польском лагере. - Поляки готовятся переходить с правой стороны реки
Стриты на левую, - доложил прискакавший казак.
- Вот это добре, - заметил Хмельницкий. - Мы оставим здесь татар, а
сами переберемся на правый берег и поймаем их в ловушку. Не знаешь ли ты,
когда они переберутся? - обратился он к казаку.
- Либо сегодня вечером, либо завтра утром, - отвечал казак.
- Ну, все равно! Мы начнем перебираться потихоньку на ту сторону. А
ты скачи назад и извещай меня каждый час, что будет делаться у неприятеля.
Тихо, неслышно, подвязав лошадям под копыта солому, двигался один
отряд за другим к реке, переплывал ее и строился на другом берегу в боевой
порядок. Сторожившие казаки то и дело подвозили новые вести.
- Король был в костеле на левой стороне, слушал обедню и причастился
святых таин, - сообщал один.
- В войске была генеральная исповедь, - говорил другой.
- Король советуется с полководцами и отдает приказы, - доносил
третий.
Казацкая переправа подходила подходила к концу и Хмельницкий весело
заметил:
- Теперь пусть советуется и приказы рассылает, благо мы на месте. Как
только вздумает переправляться, мы на него и нагрянем.
- Старый генерал Артишевский строит через реку мосты, - привез еще
известие сторожевой казак.
- А куда направлены мосты? - спросил гетман.
- Один к Збаражской дороге, другой к Львовской.
- Широки ли они?
- Нет, узки.
- Хорошо! - заметил Хмельницкий.
Он объехал все войско и громко сказал казакам:
- Молодцы, пришло время отомстить за кровь отцов, братьев и детей
ваших, замученных ляхами! Пришло время постоять за церковь, поруганную и
попранную! Но не дерзните поднять убийственной руки на его милость короля,
помазанника Божия, помните, что мы воюем не против него, а против панов.
Король тоже говорил речь своему войску, умолял их загладить Пилявский
позор и сражаться за свое отечество, как прилично благородным рыцарям. Не
успел еще король замолкнуть, к нему поспешно подошел один из панов.
- Ваше величество, - проговорил он, задыхаясь, - татары близко!
Известие это, как молния, облетело все ряды войска, и, несмотря на
присутствие короля, поднялся шум. Король должен был дать знать, чтобы
замолчали.
- Кто видел татар и где? - спросил он.
- Шляхтич Бейковский! Он был послан на разведки и видел целый отряд
татар.
Король немного побледнел, но тотчас же оправился обратился к канцлеру
Оссолинскому.
- Пан канцлер, кого послать на разведки? - спросил он.
- Пана Гдешинского, ваше величество! - отвечал канцлер.
- Так прошу вас послать! - коротко распорядился король и поспешил в
свою палатку, чтобы отдать новые приказания.
- Не угодно ли пану ротмистру тотчас же ехать на разведки! - приказал
Оссолинский явившемуся к нему Гдешинскому.
У пана ротмистра вытянулось лицо.
- Зачем пану канцлеру угодно послать именно меня? - Я уже достаточно
послужил на своем веку и не желаю попасть в руки татар.
- Я потому и предлагаю пану ротмистру это поручение, что знаю его
опытность и умение. Пан ротмистр поедет сейчас же, не медля ни минуты,
такова воля его величества короля!
- Старая лисица! - проворчал Гдешинский, уходя. - Что мне охота
бродить кругом да около, никаких татар тут нет и быть не может... А если
бы и были, тоже неприятно попасть на их аркан. Дали бы мне хоть отряд, а
то гоняют меня одного, как собаку, - ворчал он, садясь на коня и неохотно
двигаясь в путь.
- Пан Гдешинский непременно достанет языка! - крикнул ему вслед
Оссолинский, высунув голову из-за полога своей палатки.
- Достану я тебе языка, дожидайся! - проворчал сквозь зубы ротмистр.
- Лучше бы ты свой попридержал. Он пришпорил своего коня, выехал из
лагеря, скрылся в ближайшей рощице и приостановился.
- Что я за дурак, чтобы идти опять на разведки? - рассуждал он. - Да
и нет никаких татар, Бейковскому погрезилось. Этот канцлер не дал мне и
позавтракать, - продолжал он, слезая с коня и отвязывая захваченную с
собой сумку с провизией. Не торопясь выпил он вина из фляги, плотно
закусил, прилег отдохнуть, да так и проспал до вечера.
Он вернулся в лагерь, поскакав предварительно со своим конем по
лужам, чтобы иметь вид особенно забрызганного, и доложил канцлеру, что
объехал пространство на три мили кругом и никаких татар не видел.
- А теперь пан канцлер прикажет накормить меня! - закончил он свой
доклад.
Канцлер велел подать ему сытный ужин, а королю доложил, что переправу
можно отложить до завтра, так как слухи о татарах оказались неверными.
Утро следующего дня было пасмурное, дождливое. Еще задолго до
рассвета в казацком лагере все закопошились. Шпионы передали, что польское
войско собирается переправляться и что уже посланы передовой и тыльный
отряды под начальством Корецкого и Коржицкого.
Услыхав это Хмельницкий бросил завтрак и подошел к высокому дереву. -
А ну-ка, хлопцы, помогите мне взобраться! - обратился он к окружавшим его
казакам.
- Никак батько хочет на дерево лезть! - заговорили казаки.
- А что ж? - смеясь, отвечал Богдан, - свой глаз лучше всего!
Он взобрался на самую верхушку и стал наблюдать переправу поляков в
направлении к Львову. Переправа шла очень медленно. Узкие мосты не
позволяли переправляться многим за раз, а длинные вереница возов еще более
затрудняли движение. Хмельницкий сидел на дереве, и казакам приходилось
карабкаться к нему за приказаниями.
Время близилось к полудню, полковники послали Ивашка на дерево
спросить, не надо ли уже готовиться к нападению.
- Нет еще, - проговорил гетман. - Пусть поляки понаберутся храбрости.
Видишь, они еще толпятся в кучи, значит боятся нападения. Мы подождем и
застанем их врасплох.
Наконец в самый полдень поляки стали поговаривать, что пора бы
пообедать.
- Успеем еще переправиться! - говорили они. - Кого нам бояться? На
сытый желудок все лучше биться.
И на том и на другом берегу расположились обедать.
Коржицкий стоял в тылу войска, близ небольшого озерка, образуемого
рекой. Вдруг послышались крики татар, и на польский отряд посыпались тучи
стрел. Пан Самуил Коржицкий тотчас же послал гонца к войску, а сам храбро
выдержал первый натиск. Гонец прискакал как раз в тот момент, когда паны
собирались обедать.
- Скорее, скорее! На нас напали татары... Если не подать помощи, нас
всех перебьют!
- Татары? Откуда могли взяться татары? Вздор какой! Вам все это
пригрезилось! - возражали гонцу.
Через несколько минут прискакали новые гонцы. Но полякам не хотелось
вставать из-за обеда. Они послали несколько молодых шляхтичей узнать,
действительно ли татары напали. Верстах в двух от лагеря шляхтичи
встретили Коржицкого, бегущего с остатками отряда. Они хотели остановить
пана Самуила, но он замахал руками и побежал в лагерь.
Дождь лил все сильнее, туман закрыл всю окрестность. Вдруг, как
из-под земли, выросли перед лагерем с одной стороны татары, а с другой -
казаки. В довершение беспорядка, зборовские жители, зорко следившие с
колоколен за тем, что происходит, ударили в набат.
Пока паны обедали, через мосты переправлялись возы. При виде татар и
казаков, хлопы, бывшие при возах, бросили их и убежали, и обе половины
войска остались отрезанными друг от друга.
Много перебили татары конных и пеших ляхов, побили и те хоругви,
которые король прислал на помощь. Кровь лилась ручьями, целые груды трупов
валялись по топкому лугу.
Пока Хмельницкий расправлялся с одной частью войска, король принял
начальство над другой и стал поспешно переправляться на левый берег реки.
Переправившись, они сломали за собой мосты и очутились лицом к лицу с той
частью войска Хмельницкого, которая осталась на левой стороне.
Король встретил бежавшего навстречу ему Корецкого. Пан Корецкий
вступил было в бой с татарами, но, увидав несметную татарскую орду,
обратился в бегство, по пятам преследуемый густой толпой врагов. Казаки,
бывшие в засаде в лесу и на окрестных возвышенностях, тоже подошли на
помощь татарам. Король выслал герольда с воззванием к казакам, он обещал
им прощение, если они примут назначенного им гетмана и выдадут
Хмельницкого. За голову его он назначил десять тысяч червонных.
Хмельницкий стоял на другом берегу и слышал воззвание.
- Не доверяйте ляхам, братья! - крикнул он. - Бейте их, не слушайте
их льстивых речей...
Казаки не дали герольду дочитать воззвание и бросились на неприятеля.
Их примеру последовали татары. Началась резня. Польское войско долго
держалось; несколько раз подавалось назад и опять возвращалось на свою
позицию. Тучи стрел и дым от выстрелов затемняли воздух. Ничего не видя, в
смятении поляки поляки били друг друга вместо неприятеля. Татары вдруг
дружным натиском ворвались в середину польского войска, произошел полный
беспорядок, ряды заколебались, передние обратились в бегство и стали
теснить задних. Король с саблей наголо старался удержать бегущих, умолял
не губить отечества, грозил смертью беглецам, но ничто не помогало. Все
левое крыло бежало, а татары их преследовали, нещадно убивая.
У короля оставалось еще правое крыло под начальством Оссолинского.
Кое-как сплотив ряды, канцлер поспешил на помощь бежавшим и, может быть,
ему удалось бы отразить неприятеля, но в это время к татарам подоспели
свежие отряды, битва загорелась с новой силой и продолжалась вплоть до
вечера.
Стемнело, и разрозненные кучки уцелевших поляков собрались в обоз.
Бледные, окровавленные, измученные нравственно и физически, они едва
держались на ногах. Неприятель оцепил обоз, спасения не было, все это
знали и в немом отчаянии смотрели друг на друга, не зная, на что решиться.
- Нельзя ли тайно вывести короля из обоза? - говорили одни. - Его
жизнь дороже всех нас.
- Никогда! - отвечал король. - Я не трус и готов умереть вместе с
вами, если нет спасения.
- Попробуем пробиться через неприятельские ряды и соединиться с
осажденными в Збараже, - предложил Артишевский.
- Это невозможно! - возразил король. - Если даже и пробьемся, то
русские не дадут нам продовольствие и мы умрем с голоду.
- Не лучше ли, - начал канцлер Оссолинский, - написать письмо к хану
и постараться поссорить его с казаками? Можно ему обещать плату.
Этот совет показался самым благоразумным. Сейчас же составили письмо
и послали его с пленным татарином к Ислам-Гирею.
Кто-то из панов уже успел распространить в войске весть, что на
совете предлагали бежать. Весть эта переходила из уст в уста, а к вечеру
уже в лагере говорили, что ночью король с панами намереваются покинуть
войско. На всех напал страх. В темноте никто ничего не различал; все
кричали, что их покидают, что их оставляют в добычу татарам и казакам;
хлопы бросились к возам и стали готовиться к бегству; говорили, что короля
уже нет в войске.
Король между тем только что прилег в своей палатке. Не успел он еще
заснуть, как к нему явился его духовник.
- Ваше величество, в войске смятение! Говорят, что король вместе с
военноначальниками и панами покинули лагерь.
Король вскочил на ноги и быстро вышел из палатки.
- Коня! - вскричал он. - Я проеду по всему лагерю, пусть видят, что я
с ними. Зажгите факелы, - приказал он своим оруженосцам, - и идите впереди
меня, пусть всякий видит мое лицо.
Держа в руках шляпу, он медленно поехал между рядами испуганных и
дрожащих воинов. Факелы ярко освещали его бледное взволнованное лицо.
