Пароходову опять обуяло подозрение на тот счет, что о человеческой жизни у
нее сложилось поверхностное впечатление - по крайней мере, она знает о ней
не все. Усилием воли отогнав от себя эту ненужную мысль, она немного
походила по комнате, потом села за письменный стол и принялась так и сяк
крутить старинную керосиновую лампу под колпаком матового стекла. Немного
погодя она осторожно сняла колпак, затем отсоединила емкость, полную
керосина, подняла ее над головой и всю вылила на себя; в комнате сразу
запахло москательной лавкой, и Соня Пароходова поневоле вернулась в детство,
в город Ижевск, в двухэтажный мещанский домик, где внизу продавали всякую
всячину и в частности керосин. Она взяла в руки картонный спичечный коробок
и, чиркая спичками, стала поджигать на себе одежду; то ли керосин был
нехорош, то ли он вообще плохо горел на открытом воздухе, но только ей
пришлось извести больше половины картонного коробка, прежде чем ее черное
платье нехотя взялось розоватым пламенем, которое производило вонючий дым.
Когда уже затрещали волосы на голове, ей подумалось: вот она, другая жизнь,
жуткая и неизмеримо значительная уже тем, что она необратимо идет к концу.
Кожу на теле так нестерпимо жгло, что Соня Пароходова не помня себя выбежала
на лестничную площадку. Несколько секунд она дико озиралась по сторонам, но
потом сознание ее помутилось, она упала на ступеньки и покатилась вниз, уже
не думая, а как-то ощущая, что теперь она знает все.
