их соратников он выглядит истинным героем. Да и простой обыватель читает
с восхищением статейку в газете о хитрости и ловкости мошенника, который
долгие годы оставался безнаказанным и жил в свое удовольствие. Да как
жил!
Можно назвать десятки произведений, насчитать сотни снятых кинолент,
где вор-мошенник ходит в героях и читатель или зритель даже сочувствует
ему. Помните Пашку Америку в "Трактире на Пятницкой"? Жулик, вор, но
симпатичный, черт побери! А лапушечка шарит по карманам, стригет сумки и
бумажники. А фильм "Каталы"? Разве не шокированы мы шулерством высшего
пилотажа! С одобрительным смехом смотрим на проделки "великого шкидского
народа". После просмотра телефильма "Мираж" обсуждаем его с сослуживца-
ми. Каюсь, и мне, и моим товарищам, словно после гипноза, не хотелось,
чтобы грабители инкассаторской машины, совершившие при этом убийство по-
лицейского, были отданы в руки правосудия. А все потому, что задумка ав-
торов была рассчитана на наше сострадание к ворюгам и махинаторам.
Или вот такое письмо (которых, кстати, печатается неимоверное мно-
жество) я прочитал в газете.
"Живу в маленьком городке, где все друг друга знают. Раньше была об-
щительной девчонкой, все меня любили, имела массу подруг и друзей. Но
случилась беда, я попала в колонию для несовершеннолетних (за драку). А
когда вышла, поняла, что здесь я никому не нужна. Пропали все мои подру-
ги. Знаете, как это тяжело, когда ты одна и нет никого рядом. Как-то со-
седка предложила съездить с ней на дискотеку, и я поехала. Видела эти
взгляды вокруг, чувствовала их. Но терпела. На дискотеку заехала группа
очень крутых ребят, среди них один мой старый друг, который в Домоде-
довском аэропорту стригет лохов. Я провела вечер с ними, они отвезли ме-
ня домой. Их в городе боятся, но ко мне они относятся хорошо. Смотрю,
стали появляться и "подруги", те, кому надо, чтобы за них заступились,
если что. У меня есть друзья, пусть их называют мошенниками и ворами, но
я в них верю. Теперь я кому-то нужна, а это главное. Иринка, 17 лет."
Что ж, теперь можно почти на сто процентов предположить, что у этой
девчушки большое уголовное будущее. Правда, при одном условии: если она
не окажется хитрее милиции.
Да, мошенник рискует. Но это риск с его стороны. И почему он не дол-
жен идти на риск, если рядом тоже воруют, если он находится в полной ни-
щете, если друзья отвернулись. И он ворует, не думая ни о какой нравс-
твенной морали, заботясь лишь об одном - не попасться по глупости в руки
правосудия. В мошенническом мире мораль состоит лишь в одном: в искусс-
тве вознаграждать потери прибылью и согласовывать риск с величиной добы-
чи. Пусть нет друзей, но за деньги они найдутся. За деньги можно купить
и любовь, и путешествия, одежду и удовольствия. А дабы заработать деньги
путем преступным и при этом не быть разоблаченным, нужен набор изощрен-
ных уловок.
Искусству аферы нужно учиться годами. Впрочем, как и овладению любой
другой профессией. И в преступном мире действуют свои школы и универси-
теты.
Опытные авторитеты (и в камерах, и на воле) передают свои знания зе-
леным юнцам, желающим вступить в мошенническую касту. Учится молодежь
воровскому языку, на практике режут сумки и вытаскивают кошельки, изуча-
ют искусство проникать в дом зажиточных граждан, приготовлять мази и
растворы для фальшивых ран и увечий, уметь обманывать народ своими жало-
бами, просьбами или ловкими штуками.
Нет, я могу уверенно сказать, что в наше время, в конце двадцатого
века, мошеннические преступления не сильно изменились. Набор воровских
приемов и уловок остался таким же, как и сто лет назад. Разве что, в не-
которых случаях по ходу преступления применяется современная техника.
Вот как действовали каморристы в прошлом веке. (Каморра - крупная во-
ровская и бандитская группировка, возникшая в Италии)
"Сатогга - имеет своих сановников, свои уставы, свое ученичество,
свои испытания, свои степени дворянства. Ее закон - право сильного, ее
конечная цель - эксплуатация слабого сильным; собрания каморристов про-
исходят на галерах, в игорных домах, в казармах, в дурных местах, их
место действия - везде.
Каморристы не имеют им одним свойственного костюма: они встречаются в
лохмотьях среди улиц, их также видишь изящно одетыми на публичных гуля-
ниях.
Общество делится на два больших отделения: внутренние и иностранные
дела. Путешественники, багажи, дилижансы, железные дороги, пароходы,
отели и т. д. принадлежат ко второму отделению, первые разветвляются до
бесконечности, смотря по сущности работы.
Таким образом, к одному из этих разветвлений относится то высокое ис-
кусство воровать, которое не имеет себе подобного в свете, что очень хо-
рошо знают иностранцы. Вор, прослушавший курс в Неаполе, может быть всю-
ду принят; он может, способом только ему свойственным, сделать платок,
часы, портмоне и т. д. Это не вор, это почти артист, любящий искусство
для искусства.
Другому разветвлению предоставлены азартные игры. Члены его считаются
артистами в подменивании игральных карт - они умеют отлично обыгрывать
игрока или заплатить ему фальшивыми деньгами. Они встречаются большей
частью в кафе-ресторанах, у биллиарда, хорошо одетые, причесанные, ус-
лужливые, с улыбкой на губах и всегда полными карманами.
Каморристы, занимающиеся воровством, поистине бесчисленны. Но как бы
их ни было много, им все-таки нужна помощь этой толпы хромых, кривых,
прокаженных, слепых, более или менее действительных, нищенствующих днем
и спящих ночью на открытом воздухе по улицам Неаполя.
Lazzoroni, которых ошибочно считают трудящимися для себя, в самом де-
ле только помогают каморристам, от которых получают плату. Для всевоз-
можных случайностей у них есть свой условный крик: когда они слышат мер-
ный шаг патруля, они мяучат; если они вздыхают, значит, идут два обхода;
если идет один человек, они кричат по-петушиному; они чихают, если про-
хожий - бедняк и читают громко Ave-Maria, если заметят того, кого ждут.
Контрабанда составляет еще одно из разветвлений каморры, даже из са-
мых значительных, которые находятся в наилучших отношениях с таможенными
чиновниками. Наконец, есть такие каморристы, которые спекулируют брака-
ми, кредитными письмами и сыновьями семейств. Другие укрывают краденое,
делают фальшивые ключи, берут в месяц сто процентов, ловко овладевают
контрактами, вмешиваются в продажи, тяжбы, в сделки под предлогом своих
услуг, но, в сущности чтобы всем воспользоваться.
Те из каморристов, которые ведуют иностранными делами, пребывают боль-
шей частью станциях железных дорог или в гавани. Они всегда безукориз-
ненно одеты, предлагают свои услуги даром и с такой приветливой улыбкой,
что поневоле их принимаем. В конце же всегда чего-нибудь не достает в
туалете дам или вещей мужчины".
Сравните эти высказывания с деятельностью сегодняшних российских мо-
шенников и найдете совсем немного различий. Напрашивается вывод, что па-
литра преступлений не так уж сильно изменилась, прежде чем дошла до на-
ших дней.
Конечно, появились и чисто современные преступления. Допустим, компь-
ютерные мошенничества. Ведь был же случай, когда российский программист,
даже не выезжая за границу, а сидя в Санкт-Петербурге, умудрялся неод-
нократно снимать со счета американского банка кругленькие суммы. Значит,
и видов мошенничества, как и их самих, стало еще больше, чем сто лет на-
зад?
Мне бы не хотелось ни опровергать это мнение, ни доказывать обратное.
Я лишь процитирую выводы Моро-Кристоффа, жившего век назад, который пос-
вятил долгие годы изучению мира мошенников и грабителей.
"Стало ли больше преступлений? - задавался он вопросом в 1860 году. -
Чтобы решить научным образом этот вопрос, надо доказать, возможно ли
сравнение эпохи с эпохой, народа с народом. Т. е. может ли то и другое
сократить расстояние веков и промежуток мест настолько, насколько этой
точки, обозначенные в своих крайних границах, представляют между собой
тождество слов, вещей и нравов, предрассудков, законов, обстоятельств
общественных или политических и т. д. Иначе это сравнение было бы без-
рассудством, и то, что оно представило бы в результате за истину, в сущ-
ности было бы только ложью.
Сравните, например, статистику злодеяний и преступлений, совершенных
ежегодно против нравов во Франции, со статистикой преступлений подобного
же рода в Оотском кантоне Швейцарии.
Если вы сравните одни цифры, представленные той и другой статистикой,
то найдете большую сумму безнравственности в Лозанне, нежели в Париже.
Между тем, это совершенно ошибочно. Отчего? Потому что ббльшая часть
преступлений против нравов, не подлежащих уголовному суду во Франции,
считаются преступлением в кантоне. Например, проституция, терпимая наши-
ми законами, карается древним консисторьяльным законом, поддерживаемым в
уголовном своде законов в Швейцарии. То же самое относительно простого
блуда вне супружества, за который тамошний закон наказывает равномерно
обоих преступников вместе. Приложите этот закон во Франции и скажите, не
изменится ли совершенный результат ваших сравнений?
Что же до сравнительной криминальности настоящих и прошедших эпох, та
же разница законов и нравов не допускает что-нибудь сказать в пользу или
во вред нашему времени. Отодвинемся назад к XVII столетию. В эту эпоху,
до революции 89-го года, преступления блуда, насилования природы, дуэль,
магия, святотатство, отступничество, кощунство, богохульства и другие
преступления в оскорблении религии и короля, предвиденные или непредви-
денные законом, давали лестнице преступлений удивительный размер.
С другой стороны, шельмование, тайное наказание, допрос, позорный
столб, публичное покаяние, пытка, колесование, растопленное олово, огонь
и другие ужасные пытки, которые законная воля судьи умела так страшно
разнообразить, давали лестнице наказаний характер прогрессивного увели-
чения в их применении, характер, имеющий устрашающее влияние, долженс-
твующее, в свою очередь, упасть при нынешней системе смягченных наказа-
ний.
Итак, несходство нравов и законов между нашим и XVII веком не допус-
кает никаких точек соприкосновения криминальности двух эпох и никакого
нравственного сравнения и оценки.
Что же касается сравнительной таблицы цифр преступлений обеих эпох,
то это мне кажется не более возможным. Во-первых, в первое время не было
официальной статистики преступлений во Франции, вещь, которая делает не-
возможным определение ежегодной цифры преступлений и злодеяний, совер-
шенных до этой последней эпохи.
Во-вторых, газеты прежних времен не могут дать настоящей цифры прес-
туплений, совершенных в империи при старинных законах, ибо цензура, ко-
торой были подчинены эти газеты, не допускала никакой публичности в кри-
минальных делах, тогда как теперь этой же публичности предаются не толь-
ко важные злодеяния, но даже самые простые ошибки.
Вследствие этого и кажется, что в нынешнее время преступлений больше,
нежели прежде. Это гласность сделала то, что в настоящее время крими-
нальность составляет такое поле в журналах, с которого благодаря любо-
пытству публики собирают двойную или тройную жатву в один и тот же год
".
...Мне кажется, сравнения, сделанные Моро-Кристоффом в свое время о
преступности "бывшей и нынешней" можно соразмерить и с преступностью в
России, также бывшей и нынешней. Проповедники, моралисты, поэты, критики
в любые времена только и делают, что жалуются на пороки своих дней и
хвалят без конца добродетели прежних лет. Что ж, если скинуть со счетов
раздел советской собственности, за которой охотятся нынешние мошенники и
аферисты, то и в России особенного взрыва преступности не наблюдалось.
АВТОТРЮКИ
