Харлан ухватился обеими руками за крышку стола. Хриплым голосом он
произнес:
- На что ты намекаешь? На то, что я - Техник и, следовательно,
Изменения - дело моих рук? Поэтому, мол, я защищаю их и требую, чтобы ты
им радовался? Послушай, мальчик, ты еще года здесь не провел, даже
говорить как следует не научился. Ты еще весь напичкан Временем и
Реальностью, но уже вообразил, что все знаешь о Техниках и можешь лягать
их как тебе заблагорассудится.
- Простите, - торопливо проговорил Купер, - я не хотел вас обидеть.
- Пустое, разве можно обидеть Техника? Просто ты наслушался
разговоров. Говорят же: "Черств, как Техник", или: "Техник зевнул -
миллиона людей как не бывало". И еще кое-что в том же духе. Так в чем же
дело, Ученик Купер? Решил присоединиться к общему хору? Захотелось стать
взрослым? Вообразил себя крупной шишкой в Вечности?
- Я же сказал - простите.
- Ладно. Мне только хотелось сообщить тебе, что я стал Техником месяц
назад и что я не совершил еще ни одного Изменения Реальности. А теперь
давай займемся делом.
На другой день Старший Вычислитель Твиссел вызвал Эндрю Харлана в
свой кабинет.
- Послушай, мой мальчик, как ты посмотришь на то, чтобы прогуляться
во Время и произвести МНВ? - спросил он.
Это предложение подвернулось как нельзя более кстати. Все утро Харлан
со стыдом вспоминал о своей трусливой попытке отмежеваться от
ответственности, о наивном ребячьем выкрике: "Не вините меня, я еще не
сделал ничего плохого". Этот выкрик был равносилен признанию, что в работе
Техника и в самом деле есть нечто постыдное, а он, Харлан, еще новичок, у
которого просто не было времени стать преступником.
Хватит отговорок! Теперь он сможет сказать Куперу: да, я сделал нечто
такое, из-за чего миллионы людей стали новыми личностями, но это было
необходимо, и я горжусь своим поступком. - Я готов, сэр! - радостно
воскликнул Харлан. - Чудесно, чудесно. Думаю, тебе приятно будет узнать,
мой мальчик, - Твиссел выпустил клуб дыма, кончик его сигареты вспыхнул
алой точкой, - что все твои заключения подтвердились с высокой степенью
точности.
- Благодарю вас, сэр. (Итак, подумал Харлан, теперь это уже
заключения, а не "догадочки".)
- У тебя талант, мой мальчик. Рука мастера. Я жду от тебя великих
дел. А пока мы займемся вот этим небольшим дельцем из 223-го. Ты был
совершенно прав, утверждая, что достаточно заклинить муфту сцепления в
двигателе. При этом действительно получается необходимая "вилка" без
нежелательных побочных эффектов. Возьмешься заклинить сцепление?
- Слушаю, сэр.
Так совершилось подлинное посвящение Харлана в Техники. После этого
он уже не был просто человеком с розовой нашивкой на плече. Он изменил
Реальность. За несколько минут, выкраденных из 223-го, он испортил
двигатель, и в результате некий молодой человек не попал на лекцию по
механике. Из-за этого так и не стал заниматься солнечными установками, и
очень простое устройство не было изобретено в течение десяти критических
лет. А в результате всего этого, как ни странно, война в 224-м была
вычеркнута из Реальности.
Разве это не было благом? И так ли уж важно, что какие-то личности
изменились? Новые личности были такими же людьми, как и прежние, с таким
же правом на жизнь. Чьи-то жизни стали короче, зато у большего числа людей
они стали дольше и счастливее. Правда, великое литературное произведение,
грандиозное создание человеческого разума и чувств, не было написано в
новой Реальности, но разве несколько экземпляров этой книги не сохранились
в библиотеках Вечности? И разве в новой Реальности не будут созданы иные
великие творения искусства?
И все же в эту ночь Харлан долго и мучительно не мог заснуть, а когда
он наконец задремал, с ним произошло то, чего не случалось уже много лет.
Он увидел во сне свою мать.
Несмотря на столь жалкое проявление слабости в самом начале
деятельности, не прошло и биогода, как Харлан стал известен по всей
Вечности в качестве Техника Твиссела, а также под язвительными прозвищами
"чудо-ребенок" и "безошибочный Техник".
Его отношения с Купером стали более спокойными. Подлинной дружбы
между ними так и не возникло. (Если бы Купер пересилил себя и предпринял
какие-то шаги к сближению, то Харлан, наверно, растерялся бы.) Тем не
менее ладили они неплохо, а Первобытной историей Купер интересовался
теперь ничуть не меньше, чем его учитель.
- Послушай, Купер, ты не будешь возражать, если мы отложим урок на
завтра? - как-то спросил его Харлан. - Мне необходимо на этой неделе
попасть в 300-е, чтобы уточнить одно Наблюдение, а человек, с которым я
хочу встретиться, свободен как раз сегодня вечером.
У Купера жадно заблестели глаза.
- А я не мог бы поехать вместе с вами?
- Ты хочешь?
- Конечно, хочу. Я никогда не ездил в капсуле, если не считать того
раза, когда меня доставили сюда из 78-го, а тогда я еще совершенно ничего
не понимал.
Харлан обычно пользовался. Колодцем С, который по неписаной традиции
был предоставлен в распоряжение Техников во всей своей бесконечной
протяженности во Времени.
Купер последовал за Харланом без малейших признаков замешательства и
занял место на круглом диванчике, почти полностью опоясывавшем внутренние
стенки капсулы. Но когда Харлан, включив Поле, послал капсулу в прошлое,
на лице Купера появилось комичное выражение изумления и растерянности.
- Я ничего не чувствую. В чем дело? - спросил он.
- Все в порядке. Ты ничего не чувствуешь, потому что мы не двигаемся
в буквальном смысле этого слова. Нас как бы протягивает сквозь Время.
Фактически, - продолжал Харлан, незаметно для себя впадая в назидательный
тон, - в данный момент ни ты, ни я не состоим из вещества, хотя наши
органы чувств и утверждают обратное. Сотни людей могут пользоваться в это
же самое мгновенье нашей капсулой, перемещаясь (если только можно так
выразиться) в разных направлениях Времени, проходя один сквозь другого и
так далее. Законы обычного мира неприменимы к Колодцам Времени.
Губы Купера изогнулись в лукавой улыбке, и Харлан смущенно подумал:
"Парнишка изучает Темпоральную механику и знает об этих вещах гораздо
больше меня. Мне бы лучше помалкивать, незачем строить из себя дурака".
Угрюмо замолчав, он принялся разглядывать Ученика. За прошедшие
месяцы усики Купера выросли и свисали теперь книзу по так называемой
Маллансоновой моде. Изобретатель Темпорального Поля Виккор Маллансон на
единственной подлинной и очень скверной фотографии был изображен с точно
такими же усиками; по этой причине они пользовались среди Вечных большой
популярностью, хотя мало кому шли.
Глаза Купера были устремлены на циферблат, где быстро сменявшие друг
друга числа отмечали номера Столетий, сквозь которые они проносились.
- Как далеко в будущее тянутся Колодцы Времени? - спросил вдруг
Купер.
- Неужели ты еще не проходил этого?
- Я почти ничего не знаю о капсулах.
Харлан пожал плечами.
- Вечности нет конца. Колодцы тянутся беспредельно.
- А вам случалось бывать далеко-далеко в будущем?
- Дальше нашего Сектора - ни разу. Вот доктор Твиссел - так тот был
даже в 50 000-м.
- Разрази меня Время! - прошептал Купер.
- Это еще пустяки. Некоторые Вечные бывали даже за 150000-м.
- Ну и что там?
- А ничего, - угрюмо ответил Харлан, - полно всяких тварей, но
разумных существ нет. Человечество исчезло.
- Вымерло? Уничтожено?
- Не думаю, чтобы кто-нибудь мог ответить на этот вопрос.
- А разве никак нельзя изменить это?
- Видишь ли, начиная с 70000-го и дальше... - начал было Харлан и
осекся. - Послушай, Время нас побери, давай лучше поговорим о чем-нибудь
другом.
Существовала тема, к которой Вечные относились чуть ли не с суеверным
страхом. По молчаливому соглашению они избегали разговоров о "Скрытых
Столетиях" (так назывался период Времени между 70000-м и 150000-м). Своими
скудными познаниями Харлан был обязан лишь тесному сотрудничеству с
Твисселом. Наверняка известно было только то, что ни в одном из тысяч этих
Столетий Вечные не могли проникнуть во Время. Двери между Вечностью и
Временем были непроницаемы. Почему? Этого не знал никто.
Твиссел как-то заявил с усмешкой:
- Когда-нибудь мы и до них доберемся. А пока нам вполне хватает
хлопот с семьюдесятью тысячами Столетий.
Однако этот довод показался Харлану малоубедительным.
Из разрозненных замечаний Твиссела Харлан заключил, что делались
попытки изменить Реальность в Столетиях, непосредственно предшествовавших
70000-му, но без должных Наблюдений в последующих веках трудно было
рассчитывать на успех.
- А что произошло с Вечностью после 150000-го? Харлан вздохнул.
Купер, очевидно, не собирался менять тему разговора.
- Ничего не произошло, - ответил он, - Секторы имеются в каждом
Столетии, но после 70000-го в них никто не живет. Секторы тянутся на
миллионы лет, пока не исчезнет всякая жизнь на Земле, и после этого, пока
Солнце не вспыхнет, как Новая, и даже после этого. Вечности нет конца.
Потому-то ее и называют Вечностью.
- Разве наше Солнце стало Новой? - Разумеется. Иначе не было бы
Вечности. Солнце, превратившись в Новую, стало нашим источником энергии.
Ты себе даже не представляешь, сколько энергии требуется для создания
Темпорального поля. Поле, созданное Маллансоном, имело протяженность всего
две секунды от одного конца до другого и было так мало, что едва вмещало
спичечную головку, но для него потребовалась вся энергия атомной
электростанции за целый день. Почти сто лет ушло на то, чтобы протянуть
тоненькое, как волосок, Поле достаточно далеко в будущее и начать черпать
лучистую энергию вспышки Солнца. Лишь после этого удалось создать Поле
настолько больших размеров, что в нем смог поместиться человек.
- Как все это интересно! - вздохнул Купер. - А меня все еще пичкают
на уроках уравнениями полей и Темпоральной механикой. Вот если бы я жил во
времена Маллансона...
- Ты бы ничего тогда не узнал. Маллансон жил в 24-м, а Вечность была
создана только в конце 27-го. Сам понимаешь, что открыть Темпоральное поле
и создать Вечность - далеко не одно и то же. В 24-м не имели ни малейшего
понятия о значении открытия Маллансона.
- Выходит, что он опередил свое Время? - На сотни лет. Он не только
открыл Поле, но и предсказал почти все характерные черты Вечности, кроме
разве Изменений Реальности. Он сделал это довольно точно, и... кажется, мы
приехали. Они вышли из капсулы.
Никогда прежде Харлан не видел Старшего Вычислителя Твиссела в таком
гневе. О Твисселе поговаривали, что он не способен ни на какие проявления
чувств; его называли бездушным зажившимся в Вечности стариком и
сплетничали, что он давно уже забыл номер своего родного Столетия. Ходили
слухи, что сердце его атрофировалось в ранней молодости и что он заменил
его маленьким ручным анализатором, вроде того, который он всегда носил с
собой в кармане брюк.
Твиссел никогда не пытался опровергнуть эти слухи. Многие были
убеждены, что он и сам в них верит.
Поэтому, согнувшись под обрушившейся на него лавиной гневных упреков,
Харлан все же каким-то уголком мозга успел удивиться, что Твиссел способен
так бурно проявлять свои чувства. Он даже подумал, не пожалеет ли позднее
Вычислитель, что механическое сердце предало его, оказавшись на поверку
жалким органом из мышц и клапанов, которому не чужды никакие человеческие
страсти. Скрипучим старческим голосом Твиссел кричал:
