Оно, однако, стойко сражалось. Будучи однажды настроенным на
преследование, оно не могло делать ничего другого.
Трое мужчин и женщина плыли вверх по роднику поднимающийся жидкости.
Лейкоцит, еле двигающийся плыл вместе с ними.
Гладкая закругленная стенка с одной стороны была прозрачной. Это была
прозрачность не такого типа, как у тонкой стеки капилляра, а настоящая
прозрачность. Не было никаких признаков клеточных мембран, Ядер.
- Это роговая оболочка, - сказал Дьювал. - Вторая стенка - нижнее
веко. Нам нужно уйти достаточно далеко, чтобы при полной деминиатюризации
не нанести повреждений Бенешу, и у нас есть только 6 секунд на это.
Прямо вверху, довольно высоко в их все еще крошечном масштабе, была
горизонтальная щель.
- Через нее, - сказал Дьювал.
- Корабль на поверхности глаза! - раздался ликующий возглас.
- Хорошо, - сказал Рейд. - Правый глаз.
Техник с предметным стеклом низко склонился над закрытым глазом
Бенеша и установил лупу. Медленно, с помощью чувствительного зажима, он
осторожно зажал нижнее веко и оттянул его вниз.
- Это здесь, - тихо сказал он. - Как соринка.
Он искусно подставил предметное стекло к глазу, и капля слезы с
соринкой упала на него.
- Если что-то можно увидеть невооруженным глазом, то оно очень быстро
станет намного больше. Все разбежались!
Техник, колеблясь между спешкой и необходимостью соблюдать
осторожность, опустил предметное стекло на пол комнаты и пошел прочь
быстрыми шагами.
Сестры быстро выкатили операционный стол через двойную дверь, и с
поразительно возрастающей скоростью соринка на предметном стекле
увеличилась до нормальных размеров.
Трое мужчин, женщина и куча металлических обломков, скрученных и
изъеденных, появились там, где минуту назад ничего не было.
- Восемь секунд в запасе, - пробормотал Рейд.
- А где Мичелз? - вдруг спросил Картер. - Если Мичелз еще в Бенеше...
Он побежал за исчезнувшим операционным столом с внезапно возникшим
снова ощущением неудачи.
Грант снял шлем и жестом остановил его.
- Все в порядке, генерал. Это все, что осталось от "Протеруса", а в
нем вы найдете то, что осталось от Мичелза. Наверное только органическое
желе с обломками костей.
Грант все еще не мог приспособиться к настоящему, реальному миру. Он
проспал с несколькими перерывами 15 часов и проснулся, удивляясь
окружающему его свету и пространству.
Он завтракал в постели, рядом сидели улыбающиеся Картер и Рейд.
- Остальным тоже оказывается такое же внимание? - спросил Грант.
- Все, что можно приобрести за деньги, во всяком случае, на некоторое
время, - ответил Картер. - Оуэнс - единственный, кому мы разрешили уехать.
Он хотел побыть с женой и детьми, и мы освободили его, но только после
того, как он представил нам краткий отчет обо все происшедшем. Выходит,
Грант, что вы для успеха миссии сделали больше, чем кто-либо другой.
- Если вы пожелаете руководствоваться отдельными пунктами - может
быть, - сказал Грант. - Если вы захотите представить меня к медали или
повысить в должности, я соглашусь. Если вы хотите предоставить мне годовой
отпуск с оплатой, я соглашусь еще быстрее. В действительности, однако,
миссия могла бы провалиться при отсутствии любого из нас. Даже Мичелз
достаточно эффективно вел нас - большей частью.
- Мичелз, - задумчиво произнес Картер. - Эти подробности относительно
него, как вы знаете, не для печати. По официальной версии он погиб при
исполнении служебных обязанностей. Не будет ничего хорошего, если станет
известно, что в ОМСС пробрался предатель. И я не знаю, был ли он в
действительности предателем.
- Я достаточно знаю его для того, чтобы сказать, что он не был им, -
сказал Рейд. - Не был в обычном смысле этого слова.
Грант кивнул.
- Я согласен. Он не был книжным злодеем. Он потратил время на то,
чтобы надеть на Оуэнса гидрокостюм, прежде чем вытолкнуть из корабля. Он
хотел, чтобы Оуэнса убили лейкоциты, но сам сделать этого не мог. Нет, я
думаю, он действительно хотел сохранить в тайне принцип неограниченной
миниатюризации ради, как он говорил, блага человечества.
- Он был полностью на стороне мирного использования миниатюризации, -
сказал Рейд. - И я тоже. Но какое благо она принесла бы...
- Вы имеете дело с разумом, который стал невольно нелогичным, -
прервал его Картер. - Ведь мы сталкиваемся с такими вещами с тех пор, как
изобрели атомную бомбу. Всегда находятся люди, которые думают, что если
какое-либо новое открытие, причастное к чему-то ужасающему, запретить, то
все будет хорошо. За исключением того, что нельзя запретить открытие,
время которого пришло. Если бы Бенеш умер, неограниченная миниатюризация
все равно была бы открыта в будущем году, или через 5 лет, или через 10.
Только тогда первыми могли быть они.
- А теперь первыми будем мы, - сказал Грант. - И что мы с этим будем
делать? Конец, в решающей войне? Наверное, Мичелз был прав.
- А может быть, обычное человеческое чувство возьмет верх с обеих
сторон? - сухо спросил Картер. - Так было до сих пор.
- Особенно после того, - сказал Рейд, - как вся эта история всплывет
наружу и массовые средства информации распространят рассказ о
фантастическом путешествии "Протеруса", вопрос о мирном использовании
миниатюризации будет поставлен столь остро, что мы сможем бороться с
доминированием военных в этой области. И, наверное, с успехом.
Картер мрачно посмотрел на него, но ничего не ответил. Он взял сигару
и сказал:
- Расскажите мне, Грант, как это вы ухватились за Мичелза.
- Я за него вовсе не ухватился. Это все было результатом массы
беспорядочных рассуждений. В первую очередь, генерал, вы посадили меня на
корабль потому, что подозревали Дьювала.
- О, нет, обождите...
- Все на корабле знали, что это так, за исключением, Дьювала,
наверное. Так что я стартовал не в том направлении. Однако, у вас не было
оснований для твердой уверенности, поэтому вы ни о чем не предупреждали
меня, так что я не был расположен поступать опрометчиво. На борту корабля
находились весьма высокопоставленные особы, и я знал, что, если я схвачу
кого-нибудь, а это окажется ошибкой, вы дадите задний ход и оставите меня
получать тумаки.
Рейд слегка улыбнулся, а Картер вспыхнул и стал весьма интересоваться
своей сигарой.
- Не такое уж тяжкое ощущение, конечно. Это входит в мои обязанности
- получать тумаки, но только если я их заслужил. Поэтому я выжидал, пока
не буду уверен, а я никогда не был по-настоящему уверен. Нам досаждал
целый ряд случайностей или того, что можно было считать случайностями.
Например, был поврежден лазер, и еще существовала возможность того, что
это сделала мисс Петерсон. Но почему таким неуклюжим способом? Оно могла
найти десяток способов, позволяющих ей сделать с лазером такой трюк, что
он выглядел бы в полном порядке и в то же время не работал как следует.
Она могла бы сделать так, что бы Дьювал не попал в цель, что было бы
достаточно для того, чтобы убить нерв или, возможно, даже Бенеша.
Следовательно, такое грубое повреждение лазера было или случайностью, или
обдуманным делом рук кого-то другого, а не мисс Петерсон. Потом отвязался
мой страховочный канат, когда мы были в легких, в результате чего я чуть
не погиб. Логично было бы подозревать Дьювала, но именно он предложил,
чтобы прожектор корабля светил в разрез, и это спасло меня. Зачем было
пытаться убить меня, а потом содействовать моему спасению? В этом не было
смысла. Или это тоже была случайность, или мой страховочный канат развязал
кто-то другой, а не Дьювал. Мы потеряли наш запас воздуха, и эту небольшую
катастрофу мог организовать Оуэнс. Но потом, когда мы пополняли этот
запас, Оуэнс наскоро смастерил устройство для миниатюризации воздуха,
которое творило чудеса. Он легко мог не делать этого, и никто из нас не
мог обвинить его в саботаже. Зачем заниматься выпуском воздуха, а потом
работать как дьявол, чтобы снова заполучить его? Или это тоже была
случайность, или запас воздуха был выпущен кем-то другим, а не Оуэнсом. Я
мог исключить себя из обсуждения так как знал, что не причастен к
саботажу. Тогда оставался Мичелз.
- Вы убеждены, что он несет ответственность за все эти инциденты? -
спросил Картер.
- Нет, это все могли быть случайности. Мы никогда не узнаем этого. Но
если это был саботаж, то Мичелз, несомненно, был наиболее подходящим
кандидатом, так как он единственный, кто не принимал участия в
спасательных операциях в критические минуты или от кого можно было ожидать
более тонкого саботажа. Итак, разберем теперь Мичелза. Первым случаем был
просчет с артериально-венозной фистулой. Или это было случайное несчастье,
или Мичелз привел нас к нему обдуманно. Если это был саботаж, то, в
отличии от других случаев, только один человек мог быть обвинен в нем,
только один - Мичелз. Он даже согласился с этим, по крайней мере, в одном
пункте. Только он имел возможность направить нас туда, только он мог
настолько хорошо знать кровеносную систему Бенеша, чтобы обнаружить в ней
микроскопическую фистулу, и именно он указал точное место входа в артерию
в начальный момент.
- Это все-таки могло быть просто ошибкой, - сказал Рейд.
- Верно! Но в то время как во всех остальных случаях те, кто мог быть
заподозрен, делали все возможное, чтобы найти выход, Мичелз, после того
как мы попали в венозную систему, яростно требовал, чтобы мы немедленно
отказались от продолжения миссии. То же самое он делал во время всех
других кризисов. Только он один делал это постоянно. И все же, с моей
точки зрения, это не было еще настоящим доказательством
- Ну, а что же тогда было доказательством? - спросил Картер.
- Когда наша миссия началась и мы были миниатюризированы и введены в
сонную артерию, я был испуган. Мы все были, мягко выражаясь, встревожены,
но мичелз боялся больше всех. Он был почти парализован от страха. В этот
момент я понимал его. Я не считал это позорным. Как я уже говорил, я сам
был достаточно испуган и был рад компании. Но...
- Но?
- Но после того как мы прошли через артериально - венозную фистулу,
Мичелз никогда больше не проявлял никаких признаков страха. В то время как
другие нервничали, он был спокоен. Он превратился в скалу. Действительно,
вначале он много раз сообщал мне, какой он трус - чтобы объяснить его явно
видимый страх - но в конце путешествия он обозлился чуть ли не до
бешенства, когда Дьювал намекнул ему, что он трус. Это изменение позиции
казалось мне все более и более странным. Мне казалось, что для его
первоначального страха была особая причина. До тех пор, пока он
сталкивался с опасностью вместе с остальными, он был храбрецом.
Следовательно, он боялся тогда, когда столкнулся с опасностью, о которой
другие не подозревали. Невозможность разделить риск, необходимость одному
смотреть смерти в глаза - вот что превратило его в труса. Вначале все
остальные боялись самого процесса миниатюризации, но он прошел
благополучно. После этого мы все собирались направиться к тромбу,
ликвидировать его и выйти наружу, потратив на это в общей сложности 10
минут. Но Мичелз должен был быть единственным из нас, который знал, что
все произойдет не так. Он один должен был знать, что случится беда и что
мы чуть не загнемся в водовороте. Оуэнс говорил на инструктаже, что
корабль станет хрупким, и Мичелз должен был ждать гибели. Неудивительно,
