заплачу тебе, сколько ты запросишь". Нет-нет, я не обиделся, но разве дал
я тебе повод относиться ко мне с таким неуважением?
В голосе Америго перемешались горе и страх:
- Америка была так добра ко мне. Я хотел быть хорошим гражданином. Я
хотел, чтобы моя девочка была американкой.
Дон хлопнул в ладоши, будто подводя итог своему решению:
- Это ты хорошо сказал. Очень хорошо. Так нечего жаловаться. Судья
вынес приговор. Когда пойдешь в больницу, прихвати цветы и коробку конфет
для твоей дочери. Будь доволен. В конце концов, ведь дело не так уж
серьезно: парни молодые, горячие, один из них - сын влиятельного
политического деятеля. Нет, дорогой Америго, ты всегда был честным
человеком. Несмотря на то, что ты отклонил мою дружбу, я готов положиться
на слово Америго Бонасера больше, чем на слово любого другого человека.
Так дай же мне слово, что ты отбросишь все эти глупости. Прости. Забудь.
Жизнь полна несчастий.
Жестокая насмешливость и презрительность, с которыми все это было
произнесено, и едва сдерживаемый гнев дона Корлеоне превратили несчастного
могильщика в кисель, но он смело произнес:
- Я прошу твоего справедливого суда.
Дон Корлеоне ответил коротко:
- Суд вынес справедливый приговор.
Бонасера упрямо затряс головой:
- Нет. Этот приговор справедлив только для преступников.
Кивком головы дон подтвердил свое согласие с этим тонким диагнозом,
потом спросил:
- А каков он, твой справедливый приговор?
- Око за око, - ответил Бонасера.
- Ты просил большего, - сказал дон. - Твоя дочь жива.
Бонасера произнес недовольным тоном:
- Пусть пострадают так же, как моя дочь.
Дон выжидал. Бонасера собрал последние остатки своей храбрости и
спросил:
- Сколько я тебе должен за это заплатить?
Это было криком отчаяния.
Дон Корлеоне повернулся спиной к Бонасера, что было явным намеком на
конец аудиенции, но Бонасера не трогался с места.
Наконец, со вздохом дон Корлеоне снова повернулся к могильщику,
который был теперь бледнее своих клиентов. Дон Корлеоне был нежен и
терпелив:
- Почему ты боялся довериться мне первому? - спросил он. - Ты идешь в
суд и ожидаешь месяцами. Ты тратишь деньги на адвокатов, которым прекрасно
известно, что ты останешься в дураках. Ты выслушиваешь приговор судьи,
который продает себя, как последняя уличная девка. Много лет назад, когда
ты нуждался в деньгах, ты пошел в банк и заплатил разрушительные проценты,
словно нищий стоял ты со шляпой в руках, а они обнюхивали тебя со всех
сторон и совали носы в твой зад, чтобы выяснить, сможешь ли ты возвратить
им долг. - Дон остановился, голос его стал жестче. - А приди ты ко мне,
мой кошелек стал бы твоим. Приди ты ко мне за справедливостью, мерзавцы,
которые изничтожили твою дочь, плакали бы сегодня горькими слезами. Если
бы по какой-то непонятной причине столь честный и порядочный человек, как
ты, нажил бы себе врагов, они стали бы моими врагами. - Дон поднял руку и
показал пальцем на Бонасера. - И тогда, поверь мне, они боялись бы тебя.
Бонасера наклонил голову и невнятно произнес:
- Будь другом. Я принимаю.
Дон Корлеоне положил руку на плечо могильщика:
- Хорошо, - сказал он. - Ты получишь мой суд справедливости. Однажды,
причем может случиться, что этот день никогда не наступит, я приду к тебе
и попрошу оказать мне ответную услугу. До того дня считай это подарком от
моей жены, крестной твоей дочери.
Когда дверь за могильщиком захлопнулась, дон Корлеоне обратился к
Хагену:
- Передай это дело Клеменца, пусть они позаботятся о том, чтобы это
проделали надежные люди, которых не воротит от вида крови. Ведь мы, в
конце концов, не убийцы, как думает пустая голова этого служителя трупов.
Он обратил внимание на то, что его старший сын наблюдает за гулянием
в саду. "Положение безнадежное, - подумал дон Корлеоне. - Сантино не хочет
учиться, и ему никогда не взять в руки семейное дело, никогда не быть ему
доном. Придется придумать для него что-нибудь другое. И как можно скорее.
Ведь жизнь не бесконечна."
Со стороны сада донесся вопль радости, который удивил всех троих.
Сонни Корлеоне прижался носом к стеклу. То, что он увидел, заставило его с
довольной улыбкой на лице повернуться к дверям:
- Это Джонни, он приехал на свадьбу. Что я вам говорил?
Хаген подошел к окну.
- Это и в самом деле твой крестник, - сказал он дону Корлеоне. -
Привести его сюда?
- Нет, - ответил дон. - Дай людям насладиться его присутствием.
Приведи его сюда, когда он будет готов, - улыбнулся он в сторону Хагена. -
Видишь, он хороший крестник.
Хаген почувствовал укол ревности. Он произнес в отчаянии:
- Прошло два года. Он, наверное, попал в беду и нуждается в твоей
помощи.
- А к кому же он должен прийти, если не к своему крестному? - спросил
дон Корлеоне.
Первым заметила Джонни Фонтена Конни Корлеоне. Она завизжала:
"Джонни!" и бросилась к нему в объятия. Он крепко обнял ее и поцеловал в
губы. Гости один за другим подходили и здоровались с ним. Это были его
старые друзья, люди, вместе с которыми он рос и воспитывался. Потом Конни
подтащила его к своему будущему мужу. Джонни с удовольствием отметил про
себя, что блондин скис, видя, что перестает быть центром торжества. Джонни
крепко пожал руку жениху и поднял стакан в его честь.
Знакомый голос раздался со стороны оркестра:
- А как насчет песни, Джонни?
Он поднял голову и увидел, что сверху ему улыбается Нино Валенти.
Джонни вскочил на сцену и обнял Нино. В юности их невозможно было
разлучить: перед тем, как Джонни стал знаменитостью и начал выступать по
радио, они пели вместе. Уехав в Голливуд на съемки, Джонни несколько раз
звонил Нино и обещал устроить ему выступления в ночных клубах. Так никогда
он этого и не сделал. Теперь, при виде Нино с его насмешливой пьяной
улыбкой, он снова почувствовал симпатию к этому парню.
Нино принялся бренчать на мандолине. Джонни Фонтена положил руки на
плечо Нино. "Это для невесты", - сказал он, отбивая ногой чечетку и
напевая любовную сицилийскую песню, полную непристойностей. Исполняя
песню, Нино делал многозначительные движения туловищем. Невеста
раскраснелась от гордости, а толпа гостей одобрительно зашумела. Все
притоптывали и повторяли вслед за певцами двусмысленные слова каждого
припева. Темп все нарастал, и они не успевали уже хлопать в ладоши, когда
Джонни откашлялся и предложил другую песню.
Все гордились им. Он был одним из них и сумел стать знаменитым
певцом, звездой экрана, который спал с самыми шикарными женщинами в мире.
И в то же время он оказал такое почтение своему крестному, проехав триста
миль, чтобы принять участие в этой свадьбе. Он все еще любил таких старых
друзей, как Нино Валенти. Многие из присутствующих помнят, как Джонни и
Нино пели вместе в молодости; тогда никто и думать не мог, что Джонни
Фонтена будет держать в своих руках сердца пятидесяти миллионов женщин.
Джонни Фонтена нагнулся и поднял невесту на сцену, так что она
оказалась между ним и Нино. Оба они бросились на колени, и Нино с силой
ударил по струнам мандолины. Это было их обычным поединком, и оружием им
служил голос, когда они выкрикивали по очереди одну песню за другой.
Джонни из благородства позволил Нино одержать верх над собой, взять
невесту на руки и спеть последний, победный куплет. Гости закричали
"браво", а они все трое обнялись друг с другом. Гости умоляли их спеть еще
одну песню. Один только дон Корлеоне, стоявший в угловой комнате дома,
чувствовал, что не все в порядке. С притворной веселостью он громко
сказал:
- Мой крестник проехал триста миль, чтобы поздравить меня, и никто не
догадывается смочить ему горло?
Со всех сторон к Джонни Фонтена потянулись полные стаканы вина. Он
отпил из каждого и побежал обнимать крестного. Обнимая дона, он прошептал
ему что-то на ухо, и тот повел Джонни в дом.
Том Хаген протянул руку вошедшему Джонни. Джонни пожал ее и спросил:
"Как поживаешь, Том?", но сделал он это без той теплоты, которая была в
его голосе еще несколько минут назад, в саду. Хагена такая холодность
немного оскорбила, но он постарался не обращать внимания. Это одно из
наказаний, которым постоянно подвергается верный оруженосец дона.
Джонни Фонтена сказал дону:
- Получив телеграмму, я сказал себе: "Крестный на меня больше не
сердится". После развода я звонил тебе пять раз, но Том каждый раз
говорил, что ты вышел или что ты занят, и я понял, что ты сердишься.
Дон Корлеоне разливал по стаканам желтую водку:
- Все это забыто. Чем я могу быть тебе полезен? Ведь ты так богат,
так знаменит, что вряд ли смогу тебе чем-либо помочь.
Джонни залпом осушил стакан со жгучей жидкостью и попросил снова
наполнить его. Он старался казаться веселым.
- Я не так уж богат, крестный. И с каждым днем мои дела становятся
все хуже и хуже. Ты был прав. Мне нельзя было оставлять жену и детей ради
этой шлюхи. Ты вправе сердиться на меня.
Дон пожал плечам:
- Я просто переживал за тебя, ведь ты мой крестник. Это все.
Джонни нервно ходил по комнате.
- Я с ума сходил по этой суке. Самая знаменитая звезда Голливуда.
Лицо ангела. А ты знаешь, чем она занимается после фильма? Если гример
хорошо знает свое дело, она отдается ему. Если фотограф постарался красиво
подретушировать ее фотографию, она отдается ему. Она отдается всем и
каждому. Она пользуется своим телом, как я мелочью на чаевые, что у меня в
кармане. Шлюха, созданная для самого сатаны.
Дон Корлеоне резко оборвал его:
- А как поживает твоя семья?
Джонни вздохнул:
- Я о них позаботился. После развода я дал Джинни и детям даже больше
того, чем присудил суд. Я навещаю их раз в неделю. Мне их недостает.
Иногда мне кажется, что я схожу с ума. - Он отпил немного водки. - Теперь
вторая жена смеется надо мной. Она не понимает, почему я ревную. Она зовет
меня "старомодным итальяшкой" и издевается над тем, как я пою. Перед
уходом я хорошенько побил ее, но не в лицо, так как она снимается в
фильме. Я бил ее по рукам и ногам, а она продолжала смеяться. - Он зажег
сигарету. - Так вот, крестный, именно теперь мне кажется, что не стоит
жить.
Дон Корлеоне сказал очень просто:
- Это относится к тому сорту проблем, в которых я не могу тебе помочь
разобраться. - Он выдержал паузу, а потом спросил. - Что случилось с твоим
голосом?
Показная веселость исчезла с лица Джонни Фонтена.
- Крестный, я не могу больше петь. Что-то случилось с моим горлом, и
врачи не знают, что именно.
Дон и Хаген удивленно посмотрели на него. Джонни всегда был так
силен. Фонтена продолжал:
- Два фильма принесли мне кучу денег. Я стал знаменитостью. Теперь
они выбрасывают меня на улицу. Директор студии всегда меня ненавидел, и
теперь у него прекрасный случай отомстить мне.
Дон Корлеоне подошел к своему крестнику и грустно спросил его:
- А почему этот человек не любит тебя?
- Все свои песни я исполнял на сборищах либеральных организаций. Джек
Вольтц не любит эти песни. Он звал меня коммунистом, но ему не удалось
приклеить мне эту кличку. Потом я увел у него из-под носа девушку, которую
он берег для себя. Это было делом одной ночи, и она, кроме того,
преследовала меня. Что я, черт побери, должен был делать? Потом эта шлюха,
моя вторая жена, выбрасывает меня на улицу. Джинни и дети готовы принять
меня при условии, что я приползу к ним на коленях. Петь я больше не могу.
Крестный, что, черт побери, мне делать?
