оставить за собой свободу действий. Он наклонился к своему чемоданчику,
открыл его и начал там рыться, наблюдая за встречающими. Ничего
подозрительного, ничего такого, на что следовало бы обратить внимание, он
не заметил.
Девушка была худощавой блондинкой, на вкус Ромео - чересчур
угловатой, но в ее лице просматривалась некая женская строгость, присущая
серьезным девушкам, а ему это в женщинах нравилось. Он представил ее в
постели и понадеялся, что пробудет здесь достаточно долго, чтобы ее
совратить. Это не будет слишком уж сложным, он всегда привлекал женщин и в
этом плане превосходил Ябрила. Она будет догадываться, что он связан с
убийством Папы, а для серьезной революционно настроенной девушки разделить
с ним постель должно быть воплощением всех ее романтических мечтаний.
Ромео заметил, что она не касалась находившегося рядом мужчины.
У юноши было такое пылкое, открытое лицо, он излучал такую
американскую доброту, что Ромео сразу невзлюбил его. Американцы - это
дерьмо, у них слишком комфортабельная жизнь. Подумать только, за двести с
лишним лет у них в стране не появилась революционная партия, и это в
стране, возникшей в результате революции! Молодой человек, которого
послали встречать его, был типичным американцем. Ромео подхватил свой
чемоданчик и пошел прямо к ним.
- Извините меня, - обратился улыбаясь Ромео по-английски с сильным
акцентом, - вы не скажете, где отходят автобусы на Лонг Айленд?
Девушка обернулась. Вблизи она выглядела гораздо привлекательнее, а
крошечный шрам на подбородке усилил в нем похотливое желание.
- Вам нужен Северный берег или Южный? - спросила она.
- Ист Хэмптон, - ответил Ромео.
Девушка улыбнулась, улыбка была приветливая, даже восторженная. Юноша
взял чемодан Ромео и сказал:
- Идите за нами.
Они вышли из аэровокзала, Ромео, ошеломленный шумом уличного
движения, толкучкой людей, шел следом. Их ожидала машина с шофером в такой
же красной бейсбольной шапочке. Молодой человек сел рядом с водителем, а
девушка устроилась на заднем сиденье рядом с Ромео. Пока машина
встраивалась в поток уличного движения, она протянула руку и
представилась:
- Меня зовут Доротея. Ни о чем не беспокойтесь.
Молодые люди, сидевшие впереди, тоже пробормотали свои имена, а
девушка продолжала:
- Вы будете хорошо устроены и в полной безопасности.
А Ромео в этот миг испытал муки совести Иуды.
Вечером молодая американская пара накормила Ромео хорошим ужином. Ему
предоставили комфортабельную комнату с окнами на океан, и не имело
большого значения, что постель была вся в буграх, так как Ромео предстояло
провести здесь всего одну ночь, если вообще удастся заснуть. Дом был
обставлен роскошно, но безвкусно, как принято в современных приморских
кварталах. Втроем они провели спокойный вечер, разговаривая на смеси
итальянского и английского.
Доротея удивила его. Она оказалась очень интеллигентной и
привлекательной, однако, как выяснилось, совсем некокетливой, и это
обстоятельство разрушило надежду Ромео провести свою последнюю ночь на
свободе, развлекаясь сексом. Молодой человек по имени Ричард держался
очень серьезно. Было очевидно, что они подозревают его в убийстве Папы
Римского, но никаких конкретных вопросов не задавали, а просто проявляли к
нему боязливое уважение, с каким люди обычно относятся к медленно
умирающим от смертельной болезни. Ромео они понравились. Они гибко
двигались, интеллигентно разговаривали, в них жило сострадание к
несчастным, они излучали веру в свои идеалы и в свои силы.
Проведя этот тихий вечер с двумя молодыми людьми, такими искренними в
своей вере, такими невинными в отношении нужд революции, Ромео испытал
некоторое отвращение ко всей своей жизни. Неужели необходимо предавать
вместе с собой и этих двоих? Его-то в конечном итоге освободят, он верил в
план Ябрила, представлявшийся ему таким простым и элегантным. Что касается
его, то он добровольно вызвался сунуть голову в петлю. Но юноша и девушка
верят, что народ на их стороне, а им предстоят наручники и все страдания
революционеров. На какой-то миг он подумал, не предупредить ли их. Но ведь
было необходимо, чтобы мир знал, что в заговоре замешаны и американцы, и
эти двое - ягнята для жертвоприношения. Потом он рассердился на себя, на
свое мягкосердечие. Это правда, что он не может бросить бомбу в детский
сад, как Ябрил, но уж, конечно, он способен принести в жертву этих молодых
людей. В конце концов, это ведь он убил Папу.
И потом, что им будет такого плохого? Ну, пробудут несколько лет в
тюрьме. Америка сверху донизу настолько мягкосердечна, что их даже могут
раньше освободить. Америка-страна адвокатов, наводящих ужас подобно
рыцарям Круглого стола, они могут вытащить кого угодно.
Он пытался заснуть, но весь ужас последних нескольких дней врывался
вместе с океанским воздухом через открытое окно. Вновь он поднимал свою
винтовку, вновь видел, как падает Папа, вновь бежал через площадь и
слышал, как в ужасе кричат съехавшиеся на праздник паломники.
На следующее утро, в понедельник - прошло двадцать четыре часа с той
минуты, как он убил Папу - Ромео решил прогуляться по набережной и в
последний раз вдохнуть воздух свободы. В доме, пока он спускался по
лестнице, все было тихо, в гостиной он обнаружил Доротею и Ричарда, спящих
на двух диванах, словно в карауле. Сознание собственного предательства
вытолкнуло его из дверей навстречу соленому океанскому ветру. Он заранее
ненавидел этот чужеземный берег, эти варварские серые кусты, высокие
желтые растения, поблескивающие на солнце серебряные с красным банки
из-под содовой. Даже солнечные лучи выглядели какими-то водянистыми,
ранняя весна в этой непонятной стране казалась холоднее. Тем не менее,
Ромео радовался, что он вне дома в то время, когда совершается
предательство. Над его головой пролетел вертолет и скрылся из поля зрения,
у берега виднелись два неподвижных катера без всяких признаков жизни на
борту, солнце, поднимаясь все выше, приобрело кроваво-оранжевые цвета,
потом стало желтеть до золотистого. Он шел долго, обогнул бухту, и дом уже
не был виден. Почему-то это взволновало его, может, причиной тому
оказались дикие заросли тонких и пестрых водорослей, подступивших к самому
берегу. Ромео повернул обратно.
Вот тогда-то он и услышал сирены полицейских машин. Вдалеке на берегу
он увидел мелькающие огни и быстро зашагал в ту сторону. Он не испытывал
страха и не сомневался в Ябриле, хотя еще была возможность бежать. Он
презирал это американское государство, которое даже не может как следует
организовать его арест, настолько они глупы. Но в это время в небе вновь
появился вертолет, а оба катера, казавшиеся вымершими, направились к
берегу. Его охватила паника. Теперь, когда у него уже не было шанса
спастись, он хотел бежать, бежать и бежать, однако сдержал себя и зашагал
к дому, окруженному вооруженными людьми. Вертолет завис над крышей дома,
вдоль берега с обеих сторон появлялось все больше людей. Ромео
приготовился разыграть роль человека виновного и перепуганного и побежал к
воде, но там вынырнули люди в водолазных масках. Ромео повернулся и
пустился бежать к дому, и вот тогда он увидел Ричарда и Доротею.
Они были в наручниках, прикованные к земле железными цепями, и
плакали. Ромео знал, что они сейчас чувствуют, он испытал это однажды,
много лет назад. Они плакали от стыда и унижения, обескураженные своим
провалом и охваченные кошмаром безнадежности. Их судьба находилась не в
руках капризных, но и милосердных богов, а в лапах этих жестких
полицейских.
Ромео улыбнулся им жалостливой и беспомощной улыбкой. Он знал, что
через несколько дней будет на свободе, что предал этих истинных
приверженцев его идей, но таково было тактическое решение, вовсе не
продиктованное злобой. В этот момент на него навалилась толпа вооруженных
людей, и на руках защелкнулись стальные наручники.
На другом конце земного шара, небо над которым усеяно
спутниками-шпионами и просматривается таинственными радарами, за морями,
напичканными американскими военными судами, направляющимися к Шерабену, за
континентами, покрытыми шахтами с ракетами, с армиями, закопавшимися в
землю и готовыми развернуться пружиной и нести людям смерть, Ябрил
завтракал во дворце султана Шерабена.
Султан Шерабена верил в свободу арабского мира и в право палестинцев
иметь свою родину. Он рассматривал Соединенные Штаты как оплот Израиля -
Израиль не может выстоять без американской поддержки, следовательно,
Америка - главный враг. Поэтому план Ябрила дестабилизировать Америку
очень понравился хитрому султану. Мысль, что великую державу унизит
Шерабен, такой беспомощный в военном отношении, весьма ему импонировала.
Султан имел в Шерабене абсолютную власть. Обладая огромным
состоянием, все радости жизни были в его распоряжении, и вполне
естественно, это перестало удовлетворять султана. У него не было особых
пороков, которые придавали бы остроту его жизни, он подчинялся заповедям
ислама, вел себя вполне добродетельно. Уровень жизни в Шерабене с его
невероятными запасами нефти был одним из самых высоких в мире, султан
строил новые школы, новые больницы. На самом деле его мечтой было
превратить Шерабен в Швейцарию арабского мира. Единственное его чудачество
выражалось в маниакальном стремлении к чистоте, как в отношении своей
персоны, так и государства.
Султан принял участие в заговоре потому, что ему не хватало сильных
ощущений, игры с высокими ставками, борьбы за идеалы, и действия Ябрила
пришлись ему по душе. Лично он и его страна подвергались минимальному
риску, поскольку он имел волшебный щит - миллионы баррелей нефти, скрытые
под принадлежавшей ему пустыней.
Другим действенным мотивом была его любовь и чувство благодарности к
Ябрилу. Когда султан был еще младшим сыном, в Шерабене развернулась
жестокая борьба за власть, особенно после того, как выяснилось, какие там
неисчерпаемые запасы нефти. Американские нефтяные компании поддерживали
его противников, которые в свою очередь защищали американские интересы.
Султан, получивший образование за границей, понимал подлинную ценность
нефтяных месторождений и боролся за обладание этим богатством. В стране
началась гражданская война, и вот тогда совсем еще молодой Ябрил помог ему
захватить власть, убив всех его соперников, ибо султан, хотя и был
человеком добродетельным, понимал, что в политической борьбе действуют
свои правила.
Оказавшись у власти, султан всегда, когда требовалось, предоставлял
Ябрилу убежище. И за последние десять лет Ябрил провел в Шерабене больше
времени, чем в каком-либо другом месте. Он получил там фиктивный легальный
статус, завел дом со слугами, жену, детей. Прикрытием ему служила
должность мелкого правительственного чиновника, и ни одна иностранная
разведка никогда не проникала под личину этого прикрытия. За десять лет
они с султаном еще более сблизились: оба были прилежными читателями
Корана, оба учились у иностранных учителей, объединяла их и ненависть к
Израилю. Здесь они проводили хитрое разграничение - они ненавидели евреев
не потому, что те евреи, они ненавидели официальное еврейское государство.
У султана Шерабена была тайная мечта, столь причудливая, что он не
делился ею ни с кем, даже с Ябрилом, и заключалась она в том, что настанет
