с ним ознакомлюсь, я вернусь. По всей видимости, это потребует твоего
незамедлительного внимания.
- Тогда какого дьявола, - вскипел Кеннеди, - они не явились сюда и не
ознакомили нас обоих!
Кристиан улыбнулся ему:
- Я не знаю, но должна быть причина. Может, они не хотят беспокоить
тебя, пока я не дам на то разрешения.
Он лгал, его система была отлажена так, чтобы президент не мог
ознакомиться ни с одним сообщением, пока его не просмотрит Кристиан. Но
Кристиан знал и другое - впервые он получал из своего офиса сообщение с
грифом высшей секретности. Оно должно содержать нечто убийственное.
Кеннеди отпустил его нетерпеливым жестом. Понимая, что с ответом
Кристиана не все ладно, что его сейчас в чем-то обманывают, он всегда был
весьма осторожен с критикой людей, работающих с ним, и тем более друзей.
Кеннеди знал, что занимаемый им пост придает его словам и действиям
слишком большой вес, и нельзя давать волю мелкому раздражению.
Вскоре после его избрания президентом у него с Терезой произошла
обычная дружеская перепалка по политическим вопросам. Он остался доволен
тем, с каким превосходящим мастерством парировал ее аргументы, а затем
словесно отхлестал ее радикальных друзей, и был удивлен, когда она
расплакалась и убежала. Тогда он понял, что из-за общественного веса его
положения не имеет права состязаться в остроумии с близкими друзьями и
родственниками, должен быть осторожен даже с Кристианом. В старые времена
он сказал бы Кристиану, что тот несет чушь, и потребовал бы от него
правды.
Эти мысли прервал Оддблад Грей:
- Господин президент, почему бы вам не поспать? Мы останемся в
карауле и разбудим, если что-то потребует вашего внимания.
Кеннеди видел озабоченность на их лицах. Во время обеда они старались
изо всех сил уверить президента, что его дочери не угрожает никакая
опасность. И они держались с ним более официально, чем обычно, как всегда
бывает перед лицом опасности или трагедии.
- Я так и сделаю, Отто, - сказал Кеннеди. - И благодарю вас всех.
С этими словами он их покинул.
Кристиан Кли из Белого дома направился прямо в штаб-квартиру ФБР.
Согласно протоколу две машины Службы безопасности шли впереди и еще одна
сзади. В офисе он застал своего заместителя, в действительности
осуществлявшего руководство всей деятельностью Федерального бюро
расследований.
Питер Клут был человеком, которого Кристиан понимал, но которого не
мог заставить себя полюбить. Клут был частью сделки, которую Кеннеди
заключил с конгрессом, когда назначил Кристиана Кли генеральным
прокурором, директором ФБР и главой Службы безопасности, и Клуту конгресс
поручил следить за Кли. Клут был очень худ - плоское тело из одних
мускулов, а маленькие усики никак не смягчали его костлявой физиономии.
Как заместитель, возглавлявший ФБР, Клут имел свои недостатки: бывал
слишком суров в своей требовательности, слишком непреклонен в исполнении
своих обязанностей, чересчур заботился о внутренней безопасности, выступал
за более суровые законы, за драконовские меры наказания торговцев
наркотиками и шпионов и иногда уклонялся от соблюдения гражданских прав.
Но он всегда отличался здравым смыслом, ни разу не впадал в панику, и уж
конечно, за три года работы с Кристианом, руководя ФБР, никогда не посылал
ему такого сигнала тревоги.
Более трех лет назад, когда Кристиан разговаривал с Питером Клутом
перед назначением его на должность заместителя директора ФБР (конгресс
предложил ему трех кандидатов), ему стало ясно, что Клуту совершенно
безразлично, получит он этот пост или нет. Он был необыкновенно
откровенен.
- Я реакционер по отношению к левым и сторонник террора к правым, -
заявил он. - Когда человек совершает то, что называется преступным
действием, я рассматриваю это как грех. Я за исполнение закона. Человек,
совершающий преступление, присваивает себе власть всевышнего над другим
человеческим существом. Потом уже жертве решать - воспринимать ли это
божество своей жизни, и когда жертва и общество поступают так, мы
разрушаем их волю к выживанию. Общество и даже личность, - продолжал он, -
не имеют права прощать преступление или облегчать наказание. Зачем
поощрять тиранию преступников в отношении законопослушного населения,
придерживающегося общественного договора? В случаях с убийством,
вооруженным ограблением и изнасилованием преступник заявляет себя
божеством.
- Так что, посадить их всех в тюрьмы? - улыбнулся Кристиан.
- У нас нет достаточного количества тюрем, - мрачно отозвался Питер
Клут.
Кристиан показал ему последний статистический отчет по стране,
подготовленный компьютером, и Клут изучал его в течение нескольких минут.
- Ничего не изменилось, - заявил он и вдруг разъярился. Поначалу
Кристиан подумал, что он рехнулся, так много чего Клут наговорил.
- Если бы люди знали статистику преступлений, - ораторствовал он, -
если бы только они знали о преступлениях, которые никогда не фиксируются
статистикой. Грабители, уже ранее попадавшиеся, редко оказываются за
решеткой. Частный дом, в который государство не имеет права вторгаться, -
это драгоценная свобода, это священный общественный договор, это
неприкосновенная крепость, а туда то и дело вламываются вооруженные
бандиты с целью грабежа, убийства и насилия. - Клут процитировал свой
любимый отрывок из английского уголовного права: - "Дождь может
проникнуть, ветер может проникнуть, но король войти не может".
- Дерьмо все это, - продолжал Клут. - В одной только Калифорнии за
прошлый год совершено в шесть раз больше убийств, чем во всей Англии. В
Америке убийцы отсиживают в тюрьме менее пяти лет, и то если вы каким-то
чудом сумеете их туда засадить.
Клут произносил эту тираду резким голосом, раздражающим Кристиана.
- Верховный суд в своем величественном незнании повседневной жизни,
местные суды с их продажностью, армия алчных адвокатов, готовых сражаться
подобно самураям, защищают преступников, словно те вышли из волшебных
сказок братьев Гримм. К тому же есть еще специалисты по социальным
вопросам, психиатры, ученые мужи, занимающиеся проблемами этики, которые
облекают преступников в мантии жертв окружающей среды, и население,
посылающее в суд присяжных, слишком трусливых для того, чтобы осуждать.
- Народ Америки терроризирован несколькими миллионами лунатиков, -
говорил Клут. - Американцы боятся ночью выходить на улицы. Они оборудуют
свои дома средствами охраны, которые обходятся в тридцать миллиардов
долларов в год.
Клут прошелся насчет того, что белые боятся негров, негры боятся
белых, богатые боятся бедняков. Пожилые граждане носят пистолеты в сумках
для покупок, потому что боятся молодых. Женщины боятся насильников из
Черного пояса, и миллионы женщин имеют при себе пистолеты.
- Это все ваш чокнутый Билль о правах, - кричал Клут. - У нас самый
высокий в цивилизованном мире уровень преступности.
С особой ненавистью Клут отзывался об одном аспекте:
- Вы знаете, что девяносто восемь процентов преступлений остаются
безнаказанными? Ницше давно уже сказал: "Когда общество становится мягким
и нежным, оно становится на сторону тех, кто ему вредит". Религиозные
группы со всем их дерьмовым милосердием прощают преступников, а у этих
ублюдков нет такого права. Худшее, что я когда-либо видел, это выступающая
по телевидению мать, у которой изнасиловали и зверски убили дочь, а она
говорит: "Я прощаю их". Какое право имеет она прощать их?
Потом, к некоторому изумлению Кристиана, Клут набросился на
литературу:
- Оруэлл был совершенно не прав в романе "1984". Человек - это зверь,
и Хаксли в своей книге "Прекрасный новый мир" изображает это как зло. А я
бы предпочел лучше жить в Прекрасном новом мире, чем в нашем. Тираном
является личность, а не правительство.
Особенно ненавидел Клут адвокатов, хотя сам имел степень в области
права, а Верховный суд считал посмешищем. Он уверял, что преступники в
Америке находятся в прекрасном положении, и не прочь был употребить всю
свою власть, чтобы помешать каким-либо ограничениям действий своего
агента. Достаточно осторожный, чтобы совершать что-то противозаконное,
подтасовывать доказательства или слишком уж очевидно перетолковывать их,
он бывал не прочь скрыть доказательства, когда не хотел, чтобы они были
использованы.
Кристиан не принимал никакого решения о назначении Питера Клута
вплоть до их последней встречи. Он вручил Клуту обширный статистический
отчет, чтобы тот ознакомился и сделал свои замечания.
Клут похлопал ладонью по страницам с отпечатанным на компьютере
текстом.
- Старье, - сказал он. - Вы хотите об этом говорить?
- Меня просто поразили эти цифры, - ответил серьезно и несколько
простодушно Кристиан. - Население нашей страны терроризировано. Может, это
слишком сильно сказано. Неужели бывший президент ни разу не обращался по
этому вопросу?
Клут выдохнул клубок сигарного дыма.
- Мы пытались, но конгресс никогда не примет нужное нам
законодательство. Газеты и другие средства массовой информации начинают
рыдать о смерти Билля о правах, нашей священной конституции, и защитники
гражданских прав вечно цепляются в нашу задницу. Не говоря уже о
негритянском лобби, где закон и порядок, неприличные слова о различных
группах, да о неорганизованных либералах. А женщины? Это особая порода,
которая обожает преступников, сидящих за решеткой, и пишет петиции с
требованием освободить их. Так что ситуация для конгресса была
невыигрышной.
Кристиан пододвинул ему большую пепельницу из красного стекла, и Клут
стряхнул пепел своей сигары. Кристиан взял свой экземпляр отчета и
спросил:
- Тогда тоже было так плохо?
- Еще хуже, - ответил Клут. Сигарный дым ореолом окутывал его голову
и он сардонически улыбался сквозь дымку. Он переваривал отличный ленч,
наслаждался сигарой и находился в самом располагающем для разговора
состоянии. - Позвольте мне открыть вам некоторые тайны, а уж купите ли вы
их или нет, дело ваше. Самое поразительное то, что я обсуждал эту ситуацию
с людьми, обладающими в этой стране реальной властью и владеющими
деньгами. Я выступил с речью в Сократовском клубе, думая, что это заставит
их задуматься. И каково же было мое удивление. Они-то могли расшевелить
конгресс, но не стали делать этого, и вы через миллион лет не догадаетесь
о причине. Я во всяком случае не мог, - он замолк, словно ожидая, что
Кристиан будет пытаться догадываться, и на его лице появилась гримаса,
которую можно было принять и за улыбку и за выражение презрения. - Богатые
и могущественные люди в этой стране могут защитить себя. Они не полагаются
на полицию или на правительственные учреждения, а окружают себя
дорогостоящими системами безопасности. У них есть личные телохранители,
они недосягаемы для преступного мира, а наиболее предусмотрительные из их
числа не путаются с наркоманами. Так что они могут спокойно спать за
своими электрофицированными стенами.
Клут замолчал. Кристиан беспокойно заерзал и пригубил коньяк, в то
время как его собеседник опрокинул в себя полстакана. Потом Клут вновь
заговорил:
- У нас сейчас частный разговор, поэтому я могу быть откровенным. Как
политику вам не разрешено говорить, что негры совершают слишком много
преступлений относительно их численности. Конечно, мы с вами оба знаем,
