерью, он тем самым просто
избегает общения с самой Гвен.
Снова подозрения, сомнения... А вдруг ей все это просто кажется?
Может, это ее излишняя мнительность начинает проступать наружу в столь
извращенной форме?.. Неужели так должна заканчиваться любая супружеская
жизнь? Или все дело тут в ней самой - может быть, не стоило так
торопиться с браком, да еще сразу рожать?
И все же ни ее опасения, ни подозрения и сомнения никогда не
обсуждались супругами открыто. Хотя каждый из них чувствовал, что
семейная жизнь начинает давать трещину, всем друзьям они по-прежнему
казались счастливой парой, и каждый переживал назревающий раскол в
одиночку. Все чаще и чаще по вечерам они просто говорили друг другу
"спокойной ночи", и не только не занижались больше любовью, но перестали
даже просто целовать друг друга перед сном. Все былое тепло и
сердечность постепенно переросли в набор обычных жестов вежливости. Пока
Эми подрастала, они старались как можно чаще говорить о ней, о ее
развитии и способностях, только бы разговор не перекинулся случайно на
их собственные взаимоотношения. Когда же пришло время развода, для всех
приятелей и знакомых это было как снег на голову - ни один из них не мог
даже заподозрить неладное в столь благополучной с виду семье. Гвен
сильно переживала разрыв. Как-никак, они прожили вместе шесть лет, а Эми
уже исполнилось четыре...
Годы, проведенные в сомнениях, хороша ли она, как хозяйка, жена, мать
и даже просто как человек, привели к тому, что ее уверенность в себе
была теперь вконец подорвана. Однако жизнь есть жизнь - ей все равно
надо оставаться доброй и любящей матерью для Эми, искать себе подходящее
место и продолжать существовать в этом мире...
И вот примерно год назад ей удалось найти довольно приличную работу в
небольшом городке в Западной Виргинии, где Гвен предложили учить детей
пятых классов. Сначала ее взяли на время, из-за того что внезапно
захворала штатная учительница. Но болезнь ее затянулась и, когда
выяснилось, что это рак мозга, с Гвен сразу же продлили контракт. Она
довела класс до летних каникул и благодаря отличным результатам ее
учеников, Гвен решили оставить в школе еще на одно полугодие. Но уже к
осени по понятным причинам место окончательно освободилось, и Гвен тут
же заняла открывшуюся вакансию.
Впервые входя в класс, Гвен тряслась как осиновый лист, будто не она
была здесь главная у детей, а им предстояло командовать ею. Но
мало-помалу она освоилась и уже через пару месяцев поняла, что
справляется с обязанностями вполне успешно. Дети полюбили ее, и к
женщине понемногу стала возвращаться былая уверенность в своих силах.
Прошли те трудные дни, когда ребята традиционно "в штыки" принимали
новую "училку", ведь детское сердце всегда открыто к доброте и
пониманию, и Гвен довольно быстро удалось найти с ними общий язык.
Однажды после занятий к ней в класс зашел Джонни Адаме, один из самых
"трудных" учеников, и заявил, что, конечно, хотел бы не провалиться на
экзаменах и перейти в шестой класс, но даже если этого не произойдет, он
не будет сильно расстраиваться, потому что Гвен в таком случае станет
учить его еще целый год. А к той "злюке", которая ведет шестые классы,
ему не больно-то и хочется попадать. Естественно, такие слова были сущим
бальзамом для учительского сердца. И хотя Гвен заметила мальчику: "Не
