Но он ее не подталкивал и делал вид, что ни о чем не догадывается. Он,
смеясь, говорил Аннете:
- Ты словно погонщик, восседающий на слоне. Ты собираешься его выд-
рессировать. Но чему именно ты хочешь его научить? По крайней мере
это-то тебе ясно? Ты хочешь водить меня по улицам, чтобы всякие болваны
ходили за мной толпой и кричали от восторга? Не стоит, этим я сыт по
горло. Ты хочешь сделать из меня оплот государства? Какого? У такого че-
ловека, как я, не может быть своего государства. Ты хочешь, чтобы я
строил? Что? Триумфальную арку? И прошел под ней, как этот карапуз Напо-
леон? Мы строим одни могилы. А я не хочу ложиться в могилу! Пока я жив,
мне нужно двигаться на просторе. Я брожу по лесу, я иду направо, налево,
я сокрушаю все, что стоит у меня поперек дороги. Нагнись! Береги голову!
- Даже если ты создан только для того, чтобы разрушать, то по крайней
мере, Тимон, разрушай с умом! Не без разбора! Проложи дорогу! Дойди до
конца! Ты вот все топчешься на одном месте. А ты решись! Пройди вперед!
- А куда это "вперед"?
- Ты знаешь лучше меня. Не прикидывайся! Ты видишь, что начался вели-
кий поединок. Ты за кого?
- За самого себя.
- Это не так много! Но по крайней мере, Тимон, пусть это твое "я" бу-
дет цельным! Пусть будет "да", пусть будет "нет", но не наполовину!
- Игра - это игра. Все зависит от удачи.
- Я играю наудачу. Будь я на твоем месте, я бы села за зеленый стол.
- Да, я воображаю тебя за зеленым столом в Монако! С раздувающимися
ноздрями!.. Ты бы поставила на карту все, до последней рубашки.
- Я потому и не играю, что знаю себя. Не рубашку бы я поставила на
карту, а жизнь!
- Да ты ее уже поставила, голубушка! Ты и не подумала об этом. Но раз
ты связалась со мной, ты поставила на карту жизнь. Или еще поставишь. Я
за тобой наблюдаю.
- Жизнью я уже рисковала не раз. Чепуха! Я всегда выигрываю...
- Все игроки так думают!
- А ты разве не игрок? Ты сам только что сказал.
- Ты рискуешь лишь своей шкурой. Это твое право. Она принадлежит од-
ной тебе.
- А ты кому принадлежишь?
- Я играю не один. Во всякой игре надо считаться не только с против-
никами (это одно удовольствие!), но и с партнерами. Дело сложное...
- Это и есть то, что ты называешь быть свободным и ходить по лесу?
- Это есть то, что я называю лесом.
- Свали его!
- Ты рассуждаешь, как женщина. Я могу лишь чуть-чуть расчистить
пространство вокруг себя. А лесом зарос весь мир. Лес всех нас держит...
Да мне это и не важно в конце концов.
- А мне важно! Если бы он держал меня, я бы его подожгла.
- И сгорела бы сама...
- Пускай! Лишь бы он сгорел!
- И да здравствует Революция?.. Уж не собираешься ли ты в Москву?..
Красный лес горит здорово!.. И я не говорю, что они неправильно поступа-
ют! Говорят, после пожара земля лучше родит... Но на той земле меня уже
не будет. Я нахожусь на этой. И здесь я остаюсь.
Нет, нелегко было вытащить его из социальных зарослей старого мира.
Он хотел урвать побольше, и у него было много дела... И кусок он урвал
большой. Но ему пришлось уступить большие куски и другим рыцарям наживы
(рука руку моет). Поединок приковывал их друг к другу. Клинок к клинку.
Аннета увидела, что можно принадлежать к хозяевам мира и быть менее сво-
бодным, чем бедняк, у которого нет ничего. Если только у этого бедняка
есть душа или (а это одно и то же) он думает, что она у него есть. Но
такие редки.
Большинство не знает этого. Аннета находилась под властью души (как
говорят иногда: под властью мужа)Не то чтобы она связывала с ней вопрос
о загробной жизни, о страховке в потустороннем мире. Когда у человека
действительно есть душа, он не трясется над ней, как гнусный собствен-
ник, который боится, что его обкрадут... "Не я владею моей душой. Она
владеет мной". Тимон мог бы возразить Аннете: "Стало быть, и ты не сво-
бодна!.." Верно! Кто из нас свободен? Все мы фигурки на шахматной доске.
Кто же играет нами?
Не все фигуры одинаково ценны. Аннета была королевой на шахматной
доске, на которой Тимон был турой. Она влияла на ход игры. Под ее влия-
нием этот минотавр становился человечней, он становился способным, - хо-
тя бы время от времени, - на великодушные порывы, а это уже немало...
Конечно, он никогда не был лишен этой способности; изредка он позволял
себе такую роскошь. Но на свои великодушные порывы он смотрел, как на
болезнь, и лечился от нее цинизмом, как лечатся хиной. В нем смешались
мерзавец и герой, и трудно сказать, кто был лицевой стороной, а кто из-
нанкой, ибо он мог в любую минуту повернуться и той и другой стороной. В
общем, до Аннеты, до того, как она прибрала его к рукам, он охотнее выс-
тавлял напоказ свои мерзости. Аннета сумела заставить его проявлять и
лучшие стороны своего "я". Без особых усилий она добилась того, что он
стал оказывать широкую поддержку многим общественно полезным начинаниям,
не столько благотворительным (им он не доверял), сколько профессио-
нальным и просветительным. Что касается частной благотворительности, то
он предоставил Аннете действовать по ее усмотрению; правда, она отдавала
ему полный отчет, но он просматривал ее отчеты бегло, и она знала, что к
нему не надо с этим приставать. Одной из первых, получивших такую по-
мощь, была адриатическая лань: ее водворили обратно в родной городок на
юге Франции и устроили там; она вышла замуж и теперь кормила детеныша,
который, засыпая у нее на груди, по временам вздрагивал: быть может, он
слышал, как лаяли собаки в лесной чаще.
Но самая большая услуга, какую Аннета оказала Тимону, состояла в том,
что она заставила его внести порядок в свою деятельность, отучила делать
что-либо только потому, что так ему заблагорассудилось. Она намечала для
него цель и, когда цель была достигнута, указывала дальнейшую. При этом
она научила его не терять времени по пустякам и не оставлять подстрелен-
ного зайца другим. Разумеется, она направляла его в ту сторону, к кото-
рой склонялась сама, и с каждым месяцем все более сознательно: в сторону
международной социальной перестройки, происходившей вокруг СССР как
центра циклона. И уже через несколько месяцев результаты стали настолько
очевидны, что партнеры Тимона встревожились. Им не понадобилось слишком
много времени, чтобы увидеть, откуда ветер дует. Аннете стали оказывать
странное внимание люди, которые старались проникнуть в тайные замыслы
Тимона и которые были заинтересованы в его беспорядочном образе жизни;
они не сомневались, что, если бы только их компаньон и союзник имел воз-
можность, он с удовольствием свернул бы шею каждому из них; им внушал
страх его ум. Им было бы спокойнее, если бы он хоть половину своей энер-
гии бросал на ветер. Они, правда, в завуалированных выражениях, но все
же дали понять Аннете, что если она об этом позаботится, то они сумеют
ее отблагодарить. Но эта женщина отвечала с такой ледяной иронией, что
они потеряли всякую охоту настаивать. Тимон от души смеялся, когда узнал
об этом. И в глазах слона загорелся огонек мстительности. Аннета вос-
пользовалась этим озлоблением, чтобы подстегнуть его с удвоенной силой.
И с разбегу он выхватил из-под носа у своих конкурентов великолепное де-
ло, которое они уже считали своим.
- Ты становишься опасной, - говорил Тимон Аннете. - Они тебя похитят,
чтобы сломить твою верность. Придется жениться на тебе, чтобы тебя сох-
ранить.
- Это самый верный способ меня потерять, - возразила она. - Только не
это, Тимон!
- О, я за этим не гонюсь! - подтрунивал он. - Но ты можешь быть уве-
рена, что они ни перед чем не остановятся, чтобы тебя уничтожить. Если
бы это было в Чикаго (а чикагские нравы у нас привьются меньше чем через
десять лет), они бы уже это сделали.
Она не стала говорить Тимону, что дело к тому идет. Недавно она полу-
чила из Сан-Франциско коробку фиников. Имя отправителя было ей незнако-
мо. Финики были до того хороши, что ей захотелось их съесть. Но у нее
возникло сомнение... Она отнесла коробку для анализа в бактериологичес-
кую лабораторию одной польки-бактериолога, которая иногда помещала
статьи в газете Тимона. Анализ обнаружил в финиках датурин. Аннета выб-
росила коробку, не сказав ни слова Тимону. Прибыла также банка икры из
Турции, но тут Аннета даже не сочла нужным обращаться к анализу. После
этого посылки прекратились. Замысел потерпел неудачу. Аннета насторожи-
лась и все смотрела, откуда, из какого угла может снова прийти опас-
ность. Тимон тоже насторожился, хотя ничего ей не говорил. Ни один из
них не считал нужным тревожить другого. Но их бдительность была разбуже-
на, общая опасность, тайная забота друг о друге сближали их.
Во время поездки в Вогезы, когда они после ужина выходили из рестора-
на, шофер Тимона, человек, ему преданный, служивший у него уже много
лет, внезапно захворал какой-то странной, мучительной болезнью. Беспо-
лезно было устанавливать причины; оставалось только поручить заботы о
больном врачу. А так как Тимону необходимо было во что бы то ни стало
вернуться в Париж, он нашел в указанном месте другого шофера. Но, внима-
тельно оглядев его, Тимон почувствовал к нему недоверие и отказался от
его услуг. Он тщательно осмотрел автомобиль и увидел, что треснул один
очень важный винт. Тогда он нашел единственный имевшийся в деревне авто-
мобиль, предложил за него такую цену, которая исключала всякую возмож-
ность отказа, и уехал с Аннетой, но уже другой дорогой. В пути они поде-
лились некоторыми наблюдениями, сделанными за последние месяцы. С тех
пор Тимон никому, кроме Аннеты, не доверял проверку автомобиля перед
отправлением в свои таинственные поездки. Он научил ее вести машину,
чтобы в случае надобности она могла заменить его за рулем.
Он видел, что угрозы скопляются над его головой, и это разжигало его
плебейскую ярость. Он отвечал нападением. Он подкапывался под своих про-
тивников. Он с диким злорадством разоблачал политические и финансовые
происки короля-нефтяника, как он называл сэра Генри Батавского. (Это бы-
ло еще самое ласковое название - обычно он прибегал к другим.) С каждым
днем он все больше втягивался в борьбу против лагеря антисоветской коа-
лиции. Это не исключало его неприязни к коммунизму, но он ненавидел и
презирал его противников. Теперь у него уже не было иного выбора. Борьба
завязалась не на жизнь, а на смерть. Он чувствовал, что противники окру-
жили его своими шпионами, своими полицейскими, и тоже окружил их своими
агентами, и нередко эти агенты служили обеим сторонам. За последние пят-
надцать лет политика и аферы так тесно переплелись с государственной и
частной полицией, что все эти звери в конце концов образовали единое це-
лое. И уже нельзя было разобрать, кто кого держит в руках. Чаще всего их
усилия сводит на нет взаимный шантаж. И это хорошо! Разве в наших госу-
дарствах нет отважных префектов полиции, которые никого и ничего не бо-
ятся, потому что располагают секретными документами и могут скомпромети-
ровать всех политических деятелей, из всех партий? Разве сами эти ви-
сельники не держат шантажиста в петле, которая болтается под переклади-
ной?.. Враги вступают между собой в тайные союзы, в существование кото-
рых трудно было поверить. Но для Тимона такие союзы перестали существо-
вать. Он разорвал эти "клочки бумаги". Он сам себя поставил вне закона
джунглей. Британский трест, который его содержал, бросил на произвол
судьбы его газету. Тимон немедленно передал ее враждебному лагерю -
крупному американскому тресту, и тот поднял ее на прежнюю высоту. Тимон
стал вести подкоп под своих вчерашних союзников. Но затея оказалась ги-
бельной. Новые союзники пользовались им только в своих целях. Он риско-
вал быть раздавленным между двумя враждующими лагерями. Он уже не
