приведший в эту сырую комнату. Но запах бойни, запах который она связывала с
Дорфлом был только на сломанной.
Она села на корточки и посмотрела на сваленные в кучку спички.
Двенадцать существ (двенадцать существ с какой-то проблемой) пришли сюда.
Они не задержались здесь надолго. Они тут... дискутировали: остались надписи
на стенах. Они что-то сделали с одиннадцатью спичками, (только деревянной
частью, на которой никогда не головки. Может быть пахнущий смолой голем
работал на спичечной фабрике?), плюс одна сломанная спичка.
Потом они все вышли и разошлись.
Дорфл направился к полицейскому участку сдаваться.
Почему?
Она еще раз понюхала сломанную спичку. Не было никаких сомнений в этой
смеси запахов крови и мяса.
Дорфл пошел признаваться в убийстве...
Она уставилась на надписи на стене и ее затрясло.
-- Твое здоровье, Фред, -- сказал Нобби, поднимая кружку.
-- Завтра мы положим деньги обратно в копилку для чая. Никто не
заметит, -- сказал сержант Кишка. -- Все равно они лежат там на всякий
пожарный.
Капрал Ноббс подавленно посмотрел в свой бокал. Люди часто смотрели так
в "Штопаном Барабане", после того как утоляли первую жажду и могли
рассмотреть, что они пьют.
-- Что я буду делать? -- простонал он. -- Если ты дворянин, то надо
носить корону, длинные робы и все такое. Это все добро стоит кучу денег. Да
еще всякое другое надо делать, -- он сделал еще один глубокий глоток. -- Это
н'звается надобности аристократов.
-- Обязанности аристократов, -- поправил Кишка. -- Да. Это значит, тебе
надо будут поддерживать связи с обществом. Давать деньги на
благотворительность. Быть добрым с бедными. Отдавать старую одежду своему
садовнику, пока они еще не сносились. Я знаю об этом. Мой дядя был дворецким
у старой леди Селачи.
-- У меня нет садовника, -- угрюмо сказал Нобби. -- И сада нет. Нет
старой одежды, за исключением той, что на мне сейчас. -- Он глотнул еще
пива. -- А она что давала свою старую одежду садовнику?
Кишка кивнул. -- Да. Ее садовник был немного странным. -- Он поймал
глаза бармена. -- Рон, еще две пинты пива. -- Он посмотрел на Нобби. Он
никогда не видел своего старого друга таким удрученным. Им надо вдвоем все
это обдумать. -- Лучше еще два, для Нобби тоже, -- добавил он.
-- Твое здоровье, Фред.
Брови у сержанта Кишки поползли вверх от зрелища, как Нобби за раз
опрокинул пинту пива. Нобби несколько нетвердо поставил кружку.
-- Не было бы так плохо, если бы были бабки, -- сказал Нобби, беря еще
одну кружку. -- Я думал, что невозможно быть дворянином, не будучи богатым
ублюдком. Я думал, что они одной рукой дают большой кошелек с деньгами, пока
другой надевают корону тебе на голову. А так глупо, быть дворянином и быть
бедным. Это с'мое дурацкое. -- Он осушил кружку и хлопнул ее об стол. --
Простым и богатым, да, это я пожалуйста.
Бармен нагнулся к сержанту Кишке. -- Что случилось с капралом? Он пьет
как бочка. Уже восемь кружек выпил.
Фред Кишка наклонился и сказал ему уголком рта. -- Не болтай об этом,
Рон, но это потому, что он пэр.
-- Правда? Тогда я пойду и посыплю пол свежими опилками.
В полицейском участке Сэм Самуэль перебирал спички. Он не спросил у
Ангуа, уверенна ли она. Она почувствовала бы запах, даже если бы это было в
среду.
-- Итак, а кто были остальные? -- спросил он. -- Другие големы?
-- Тяжело понять по следам, -- сказала Ангуа. -- Но я так думаю. Я бы
пошла по ним, но решила, что лучше сначала прийти сюда.
-- Почему ты думаешь, что это были големы?
-- Следы. У големов нет запаха, -- сказала она. -- Они пахнут тем, с
чем работают. Это все чем они пахнут... -- она вспомнила о стене с
надписями. -- Там были бурные дебаты, -- сказала она. -- Спор големов.
Письменный. Я думаю, довольно жаркий.
Она снова подумала о стене. -- Некоторые из них были очень
выразительны, -- добавила она, вспомнив размер некоторых букв. -- Если бы
там были люди, то они наверно кричали...
Ваймз угрюмо уставился на рассыпанные перед ним спички. Одиннадцать
деревянных палочек и двенадцатая сломанная. Не надо быть гением, чтобы
понять, что там происходило. -- Они тянули жребий, -- сказал он. -- И Дорфлу
не повезло.
Он вздохнул. -- Это гораздо хуже, -- сказал он. -- Кто-нибудь знает,
сколько големов в городе?
-- Нет, -- сказал Кэррот. -- Тяжело разузнать. Их не изготавливали уже
столетья, но они не изнашиваются.
-- Их никто не изготавливает?
-- Это запрещено. Священники очень строги по этому поводу. Они говорят,
что это создание жизни, а это можно делать только богам. Но они оставили в
покое тех, которые уже существуют, големы очень полезны. Некоторые
замурованы внутри рабочих колес или валов. Делают всю опасную работу,
знаете, в тех местах, где людям вредно находиться. Они делают всю грязную
работу. Я думаю, их могут быть сотни...
-- Сотни? -- переспросил Ваймз. -- А сейчас они встречаются секретно и
плетут заговоры? Боже мой! Хорошо. Нам надо многих из них уничтожить.
-- Почему?
-- Тебе нравится, что у них есть секреты? Я имею в виду, боже мой,
тролли и гномы, хорошо, даже нежить живет определенным образом, даже если
это чертов ужасный образ можно назвать жизнью, -- Ваймз натолкнулся на
взгляд Ангуа, и продолжил. -- Но эти штуковины? Они просто рабочие
инструменты. Это все равно, что группа лопат собралась для беседы!
-- Э... сэр, там было еще кое-что, -- медленно сказала Ангуа.
-- В подвале?
-- Да. Э... но это трудно объяснить. Это как... чувство.
Ваймз пожал плечами. Он знал, что нельзя насмехаться над тем, что
чувствовала Ангуа. Например, она всегда знала, где Кэррот. Если она была в
полицейском участке, можно было понять что он подходит, видя, что она
повернулась к двери.
-- Да?
-- Похоже на... глубокое горе. Ужасное, ужасное сожаление. Э...
Ваймз кивнул, и потер переносицу. День был долгим и тяжелым, и кажется,
ему не будет конца.
Ему очень, очень надо выпить. Весь мир сместился. Когда смотришь на
него через дно стакана, то все опять приобретает фокус.
-- Вы сегодня кушали, сэр? -- спросила Ангуа.
-- Чуть перекусил на завтрак, -- промямлил Ваймз.
-- Вы знаете то слово, которое употребляет сержант Кишка?
-- Какое? Галимо?
-- Вот так Вы сейчас выглядите. Если уж Вы здесь давайте хоть выпьем
кофе и пошлем кого-нибудь за булочками.
Ваймз колебался. Он всегда представлял, что галимо это то, что делается
у тебя во рту после трех дней беспробудного пьянства. Ужасно думать, что ты
так выглядишь.
Ангуа взяла старую кофейную банку, в которой хранились деньги для чая.
К удивлению, она была очень легкой.
-- Эй? Здесь должно быть двадцать пять долларов, -- сказала она. --
Нобби только вчера их собрал. Она перевернула жестянку. Оттуда посыпалось
немного мусора.
-- Даже нет отчета о расходах? -- спросил Кэррот без всякой надежды.
-- Отчет о расходах? Мы же говорим о Нобби.
-- А, ну конечно.
В "Штопаном барабане" было очень тихо. Час счастья прошел со всего с
одной небольшой дракой. Теперь все смотрели час несчастья.
Перед Нобби стоял лес из пустых кружек.
-- Я думаю, какая польза после всего что сделано и сказано? -- спросил
он.
-- Ты можешь его загнать, -- сказал Рон.
-- Хорошо замечено, -- добавил сержант Кишка. -- Есть полно богатых
ребят, которые дадут мешок бабок за титул. Я имею в виду ребят, у которых
уже есть большие дома и все такое. Они все что угодно отдадут, чтобы быть
такими же аристократами как ты, Нобби.
Девятая кружка застряла на пол пути ко рту Нобби.
-- Это может стоить тысячи долларов, -- ободряюще сказал Рон.
-- По самой меньшей мере, -- сказал Кишка. -- Они будут драться за это.
-- Если правильно сыграешь, можешь выйти на пенсию, или что-то вроде
того.
Кружка неподвижно висела в воздухе. Было заметно, что в его мозге самые
различные выражения вели упорную борьбу за честь быть изображенным на лице
Нобби.
-- О, они, правда, будут? -- наконец сказал он.
Сержант Кишка неуверенно отошел на шаг. В голосе у Нобби появилась
нотка, которую он никогда от него не слышал.
-- Тогда ты сможешь быть богатым и обыкновенным, прямо как ты сказал,
-- сказал Рон, который не замечал тонкие переходы настроений. -- Богачи
выстроятся в очередь за твоим титулом.
-- Продать м'е первородство за сранную бумажку, ты этого хочешь? --
сказал Нобби.
-- За "сундук бумажек", -- сказал сержант Кишка.
-- За "сранный сундук бумажек", -- сказали за соседним столиком, желая
начать заварушку.
-- Ха! Ну, я скажу тебе, -- покачиваясь сказал Нобби, -- есть кое-что
что нельзя продать. Ха-ха! Кто свогует мое пгиз тот получит дегмо, понял?
-- Самый дерьмовый приз на свете, -- кто-то сказал.
-- А все равно, что за сранный сундук?
-- Потому-что... что хорошего даст мне куча денененег, а?
Клиенты бара были озадачены. Это был вопрос типа: "Спиртное -- это
хорошо?" или "Тяжелая работа, кто хочет этим заняться?"
-- ... а в чем проблема?
-- Мы -- эт, -- неуверенно сказал самый храбрый, -- ты можешь купить
большой дом, полно жрачки и... выпивки и... женщин и все такое.
-- И в эт'м -- человеческое счасвттвиье? -- со стеклянными глазами
спросил Нобби.
Его собутыльники уставились на него. Этот вопрос уводил в
метафизический лабиринт.
-- Хорошо, я скажу вам, -- сказал Нобби. Он раскачивался с таким
постоянством что все больше походил на метроном. -- Все это -- ничто, ничто!
Я скажу вам, по сравнению с гордостью за своевою родододо... сословную.
-- Рододосословную? -- переспросил сержант Кишка.
-- Ну, предки и все такое, -- сказал Нобби. -- Это знач'т, что у меня
на много больше предков и всего такого, чем у всех вас вместе взятых.
Сержант Кишка подавился пивом.
-- У всех есть предки, -- холодно сказал бармен. -- Иначе их не было бы
здесь. Нобби уставился на него стеклянными глазами, попытался
сфокусироваться, но у него ничего не вышло. -- Правильно! -- наконец сказал
он. -- Правильно! Только... только у меня их больше, вишь? В этих венах
течет кровь кровавых королей, я прав?
-- Пока еще течет, -- выкрикнул кто-то. Все засмеялись, но это было
предупредительным звонком, к которому сержант Кишка научился прислушиваться.
Он напомнил ему о двух вещах: 1) ему осталось только шесть недель до пенсии
и 2) ему уже давно надо пойти в туалет.
Нобби сунул руку в карман и вытащил свиток. -- Вишь это? -- сказал он,
с трудом раскручивая его на стойке бара. -- Вишь это? У меня есть право
гербовать себя. Видишь здесь? Здесь написано "граф", правильно? Это -- я. У
тебя бы могла, у тебя бы могла, у тебя бы могла над дверью висеть моя
голова.
-- Могла бы, -- сказал бармен, следя за толпой.
-- Я имею в виду, ты можь п'менять название, назвать его граф Анха, а я
буду п'стьянно приходить и пить, чоб ты скажешь? -- сказал Нобби. -- Все
будут говорить, что здесь пьет граф, у тебя пойдет бизнес. А я н' н' н' н'
не буду с тебя ничего за это брать. Чоскажь? Люди скажут, это первоклассный
бар, это, лорд де Ноббес пьет здесь, в этом что-то есть.
Кто-то схватил Нобби за горло. Кишка не узнал драчуна. Он был простым
страшным, плохо выбритым завсегдатаем этого бара, который в это время вечера
обычно уже начинал открывать бутылки зубами, а если вечер действительно
удавался, то открывать бутылки чужими зубами.
-- То есть мы недостаточно хороши для тебя, ты это хочешь сказать? --
