объяснения различий в объеме производства и темпах роста. Чтобы исследовать
эти различия, нужно понять, что возможны разные формы организации -- к чему и
направлены эти предварительные замечания.
Являются ли западные хозяйственные системы капиталистическими?
Осознание того, что первичными свойствами западных систем хозяйства были
открытость к технологическим и организационным экспериментам и разнообразие
организационных форм, заставляет поставить вопрос о том, как назвать эти
экономические системы. В XX веке стало общепринятым называть экономические
системы западных стран капиталистическими. Этот термин узаконен традицией. Но
основным свойством экономических систем, возникших в Европе с упадком
феодализма, является их предельная прагматичность и отсутствие идеологических
связей с любыми принципами, за исключением экономической эффективности и
выживаемости. Экономический подъем Запада стал возможен благодаря системе,
сложившейся прежде, чем она была осознана как система или получила оправдание
как идеология. Существовало множество идеологических привязанностей к
соответствующим идеям и институтам -- к частной собственности, свободе от
произвольной конфискации или налогообложения и т. п., но не было идеологии,
основой которой служила бы роль этих институтов в четко очерченной системе
экономической жизни. Такое положение сохранялось до 1776 года, когда Адам Смит
дал систематическое обоснование идеологии невмешательства, но к этому моменту
основные институты западной экономики уже вполне сложились, и процесс
экономического роста был запущен. На самом деле, если у Запада в первые
одно-два столетия его экономического роста и была какая-нибудь экономическая
идеология, то это был меркантилизм, позднее столь страстно и красноречиво
отвергнутый Адамом Смитом. Ни Коммунистический манифест, ни Капитал (том I) не
использовали термина капитализм, хотя в 1877 году Маркс употребил его в своей
переписке. Оксфордский словарь английского языка отмечает первое использование
его в 1854 году Теккереем, который так обозначил условия владения капиталом.
Для обозначения экономической системы впервые термин был использован в 1884
году в книге Дуэ Лучшие времена. В конце XIX века последователи Маркса
использовали этот термин как презрительное обозначение системы, которую они
намеревались разрушить. Изобретатели термина не вкладывали в него
рационального содержания; тем не менее, защитники экономической системы Запада
решили, что достоинства термина оправдывают неподчинение правилу, в
соответствии с которым не следует использовать терминологию своих оппонентов.
Для обозначения западной системы хозяйства больше подходит термин смешанная
экономика, поскольку она всегда и была смешанной. Но современное употребление
этого термина как бы предполагает, что были времена, когда существовал более
чистый капитализм. Так что, несмотря на собственные возражения, мы будем
использовать термин капитализм в согласии с традицией, для определения не
идеологии (на -изм), но того изменяющегося набора экономических институтов,
которые возникли в западноевропейских странах в эпоху экономического роста.
1. Введение
Бедность как норма
Если мы окинем взглядом историю человечества и оценим уровень жизни наших
предков в соответствии с современными критериями, то увидим историю
безнадежного прозябания. Тогдашние общества обеспечивали возможность
человеческого существования только очень небольшим группам людей, подавляющее
же большинство жило в бескрайней нужде. Благодаря литературе, поэзии, романсам
и легендам, прославляющим сильных и благополучных, мы невольно забываем о
нищете, господствовавшей в прежние времена. Эпохи убожества подверглись
мифологизации и порой их даже представляют как золотые времена сельской
простоты. Это было не так.
Только в последние два столетия в Западной Европе, Канаде, Соединенных Штатах,
Австралии, Японии и ряде других стран наступил редкий в истории период, когда
прогресс и процветание затронули жизнь не только привилегированных десяти
процентов населения, но и многих других людей. Для краткости и простоты мы
пожертвуем географической точностью, и будем относить все эти страны к Западу.
В Англии, в Соединенных Штатах и в ряде мест Западной Европы уже в начале XIX
века (а позднее и в других странах Запада) стало заметно, что необычно большая
часть населения стала питаться лучше, живет в более здоровых и безопасных
условиях, чем это было в древности на Среднем Востоке, в Индии, Китае, в
римской и исламской цивилизациях -- словом, лучше, чем когда бы то ни было в
человеческой истории.
Сдвиг от бедности к богатству в социальном смысле означает улучшение
материального благополучия. Это изменение не находит адекватного выражения в
статистике валового национального продукта, национального дохода или в
изменениях реальной заработной платы. Конечной опасностью для человека всегда
была смерть, и сдвиг от бедности к богатству в первую очередь означает
отдаление опасности смерти. Первыми показателями этого являются статистика
ожидаемой продолжительности жизни, уровня смертности, в том числе детской
смертности. Следом в списке идут голод и голодная смерть; сдвиг от бедности к
богатству -- это уменьшение опасности голода и голодной смерти, что
фиксируется статистикой как сокращение заболеваемости из-за недостаточного
питания. К числу древнейших бедствий относится также чума, которую можно
рассматривать как символ всех губительных болезней; исчезновение таких
болезней есть еще одно свидетельство сдвига от бедности к богатству. Нищета
обычно ассоциируется с неграмотностью, предрассудками, невежеством и
прикрепленностью к месту. Рост богатства -- это и распространение грамотности,
образования и увеличивающееся разнообразие жизненных впечатлений. Бедность
означает, что главной задачей людей является забота о выживании, что из-за
перенаселенности жилищ уединение почти недоступно, что возможности выбора
резко ограничены. Сдвиг к богатству сопровождается расширением возможностей
индивидуального выбора и частной жизни.
По ряду причин простая статистика не может отразить сдвига от бедности к
богатству. Для учета множества производимых продуктов и услуг даже в простой
экономике статистика должна оперировать стоимостными величинами, выраженными в
деньгах. Деньги являются общим измерителем производимого в хозяйстве, они не
отражают различия в составе производства. Поэтому статистические показатели
будут одинаковыми для хозяйственной системы, в которой производится все
большее количество одних и тех же продуктов и услуг, и для такой системы, в
которой происходит экономический рост, сопровождаемый изменением стиля жизни
всего общества, с заметным изменением состава производимых и потребляемых
продуктов и услуг.
Уже в самом начале экономической экспансии происходили изменения в том, что
люди потребляют, в работе, которую они исполняют, и в общем стиле жизни.
Первоначальные изменения на Западе были поразительно малы -- добавление
небольшого количества овощей и мяса к среднему рациону питания, переход от
деревянной обуви к кожаной, -- и общие статистические показатели могли бы лишь
символически указать направление изменений. Но по мере экономического развития
Запада жизнь людей совершенно изменялась. Подростки перестали трудиться и
пошли в школу; на смену труду в феодальном поместье или на ферме пришел
городской труд -- на фабрике или в качестве свободного специалиста.
Деревенскую хижину сменил городской дом или квартира. Никакие суммарные
статистические показатели не могут отразить результаты сдвига от сельской
экономики к городской, не могут дать представления о революционном изменении
образа жизни, ставшем результатом возникновения железных дорог в XIX веке или
автомобилей в XX веке. Говоря об отдельном человеке, различие между богатым и
бедным можно, видимо, выразить в деньгах, но, когда речь идет об обществе в
целом, богатство означает не только большую величину национального дохода на
душу населения, но и совершенно другой образ жизни членов этого общества.
Одна из трудноразрешимых статистических проблем -- следствие того факта, что
труд по дому никогда не оценивался в деньгах, если речь не шла о выработке
продуктов на продажу (как на ферме). Так что, когда женщины оставили работу по
дому ради оплачиваемого труда по найму, современная статистика учла их
заработную плату как прирост валового национального продукта (ВНП), несмотря
на то, что некоторые видят в этом скорее снижение качества жизни. Есть и еще
одна трудность с обобщающими статистическими показателями: некоторые блага и
услуги оцениваются в деньгах по их рыночной цене, а другие получают оценку в
результате решений администрации или в ходе налоговых изъятий. Нет оснований
предполагать, что два способа оценки дают одинаковые результаты.
Заслуживает хотя бы беглого рассмотрения и соотношение между приростом
богатства и унаследованным богатством. В декабре каждого года примерно 95%
производства может быть отнесено к той части экономики, которая уже
существовала и действовала в начале этого же года, и не более 5% составляет
прирост этого же года. Но в долгосрочной перспективе относительные роли вновь
создаваемого и унаследованного богатства меняются местами. В 1985 году в США
более 85% объема производства на душу населения (с учетом изменения уровня
цен) представляли собой результаты роста после 1885 года.
Эти цифры, конечно, неточно отражают изменения материального благосостояния
граждан. Но образ жизни в 1985 году был явно лучшим, чем прежде и, если не
считать самых богатых, качественные изменения были столь же внушительны, как и
количественные.
Вполне возможно, что переход общества от бедности к богатству не сопровождался
ростом самоудовлетворенности граждан; собственно, вообще сомнительно, что
самоудовлетворенные люди смогли бы осуществить переход от бедности к
богатству. Не исключено, что труднее обуздывать психологическое беспокойство
физически здоровых людей, чем натиск людей, ошеломленных голодом. И хотя
достигший благосостояния народ должен быть готов к необходимости поддерживать
обширную систему помощи психически больным и заранее примириться с социальным
разладом, нарастающим вместе с расширением возможностей индивидуального
выбора, по-прежнему остается вопрос, как может быть осуществлен такой переход.
В конце концов, при всех видах социальных изменений с устранением старого
набора проблем появляются новые, и вряд ли следует винить людей за то, что они
предпочитают проблемы, порождаемые богатством, тем, которые возникают из
условий бедности.
История перехода от бедности к богатству настолько изобилует множеством
загадок, сюрпризов, разоблачений, триумфов и трагедий, что представляет
интерес и сама по себе. Кроме того, лучшее понимание обстоятельств,
сопутствовавших экономическому подъему Запада, может быть полезно для тех,
кого интересуют вопросы общественной политики, проблемы сравнительных
преимуществ множества западных экономических институтов, будущее западных
обществ, а также для большинства тех, кто чувствует свою ответственность за
передачу следующему поколению, по крайней мере, таких же возможностей
улучшения условий своего существования, какими располагало нынешнее поколение.
Постепенность роста богатства на Западе
Приступая к попытке объяснить экономический подъем Запада, следует начать с
самого загадочного его аспекта -- с его постепенности.
Развитые страны Запада завершили бегство от бедности к относительному
богатству в XIX--XX веках. Не было резких скачков в объемах производства --
только постепенный ежегодный рост, чуть обгонявший темпы увеличения
численности населения, рост того же рода, который впервые начался в Англии и
Голландии. Даже Япония, успехи которой в освоении достижений западной
промышленности стали легендарными, пришла к успеху через небольшие порции
ежегодного прироста. Всем этим странам потребовалось много времени для
умножения как численности населения, так и объемов производства на душу
