нападения на поля насекомых-вредителей или появления войск, -- и тогда его
последствия можно было смягчить закупками и подвозом продовольствия
откуда-либо поблизости. О крайне низких возможностях средневековых торговли и
транспорта поставлять продукты питания свидетельствуют малые размеры городов.
В XV веке Кельн мог прокормить только 20 тысяч жителей [Braudel, Structure of
Everyday Life, pp. 51--52], несмотря на то, что он находился у слияния двух
рукавов Рейна и с точки зрения подвоза продовольствия был расположен гораздо
выгоднее, чем большинство средневековых городов. Для большинства людей в
средневековом обществе даже местный недород означал голод, недоедание, большую
подверженность болезням, а повсеместный неурожай означал голодную смерть.
Сельское хозяйство: поместная система
В средневековом обществе сельская жизнь была организована вокруг манора --
феодального поместья. Поместное хозяйство поддерживало сельскую
изолированность и препятствовало социальным экспериментам. С другой стороны,
тяготы жизни в поместье подталкивали людей к бунтам и бегству в города, в
крестовые походы и в шайки мародеров.
Феодальные поместья представляли собой довольно значительные по размеру и
сложные предприятия. В них выращивали для себя не только несколько
разновидностей зерна, но также разводили тягловый и продовольственный скот,
мололи муку, пекли собственный хлеб, пряли и ткали, делали плуги и изготовляли
в деревенских кузницах почти все необходимые металлические предметы.
Феодальному поместью как форме экономической организации были свойственны три
черты, заслуживающие быть выделенными, как образцы древней и почти неизменной
практики человеческих обществ, которая дает возможность понять, в чем была
уникальность западного разрыва с этим опытом:
1. Единство политической и экономической сфер деятельности.
2. Распространенность рабского труда.
3. Высокая степень самодостаточности.
Эти черты взаимно усиливали друг друга. Две последние поддерживали силу
обычая, привычки и закона в определении условий обмена труда на средства
существования, а то, что управители поместным хозяйством могли силой
поддерживать рабскую покорность, было необходимым, а может быть, и достаточным
условием сохранения системы крепостничества.
1. Единство политической и экономической сфер
Поместье было частью феодального общества. Феодализм, по определению, есть
система, в которой суверен предоставляет право пользоваться землей как бы в
аренду, в обмен на воинскую службу. Иными словами, это такое устройство, где
иерархия владельческих земельных отношений параллельна иерархии воинских
отношений. С учетом воинских и политических источников власти владельца
феодального поместья едва ли удивительно, что он располагал как политической,
так и хозяйственной властью. В поместной системе у крепостных не было
политического вождя, которому они были бы обязаны политической верностью, и
нанимателя или землевладельца, перед которым они имели бы экономические
обязательства. Эти две роли были просто неразделимы и сливались в личности
сеньора. Такая консолидация власти прочно связывала между собой политическую и
экономическую жизнь поместного общества. Не было никаких возможностей для
появления различий между политическими и экономическими правами и
привилегиями, и они и не появлялись. Сущностью системы было то, что господин
выполнял правительственные функции: "О полном развитии феодализма в Западной
Европе мы можем говорить только с того момента, когда право управления (а не
просто политическое влияние) соединилось с наследственным владением землей"
[Joseph R. Strayer, "Feudalism in Western Europe", in Robert Coulbom, ed.,
Feudalism in History (Princeton: Princeton University Press, 1966), p. 16].
Более того, принималось как само собой разумеющееся, что владелец поместья
осуществляет Политическую власть с выгодой для себя -- власть должна быть
прибыльной: ведь если бы он не осуществлял того, что подразумевалось под
властными обязанностями (оборона, дороги, мосты, суд), то никто другой этого
не сделал бы и доходы владельца поместья могли бы упасть. [По словам Стрейера:
"Публичная власть стала частным достоянием. Каждый понимал, что владелец суда
извлекает из него доход, и что старший сын судьи унаследует этот прибыльный
промысел вне зависимости от своей пригодности для этой работы. С другой
стороны, любое заметное частное состояние почти неизбежно оказывалось
обременено общественными обязанностями. Владелец огромного поместья должен
защищать его, поддерживать на его территории покой и порядок, держать в
порядке мосты и дороги и содержать суд для своих арендаторов. Таким образом,
феодальное землевладение имело экономическую и политическую стороны; это
меньше, чем суверенитет, но больше обычной частной собственности." (там же, с.
17)]
Короче говоря, поместье было замкнутой системой политических и экономических
отношений, а не просто системой хозяйственных отношений в преимущественно
аграрном обществе. Хотя мы можем выделить и проанализировать экономические
аспекты поместной системы, ее участники были вовлечены в сеть дополнительных
отношений -- правовых и политических, составлявших в совокупности структуру
средневековой жизни. Великий французский историк Марк Блок следующим образом
подытожил поместные отношения:
Лорд не только получал от своих крестьян сборы и использовал их труд. Он не
только получал плату за пользование землей и пользовался всякими, услугами; он
также был судьей, часто -- если он выполнял свой долг -- защитником, и всегда
-- вождем, которому -- помимо всяких личных обязательств -- те, кто жили на
его земле или "держали" от него землю, были обязаны, -- в силу очень общих, но
действительных обязательств -- помогать и повиноваться. Таким образом,
сеньория была не просто хозяйственным предприятием, через которое прибыли
притекали к сильному человеку. Это была единица власти в самом широком смысле
этого слова; ведь власть вождя не ограничивалась, как на обычном
капиталистическом предприятии, границами его предприятия, но затрагивала всю
жизнь человека, соревнуясь в этом, а порой и вытесняя власть государства и
семьи. Подобно всем высокоорганизованным клеткам общества, сеньория имела
собственные законы, как правило, обычные, которые определяли отношения
подданых со своим господином и точно устанавливали границы малой группы, для
которой эти традиционные правила были обязательными. [Marc Bloch, "The Rise of
Dependent Cultivation and Seignorial Institutions", in M. M. Postan, ed., The
Cambridge Economic History of Europe, vol. 1, The Agrarian Life of the Middle
Ages (Cambridge: Cambridge University Press, 1966), chap. 6, pp. 235--236]
Религиозная жизнь поместья была более автономной, чем политическая или
экономическая. Средневековые приходы не совпадали с границами поместий, и это
несколько ослабляет представление о поместье как о замкнутой социальной
системе. Владелец поместья не был священником; и даже там, где он имел право
выбирать приходского священника и оказывал серьезную финансовую поддержку
приходу, священник оставался частью иерархии, не подчиненной законной власти
владельца поместья. Повседневная рутина церковной службы могла быть тщательно
локализована, но в ней были аспекты, которые уводили обитателей поместья во
внешний мир. Наиболее значимыми из изменений оказались вооруженные
паломничества ко гробу господню -- крестовые походы. Впрочем, нет
свидетельств, что церковь была противницей поместной системы или интересов
сеньоров.
Представление о поместье как о замкнутой социальной системе ослабляется и тем,
что сеньор сам был подчиненным членом феодальной иерархии, обязанным прямо или
косвенно служить королю или независимому принцу. В ходе упадка поместной
системы и возникновения национального государства уменьшалась роль сеньоров
как политических посредников между рядовыми членами общества и сувереном.
Между королем и обитателями поместий возникла более непосредственная связь, в
виде прямых прав и обязанностей -- подданные поместья превратились в подданных
национального государства и получили доступ в королевские суды.
Сливая воедино политическую и экономическую власть, поместная система не
изобрела какого-либо нового зла в управлении большим предприятием, но просто
следовала исходным образцам человеческого поведения. Первые примеры
широкомасштабной организации сельскохозяйственных производств мы находим в
"оросительных (hydraulic) империях", осуществивших в древности грандиозные
ирригационные работы в руслах рек -- в Месопотамии, в Египте, в Индии и Китае
[Обзор ранней технологии см.: М. S. Drower, "Water-Supply, Irrigation, and
Agriculture", in Charles Singer, E. J. Holmyard and A. R. Hall (eds), A
History of Technology (New York: Oxford University Press, 1954), vol. 1, chap.
19, pp. 520--527]. Религиозные и политические институты служили созданию
организаций, необходимых для ирригационного земледелия. Уильям Макнейл
описывает, как у шумеров "священники выполняли роль менеджеров, планировщиков
и координаторов массовых работ, без которых шумерская цивилизация не смогла бы
ни возникнуть, ни просуществовать достаточно долгое время" [William H.
McNeill, The Rise of the West (Chicago: University of Chicago Press, 1963),
pp. 33--34]. Заслуживала или нет интегрирующая роль ирригационных работ того,
чтобы соответствующие культуры получили название "оросительные общества", но
мало сомнений, что для сохранения ирригационных систем, от которых полностью
зависели первые речные цивилизации, использовались организации, различия в
которых между политической и экономической властью были не большими, чем в
поместной системе средневековья. [Виттфогель придавал особенную важность
интеграционному воздействию ирригационных проектов на развитие "оросительных
обществ", к которым относилась большая часть древних цивилизаций за
исключением Греции и Рима. См.: К. Wittfogel, Oriental Despotism: A
Comparative Study of Total Power (New Haven: Yale University Press, 1957). Cf.
R. McAdams, The Evolution of Urban Society, Early Messopotamia and Prehistoric
Mexico (Chicago: University of Chicago Press, 1966). Он утверждает, что для
развития этих ранних образцов деспотизма ирригация вовсе не была необходимым
условием. Краткую характеристику древних цивилизаций, как случаев развития
государственного социализма, можно найти у И. Шафаревича в кн. Есть ли у
России будущее (Москва, Сов. писатель, 1991), с. 178--250.] Такие различия --
более позднее изобретение.
Короче говоря, сеньор представлял собой фигуру отца и напоминал этим не только
древних королей и правителей-священников оросительных обществ, но и
родоначальников древнейших форм семьи, клана и племени, которые и послужили,
конечно же, образцом для правителей-священников. Сплетая воедино нити
политической, экономической, религиозной и социальной жизни и подчиняя все
власти правителя, символизировавшего фигуру отца, средневековье воспроизвело
древнейшие формы организации общества.
2. Крепостной труд
Принудительный труд был основной чертой поместной системы. Крепостные получали
право пользоваться землей в обмен на обработку господской земли (барской
запашки). Кроме того, они обязывались платить за пользование землей и другие
сборы (деньгами или натурой), так что в результате значительная часть
производимого ими попадала в руки сеньора.
В соответствии с обычной практикой неогороженных участков обрабатываемые земли
поместья делились на несколько полей, а каждое из них -- на узкие полоски.
Крепостные имели по полоске в каждом поле. Первоначально господское владение
также состояло из полосок, разбросанных по полям. Позднее возобладала
тенденция к их объединению. Вспашка полей, посев, культивация и уборка урожая
осуществлялись трудом крепостных, которые работали иногда коллективно, иногда
раздельно.
Ни с точки зрения крепостных, ни с точки зрения сеньоров в таком устройстве
поместного хозяйства не было никакого произвола. Сеньор получал своих крестьян
