и статуй на полгода. Дошло ли мое письмо к вам: • 26, апреля 10? На всякой случай повторю содержание: ваш проэкт пришлите прямо в унив.<ерситет> Моск.<овский> (который может употребить 25, а не 5 т.<ысяч> на музей - а потому непременно назначьте статуй и картин в проэкте по крайней мере на 15 или 10 т.). - Доброхотные датели должны только пособить распространению и> (28) умножению музея, а основание должен положить университет. - Жду с нетерпением <Ва>шей <....... ко>торая (28) может доставить мне счастие быть в сентябре в Риме и обнять те<бя.> (28) Теперь <о делах княги>ни >. (28) Письмо твое к Дьяконову я по получении к нему не отправил, узнав решение триумвирата (Ел.<изаветы> Фед.<оровны>, Зубк.<ова> и Венев.<итинова>), что управитель не нужен, а дела все в Москве принимает Зубков; в начале нынеш.<него> месяца я <виделся> > с Зубковым, который сказал мне, что управитель в деревню непременно нужен и чтоб я поехал за Дьяконовым. Я тотчас это и исполнил. - На прошедшей неделе Елиз.<авета> Фед.<оровна> присылает мне сказать, чтоб я написал опять к Дьяк.<онову>, дабы он остановился, ибо г. Буш, как сказывал мне ее управляющий, принимает на себя управление делами московскими княгини. - Но я к Дьяконову отказа не написал и вот почему: человеку предложить, потом отказать, потом опять (может быть) предложить - не годится: какую доверенность будет он иметь к прочности места? А мне кажется, судя по известиям Зубкова о состоянии деревни, там необходим личный присмотр, и 1500 р. жалованья сугубо им вознаградятся; пусть московск.<ими> делами будет заведывать г.г. Буш или Зубков, но в деревне должен быть другой. - Мое мнение: княгиня непременно должна решиться на одно что-нибудь, а у семи нянек дитя бывает без глазу. - Что лучше следующего решения: по судам г. Буш, а в деревне Дьяконов (часть моск.<овских> дел, чтоб не затруднять Буша, то-есть паспорты, пересылку денег охотно возьмется Зубков). - Если Дьяконов по твоему и моему письму приедет без
фраз >, то видно судьба ему управлять деревнею княгини. - Переезжая я не мог быть у Ел.<изаветы> Фед.<оровны> на прошлой неделе, а ныне (понед.<ельник>) сей час еду, кончив письмо твое, и на следующей почте, т. е. в четверг, напишу [об остальном] что узнаю. - Вообрази - какая досада! Перед переездом я перебрал все твои письма и выписал все вопросы, - и потерял записочку. - В четверг опять перечту все, и напишу еще длинное письмо. - От маменьки твоей и мы не получали долго писем: она была в гостях, а теперь получаем часто. Письмо ее прилагаю. - [Мы] Плачу за пересылку по большей части по 3 р. и за получение кажется по столько же, а за большие по 6 р. - Пушкин вс° здесь: он прикован, очарован и оганчарован, как говорит. - Да неужели вы не получили нашего (29) Вестника. Письма твои об Италии всем приносят удовольствие: преживые и пиитические. Напечатано твое 1 и 2 письмо о Помп.<ее>, 4 о карнавале; стихи Тибр, Стансы Риму (Каразин от них в восхищении, как пишет, и надписал ими часть Гиббона), Преображение, Петроград. До четверга. Прощай. Твой М. П.
Ты дурно печатаешь свои письма. Я получаю распечатаны. Братья здоровы и занимаются. Я доволен ими. Новых ссор не было.
Вот тебе красное яичко от всех твоих знакомых и друзей.
<П. А. Муханов:>
С восторгом читал ваше письмо из Рима. Проэкт Эстетического Музея в Москве - мысль счастливейшая! - а всех счастливее вы, ибо находитесь на развалинах мира классического - и вс° изящное столь к вам близко! Наслаждайтесь! - и возвратитесь к нам скорее со всем изящным, которое столь необходимо для чистых радостей Москвы! -
Весь ваш Павел Муханов.
<Ю. И. Венелин:>
Право, славное дельцо видеть классическую странище, какова Италия! Наблюдайте, почтеннейший Степан Петрович, рисуйте вс° с натуры на месте; а по воображению можно и в Москве. После-завтра еду и я в страну классическую, классическую для Руси, Литвы и Венгрии - в Болгарию, отечество Бояна, славянского Оссиана, отечество священного нам языка и т. д. Еду на счет Российской Академии. Цель великая, позволили б только местные обстоятельства. Прошу вас, от имени всех славянолюбцов, на возвратном пути не оставить без внимания славянских жителей Краина, Каринтии, Карниолии, Штирии и даже живущих по ту сторону реки Isonzo в Венецианском королевстве от Гориции к Cividale и т. д. в горах, о коих до сих пор не могли еще добиться верных сведений. Я думаю, что даже в самом Риме вы можете найти уроженцев Венецианских, Фиумских, Чивидальских, Капо д'Истрийских, от коих могли бы почерпнуть многие сведения о наших соплеменниках тех стран. Можете сделать себе статьи особенные: 1) о пространстве их жилищ, 2) об оттенках их наречия, 3) нравы, обыкновения, костюмы, 4) домоводство, 5) собрать то, что печатано на их языке. Побывайте в Риме в русском униатском монастыре, в Ватиканской осмотрите славянские рукописи, их содержание вообще etc. Это для VI тома моих Болгар будет весьма нужно. В нем-то вас поблагодарю.
<А. С. Хомяков:>
Сколько вам препоручений! да не спрашивайте у итальянцев об славянах: мы для них варвары. Любезный Степан Петрович, полюбите Италию, наберитесь ее воздуха, ее воспоминаний и привезите их нам. Я не много ее видел и мало времени удалось мне ею напитываться; за то теперь с горем чувствую, что я ее уже утратил. Но проезжая через Славянские земли в южной Австрии, говорите как можно более с жителями; вас будет веселить их радость, и хорошо напоминать им иногда об России. Они своих Северных братьев редко видят. Прощайте, веселитесь, благодарите судьбу и пожалейте об нас. Здесь ужасное однообразие. Ваш от души
А. Хомяков.
<Ю. И. Венелин:>
Не слушайтесь нашего любезного Хомякова; хотя бы славян Италийские латыняне и почитали варварами, то если они сами просвещенны, непременно сумеют сказать об них свое просвещенное мнение [которое пов<.. . >]; это для того, ибо может быть, что не возвратитесь чрез землю славян; у обстоятельств свои причуды. В Москве нет новостей, кроме того, что на днях праздновали пасху: ergо целую вас
Ю.Венелин.
<Х. И. Герке:>
Я очень рад, что имею случай прибавить строчку. - Вы верно о многих забыли, а мы вас все помним. X. Г°рке.
<Н. А. Мельгунов:>
И мне дали место в общем письме, но не более как на пару строк. Мне остается повторить тебе моя уверения в дружбе, поздравить с святой, русской неделей, и попомнить о моей посылке через Татищева. Прощай, будь здоров, весел и не забывай тебе преданного
Н. Mельгунова.
<О. С. Аксакова:>
Христос воскресе! наш любезнейший Степан Петрович, благодарю вас от души, что вы и в Италии не забываете Аксаковых. Дети вас очень помнят и Петроград наизусть читают.
<А. Ф. Томашевский:>
Вот и я тут же пристроиваюсь, любезнейший Степан Петрович. Христос воскресе! Любите и помните Томашевского.
< С. Т. Аксаков:>
Христос воскрес, возлюбленный Степан Петрович! Желаем вам всего наилучшего, как близкому родному всего нашего семейства. Вы верно узнали руку жены моей. Обнимаю вас. Не забывайте преданного вам душою С. Аксакова.
< П. Г. Фролов:>
Христос воскрес! - Давно я не беседовал с вами, любезнейший друг, и очень жалею, что не могу при сем случае наговориться с вами досыта; а сколько нового, нового для сердца и ума!.. Но, кроме изъявления вам искренней моей дружбы, которая вам и без того известна, варвар Погодин не позволяет писать ничего и кричит: довольно, довольно; уже пять строчек! - Прощайте, будьте здоровы. Фролов.
<В. П. Андросов:>
Поздравляю Вас, любезнейший Степан Петрович, с нашим старостильным праздником; примите труд передать мое поздравление Папе и Риму. По гроб Андроссов.
<А. П. Елагина:>
Когда дело идет о том, чтобы рассказывать, кто милого Шевырева любит, помнит, кто им радуется, кто всякой всячины ему желает, кто ждет от него стихов, прозы, писем и благословенного возвращения, то мне, Авдотье Елагиной, непременно надобно дать первое, или подле первого место. - Пишут ли к вам Киреевские? пишете ли вы к ним? увидитесь ли вы где-нибудь? Не возвращайтесь прежде их, вам будет здесь несносно скучно; а пока можно, веселитесь, набирайтесь добра и берегите теплоту души, чтобы не озябнуть на родине. (30) Это значит - бог с вами!
<А. А. Елагин:>
Елагин вас обнимает - в этом объятии заключается вс°: воспоминание, любовь, дружба, споры, Телеграф, Вестник, и вс° хорошее и пакостное, что собственно и составляет нашу жалкую жизнь. -
<Пушкин:>
Примите и мой сердечный привет, любезный Степан Петрович; мы, жители прозаической Москвы, осмеливаемся писать к Вам в поэтический Рим, надеясь на дружбу вашу. Возвратитесь обогащенные воспоминаниями, новым знанием, вдохновениями, возвратитесь и оживите нашу дремлющую северную литературу. А. П. (Это Пушкин.) <Приписка сбоку, рукой Погодина.>
<В. М. Рожалин:>
Здравствуйте, любезнейший Степан Петрович; В. Рожал.<ин>.
<Н. М. Языков:>
Христос воскрес! Н. Языков. (А это Языков.) <Приписка сбоку, рукой Погодина.>
В письме две-три строки
Увидите вы и моей руки -
Прочтите их вдали - у стен Капитолийских
И вспомните об нас - душой к вам близких.
Раич.
Адрес (рукою М. П. Погодина): Italie. Rome.
A Son Excellence
Madame la Princesse Zйnйide de Wolchonsky
via di Monte Brianza palazzo Ferucci, • 20
а Rome
pour remettre а M. Schйwireff.
Ее сиятельству
милостивой государыне
княгине Зинаиде Александровне
Волхонской
в Риме.
Для доставления г. Шевыреву.
Рим. Италия.
472. П. А. Плетнев - Пушкину.
29 апреля 1830 г. Петербург.
29 апреля, 1830. С.п.бург.
Поздравляю тебя, душа моя. Теперь смотрю на тебя с спокойствием; потому что ты ступил на дорогу, по которой никто не смеет вести тебя кроме рассудка твоего и совести: а на них-то я всегда и надеялся в тебе более всего. За одно не могу на тебя не сердиться: ты во вред себе слишком был скрытным. Если давно у тебя это дело было обдумано; ты давно должен был и сказать мне о нем, не потому, чтобы я лаком был до чужих секретов, но потому, чтобы я заранее принял меры улучшить денежные дела твои. Ты этого не хотел: так пеняй на себя, если я по причине поспешности не мог для тебя сделать чего-нибудь слишком выгодного. Вот, что я могу обещать тебе: в продолжение четырех лет (начиная с 1 мая 1830 года) каждый месяц ты будешь получать от меня постоянного дохода по шести сот рублей, хотя бы в эти четыре года ты ни стишка не напечатал нового: будешь кормиться вс° старыми крохами. Я знаю, что такая сумма слишком мала по сравнению с товаром, который лежит на руках моих; но повторяю: в поспешности не мог я ничего сделать более, а пуще всего решила меня на то боязнь контрфакции и разные плутни торгашей, которых хоть я и не видал до сих пор, но не мог не бояться, судя по тому, что книжечки-то наши такие крошки, каких не трудно наделать всякому хозяину типографии в день до нескольких сотен. Теперь, по крайней мере, ничего у нас на руках не будет: если мы и обогатим своим товаром Смирдина; литературе же лучше: он будет предприимчивее, а мы-то собственно не в накладе: потерпят для него одни библиоманы. Этот сбыт всех напечатанных уже экземпляров 7 глав Онегина, 2 томов Стихотворений, Полтавы, Цыганов и Фонтана, не мешает тебе увеличивать ежегодно свой доход печатанием или новых глав Онегина, или новых томов Стихотворений, или чего-нибудь другого по усмотрению твоему: не касайся только четыре года до того, что до сих пор напечатано (за исключением Руслана и Пленника, о коих сам ты сделал условия). Поскорей ответь: согласен ли ты на это мое распоряжение? Где тебе жить? Разумеется, чем ближе к друзьям, тем лучше им: они советники пр