слезы душат, точно мимо родного покойника пронесли...
- Кстати о покойниках: это у Измайлова фляга архиерейского образца,
во всем нормальном мире давно перешли на тару из искусственного стек-
ла...
Между тем Веня Ручкин в мучительной задумчивости по-прежнему что-то
чертил палочкой на песке. Он время от времени поднимал глаза к небу, щу-
рился, загадочно улыбался и что-то нашептывал сам себе. Мужики уже давно
сбились на другую тему и говорили о безобразных закупочных ценах на мо-
локо, когда Веня Ручкин значительно кашлянул и сказал:
- Значит, мужики, так! Ты, Есенин, возьми кого-нибудь с собой и тащи-
те сюда лагу, которая у тебя валяется на задах. Ты, Колян, иди попроси у
тетки Раисы трос. У нее точно должен остаться трос, я сам видел, как Из-
майлов на лесопилке его украл. Остальные несут гвозди и топоры. Общест-
венное дело, ребята, надо постараться, а то к чему все эти перипетии,
зачем живем!..
Вскоре прибыло лежалое бревно, обтесанное с двух сторон, обнаружился
целый бунт троса, явились гвозди, топоры. Полных два часа левая сторона
оглашалась стуком лопат, тюканьем топоров, кличем "раз-два взяли",
вследствие чего над строительной площадкой даже повисло что-то вроде ма-
рева, еще издали пахнувшее горячей смолой и поЇтом. Ровно через два часа
на задах у тетки Раисы, между засохшей яблоней и уборной, можно было ви-
деть странное сооружение, в котором было что-то грозно-изящное, древнее-
гипетское, радующее глаз проблеском той шероховатой, но победительной
мысли, какой не знает механически существующая природа. Уже на правой
стороне механизаторы обмывались из бочек с дождевой водой, задымили лет-
ние кухоньки, слышались приятные вечерние голоса, чья-то затренькала
мандолина, когда Веня Ручкин величаво взмахнул рукой: мужики поднатужи-
лись, блоки заскрипели, и канистра словно через силу, этаким побеспоко-
енным покойником тяжело вылезла из земли. Вылезла, воспарила примерно на
двухметровую высоту и закачалась на тросе туда-сюда. К днищу канистры
был приварен отрезок рельса.
- Вот зачем он это сделал? - произнес в тяжелой задумчивости Веня
Ручкин.Поди пойми...
- А зачем он в восьмидесятом году выкрасил своей корове зеленкой
хвост?
- Погодите, товарищи: еще окажется, что он в канистру булыжников на-
толкал...
- Нет, это вряд ли. Это будет даже для Измайлова перебор.
- А если в канистре все-таки бражка? Е-мое, ребята, это ж неделю
пить!
- Ну, неделю не неделю, а до завтра заботы нет.
Угодников сказал:
- Не берите в голову, мужики. Послезавтра, если что, я еще раз Богу
помолюсь, и, глядишь, опять совершится чудо.
- Я пятьдесят два года существую в этой стране и, кроме налога на яб-
лони, что-то не упомню других чудес.
- А, по-моему, у нас кругом сплошная таинственность и прочее вол-
шебство. Вот, предположим, наша бригада который год собирает по десять
центнеров зерновых, и ничего, стоит Россия - разве это не чудеса?!
Тем временем Веня Ручкин спустил канистру на землю, с некоторым уси-
лием открыл крышку, и воздух сразу наполнился хлебно-пьянящим духом.
- Бражка! - ласково сказал цыган Есенин, и лицо его расцвело.- Я, ре-
бята, обожаю бражку, хотите верьте, хотите нет. От водки все-таки дуре-
ешь, а бражка как-то скрашивает, окрыляет... Одним словом, правильное
питье.
Тут подоспела тетка Раиса с вареной картошкой, кислой капустой, соле-
ными груздями, пирогами с рыбой и поминальным гороховым киселем. Мужики
левой стороны расселись вокруг канистры и начали пировать. Бражка вообще
не сразу сказывается на рассудке, и поэтому первое время развивался ху-
до-бедно содержательный разговор. Впрочем, уже после третьей кружки за-
метно ослабли причинно-следственные связи и как-то взялись патинкой го-
лоса.
- Я интересуюсь: а чего пьем?
- Не чего, а по какому поводу. Сегодня пьем благодаря безвременной
кончине Ивана Измайлова, который, если по правде, был заноза и паразит.
- Каждый день у нас, товарищи, праздник - вот это жизнь!
- Я сейчас разъясню, почему. Потому что настоящих народных праздников
у нас нет.
- А у меня, наоборот, такое понятие, как будто я каждый день именин-
ник, ну и приходится соответствовать настроению, то есть с утра заливать
глаза... После, конечно, настроение понижается, и к вечеру обязательно
требуется чего-нибудь изломать.
- Это я понимаю, вернее сказать, не понимаю, а знаю, что так и есть.
Вон мой Васька давеча в школе глобус ножом изрезал. Я его спрашиваю: ты
зачем, паскуда, изрезал глобус? А ему и самому невдомек, изрезал и изре-
зал, видно, что-то в крови у него не так.
Вдали показался отщепенец Щукин, который волочил за собой обрывок
бельевой веревки, зацепившийся за ремень. Подойдя, он присел на корточки
возле канистры, достал из кармана кружку и стал ее внимательно проти-
рать.
Веня Ручкин ему сказал:
- Все-таки слабо в тебе, Щукин, бьется общественная жилка. Обидно,
конечно, но это так.
Ко всем прочим добродетелям мужики левой стороны еще были и незлопа-
мятны, и в скором времени Щукин уже храпел, лежа на земле и трогательно
сложив ладони под головой.
Колян Угодников говорил:
- Я почему обожаю выпить?.. Потому что примерно после третьего стака-
на мне приходят разные красочные видения. Я уже не вижу, что у меня нап-
ротив вонючий пруд, а мерещатся мне какие-то мраморные лестницы, фонта-
ны, и моя скво разгуливает в газовом платье до полу и по-иностранному
говорит. Я что думаю: вот обитаю я в Нижегородской области, а может
быть, от природы я рассчитан на Амстердам?!
- Я вот тоже десятилетку закончил, мог бы, предположим, выучиться на
зоотехника, а вместо этого я имею нищенскую зарплату и сахарную болезнь.
- Не говорите, мужики, не жизнь, а тайна, покрытая мраком!
- Это точно, соображения в нас не больше, чем в каком-нибудь млекопи-
тающем, ну ничего непонятно, аж жуть берет!
- Ты еще про ежика расскажи...
Затем разговор мало-помалу мешается, сбивается с пятого на десятое,
и, когда мимо усадьбы Раисы Измайловой проезжает на велосипеде механиза-
тор с правой стороны и неодобрительно покачивает головой, мужики уже по-
ложительно не в себе.
Характерное обстоятельство: на правой стороне и живут дольше, и соби-
рают без малого канадские урожаи, а между тем левая сторона дала России
одного лирического поэта и одного видного изобретателя, который замучил
одиннадцать министерств.
ЧЕЛОВЕК В УГЛУ
В городе Грибоедове, на улице Дантона, в деревянном ветхом домишке с
обломанным петушком жил бывший учитель рисования 2-й городской школы Ва-
лентин Эрастович Целиковский, который был тем известен завсегдатаям гри-
боедовского базара, что он все ангелов рисовал. Ангелами по субботам
торговала его жена, маленькая тетка с темными-претемными, какими-то не-
хорошими глазами, поскольку сам Целиковский был человек нездоровый и,
вероятно, часу не выстоял бы в ряду, где продавались глиняные копилки,
игрушки, поделанные из дерева, шкатулки, сшитые из цветных открыток,
тряпичные коврики, вышивка под стеклом и прочий бедняцкий аксессуар. Ва-
лентин Эрастович страдал сахарным диабетом, гипертонией, ишемической бо-
лезнью сердца и бессонницей, к тому же он был туг на левое ухо, как го-
сударь Александр I Благословенный, но только, разумеется, не в результа-
те учебных стрельб, а в результате того, что младшая дочь гвоздем у него
в ухе поковыряла, когда он однажды призадумался невзначай, а тут еще он
занемог глазами и начал мало-помалу слепнуть. Сходил Целиковский в по-
ликлинику, но там ему ничего вразумительного не сказали, только велели
реже бывать на солнце. Помотался по докторам, практикующим частным обра-
зом: один предписал пить настойку пустырника, другой наказал обматывать
на ночь голову полотенцем, третий посоветовал как можно больше ходить
пешком.
Как раз пешком ходить Валентин Эрастович не любил. Еще в первой моло-
дости, когда он носился с идеей универсального растворителя, ему достал-
ся по наследству старый зимовский велосипед, и с той поры он ездил на
двух колесах во всякое время года. Зимой езда была неудобной, но Цели-
ковский изобрел скаты с шипами из авиационного алюминия и ездил себе под
едко-неодобрительными взглядами горожан, пока весной 1949 года у него не
украли велосипед. Эта потеря не сильно его опечалила, поскольку он твер-
до решил построить новый аппарат оригинальной конструкции и давно копил
деньги на детали и материал. Дров купить было не на что, семья обноси-
лась до последней возможности, за электричество не платили с Октябрьских
праздников, сам Валентин Эрастович довольствовался одной ложкой сахарно-
го песку, которым он весело похрустывал на весь дом, зато как раз к вес-
не сорок девятого года у него в сарае стоял аппарат оригинальной
конструкции, чем-то напоминавший обыкновенный велосипед. Но, когда и его
украли, Целиковский впал в настоящее неистовство и даже ходил бить морду
начальнику райотдела милиции, которого он считал виновником всех грибое-
довских безобразий; скорее всего Валентина Эрастовича посадили бы за на-
падение на первого городского милиционера, но, к счастью, его хватил
жестокий сердечный приступ, и вместо тюрьмы он угодил в больницу. С тех
пор Целиковский ходил пешком.
Как ни гнушался он этим способом передвижения, а под старый Новый
год, стало быть, 13 января, ему пришлось тащиться пешком к известной ве-
дунье Маевкиной, которая, по отзывам, хорошо помогала от сглаза и слепо-
ты. Валентин Эрастович надел джемпер с пуговками на левом плече, ватное
пальто и треух, обмотал шею длиннющим вязаным шарфом, сунул ноги в под-
шитые валенки и отправился на прием. Идти предстояло через весь город,
на самую его окраину, на Татарки, и Целиковский три раза взопрел, три
раза высох, пока дошел.
Дверь ему открыла сама Маевкина, приятная женщина в пестрой шали. Она
провела Валентина Эрастовича в комнаты, опять же приятно пошевеливая
плечами, усадила его за стол, покрытый плюшевой скатертью с бахромой, и
после молчала минуты три, так пристально глядя ему в глаза, что он сна-
чала опешил, потом испугался, потом взопрел; он вообще часто потел и
считал это фундаментальным признаком нездоровья.
Наконец Маевкина сказала:
- Дайте под мышками у вас понюхаю...
Понюхала и вынесла приговор:
- Весь организм у вас, товарищ, ни к черту не годится, чего ни кос-
нись - труха.
- Это такой диагноз? - с едкостью в голосе спросил Целиковский и от
огорченья скосил глаза.
- Это такой диагноз,- подтвердила Маевкина,- хотите верьте, хотите
нет. Как вы понимаете, специальным медицинским образованием я похвас-
таться не могу, и поэтому человечно, попросту говорю: наблюдается отми-
рание всех частей.
Валентин Эрастович призадумался, посмотрел на обкусанные свои ногти,
потом через окошко на улицу и сказал:
- Интересно, с чего бы это? Что ли, питаемся мы не так?..
- Главная причина болезней - страх. У нас все чего-нибудь трепещут:
кто органов, кто пьяных шоферов, кто, что хлеба не завезут, кто старос-
ти, кто собак. Поэтому здорового человека у нас практически не найти.
Вот у меня, скажем, застарелый гастрит, который развился по той причине,
что как, бывало, объявят открытое партсобрание, так я заранее вся дрожу.
А вас, товарищ, оттого заели болезни, включая омертвение зрительного
нерва, что кто-то вас сильно напугал, когда вы еще существовали в утробе
матери, на пятом месяце беременности кто-то вас вредительски напугал.
Целиковский этому сообщению не поверил, но так удивился, что у него
выкатились глаза. На всякий случай он решил созвониться со своей ма-
терью, которая вот уже третий год помирала в городе Душанбе.
- Поэтому у вас и организм ни к черту не годится, будем правде смот-
реть в глаза. Чему нас учит товарищ Сталин? Он нас учит прежде всего
