А это не так. Для человека на свете есть множество дел, и стремление
выжить - не единственная цель существования, и даже не главная. Вы
поставили себе задачей выжит любой ценой. Мне же, Гельвард, довелось
побывать во многих других местах, кроме Города, во многих-многих других.
Что бы вы ни думали, ваш Город вовсе не центр Вселенной.
- Нет, центр, - возразил он. - Потому что, если мы усомнимся в этом,
мы все умрем.
8
Выбраться из Города оказалось гораздо проще, чем представляла себе
Элизабет. Вместе с Гельвардом и еще одним мужчиной по имени Блейн они
спустились на конюшню, оседлали трех лошадей и двинулись в направлении,
которое Гельвард упорно называл северным. Вновь, в который уже раз, она
спросила себя, что стряслось с его чувством ориентации, - судя по солнцу,
они ехали на юго-запад, - но вслух ни каких вопросов не задала. Пожалуй,
она уже привыкла к тому, что логика Гельварда противоречит здравому
смыслу, но предпочла не подчеркивать этого лишний раз. А может, вынужденно
научилась считаться с мнением горожан, даже не разделяя его.
Когда они очутились под тушей Города, Гельвард показал ей огромные
стальные колеса, и добавил, что колеса вращаются, только почти неразличимо
медленно. Тем не менее, по его словам, Город перемещается на милю каждые
десять дней. На север или на юго-запад - смотря по тому, захочет она
руководствоваться городскими или собственными представлениями.
Путешествие заняло два дня. Мужчины то болтали между собой, то
обращались к ней, хотя подчас она понимала их с трудом. Она чувствовала,
что перегружена впечатлениями до предела и попросту не способна усвоить
что-либо еще.
К вечеру первого дня они оказались примерно в миле от ее селения, и
Элизабет сообщила Гельварду, что пора расставаться.
- Нет-нет, поезжайте с нами. Вернуться всегда успеете.
- Но я собираюсь в Англию, - ответила она. - Надеюсь, что сумею вам
помочь.
- Сначала вы должны кое-что увидеть.
- Что именно?
- Сами не знаем, - отозвался Блейн. - Вот Гельвард и подумал, что вы,
может быть, подскажете...
Элизабет поупиралась минуту-другую, но в конце концов сдалась.
Оставалось диву даваться, как быстро и в общем-то охотно она дала себя
вовлечь в чуждые ей заботы. То ли эти люди чем-то привлекли ее, то ли
растормошили: обычаи Города при всей их странности подчинялись
определенной логике, создавая подобие цивилизации, - и это в стране,
которую на протяжении многих десятилетий раздирала анархия! За считанные
недели, проведенные в селении, Элизабет стала ощущать, что повадки
крестьян этой местности, их хроническая летаргия, неспособность справиться
даже с пустяшными житейскими проблемами истощили ее волю, почти исчерпали
ее профессиональную готовность служить интересам других. Горожане были
людьми иной породы: очевидно, потомками какой-то группы, уцелевшей в дни
катастрофы и продолжавшей жить по законам прошлого. В Городе сохранились
все признаки организованного общества: дисциплина, чувство цели,
безусловное, присущее каждому самосознание - все это не могло не
привлекать, несмотря на заведомый оттенок анахронизма, невзирая на явные
несоответствия между формой и содержанием.
И когда Гельвард попросил Элизабет составить им компанию, а Блейн
поддержал его, она не нашла в себе сил сопротивляться. В конце концов, ее
никто не тянул в Город на аркане, она влезла в эту кашу по доброй воле.
Она бросила порученных ее попечению селян, - ну, допустим, это можно
оправдать беспокойством за судьбу женщин, - и теперь хочешь не хочешь
обязана довести свою затею до развязки. Рано или поздно отыщется
какое-нибудь учреждение, которое возьмется перевоспитывать горожан,
приспосабливать их к современной жизни, но пока что она как бы приняла их
под личную ответственность...
Ночь они провели в палатках. Палаток было только две, и мужчины
галантно уступили одну Элизабет, но сначала до полусмерти замучили ее
разговорами. По-видимому, Гельвард рассказал своему коллеге, и довольно
подробно, о том, как встретился с ней и как поразился ее несходству ни с
туземными женщинами, ни с горожанками. И сейчас Блейн обращался к ней
напрямую, а Гельвард держался в тени и лишь время от времени поддакивал,
подтверждая слова товарища.
Блейн понравился Элизабет прежде всего своей прямотой: он не
уклонялся даже от самых неприятных вопросов. Но в общем и целом он только
подтвердил то, что Элизабет уже знала и без него: Дистейн с его
Директивой, неустанное перемещение как первейшая заповедь Города,
диковинный облик планеты. Элизабет не пыталась спорить, просто слушала:
опыт внушил ей, что препираться с горожанами бесполезно.
Верховая езда целый день напролет вымотала ее, но, когда она наконец
заползла в спальный мешок, сон пришел не сразу. Реальности не сомкнулись;
едва соприкоснувшись, они оттолкнулись друг от друга и разошлись еще
дальше. Да, она стала понимать горожан и их обычаи несравненно глубже - но
ведь ее-то логику это не поколебало! Они жили, по собственному их
утверждению, в опрокинутом мире, в мире, где все законы природы действуют
шиворот-навыворот, - и она бы поверила им, если бы... если бы не твердая
уверенность в том, что они искренне заблуждаются.
Ее и Гельварда с Блейном окружала одна та же действительность, однако
воспринимали они эту действительность по-разному. А тут-то, чем можно было
помочь?
Леса остались позади; ныне их путь лежал по неровной пустоши,
поросшей кое-где высокой травой да хилыми кустами. Здесь не было ни дорог,
ни тропинок, лошади шли медленно. В лицо дул ровный и прохладный бодрящий
ветерок.
Мало-помалу исчезла всякая растительность, кроме редких пучков
упрямой жесткой травы, цепляющейся за песчаную почву. Мужчины молчали, а
Гельвард так и вовсе застыл в седле, уставясь невидящим взором перед собой
и предоставив лошади выбирать маршрут по своему усмотрению.
Впереди, совсем невдалеке, трава окончательно сходила на нет, и едва
они преодолели рыхлый песчаный холмик, покрытый мелкими камушками, перед
Элизабет открылась полоска дюн, а за нею берег. Лошадь, уже учуявшая
прохладу воды, с готовностью откликнулась на прикосновение каблуков и
легким галопом помчалась по дюнам вниз. На несколько пьянящих минут
Элизабет вовсе отпустила поводья, упиваясь счастьем вольного полета над
кромкой прибоя.
Гельвард и Блейн спустились на берег следом за ней и стали рядом,
спешившись и глядя вдаль, на бескрайний голубой простор. Она подъехала к
ним и тоже спрыгнула наземь.
- А что на запад и на восток? - спросил Блейн.
- То же самое. Я поискал объездной путь, но не нашел.
Блейн вынул из седельной сумки видеокамеру, подсоединил ее к батареям
и плавным круговым движением отснял панораму водной глади.
- Надо отправить разведчиков еще дальше на восток и на запад, -
сказал он. - Такое пространство не пересечь.
- Другого берега даже не видно.
Блейн глянул себе под ноги и нахмурился.
- И почва мне не нравится. Надо вызвать сюда мостостроителей.
По-моему, песок не выдержит тяжести Города.
- Но ведь должен быть какой-то выход!
Оба не обращали на Элизабет никакого внимания. Гельвард достал
какой-то небольшой инструмент и установил его у самой воды. Инструмент был
снабжен треногой и круглой шкалой, подвешенной на оси. Опустив на шкалу
отвес, гильдиер снял с нее показания.
- Мы далеко опередили оптимум, - заявил он наконец. - У нас уйма
времени. Тридцать миль - без малого год по городским часам. Неужели не
успеем?
- Построить мост? Н-да, тут придется повозиться. И людей потребуется
больше, чем у нас есть. А что об этом думают навигаторы?
- Проверяют мое сообщение. Ты же проверяешь меня?
- Проверяю. Только не вижу, что можно к нему добавить.
Гельвард еще с полминуты смотрел на безбрежную ширь, потом будто
вспомнил о существовании Элизабет и обернулся к ней.
Ну, а что вы об этом скажете?
- О чем? Чего вы, собственно, от меня ждете?
- Скажите нам, что наше восприятие нас обманывает. Скажите, что тут
нет реки.
- Это не река, - отозвалась Элизабет.
Гельвард бросил взгляд на Блейна.
- Ну вот, ты слышал. Нам это только мерещится.
Элизабет закрыла глаза и отвернулась. Выносить столь чудовищное
несовпадение реальностей было выше ее сил.
От ветра ее знобило, она стянула с лошади попону и, закутавшись,
отошла за дюны. Мужчины сразу же забыли о своей спутнице, Гельвард вытащил
какой-то другой инструмент. Он считывал показания вслух, голос его на
ветру звенел пронзительно и тоскливо.
Они работали мучительно медленно, кропотливо проверяя друг друга.
Через час Блейн упаковал свою часть снаряжения, сел в седло и поскакал по
берегу в северном направлении. Гельвард остался долго смотрел вслед
компаньону, и сама его поза, как показалось Элизабет, выражала глубокое,
неутешное одиночество и отчаяние.
Она истолковала это как крошечную трещинку в разделявшем их барьере.
Закутавшись в попону еще плотнее, Элизабет спустилась по дюнам к кромке
прибоя и спросила:
- Вы хоть знаете, где находитесь?
Он даже не повернул головы.
- Нет, не знаем. И никогда не узнаем.
- В Португалии. Эта страна называется Португалией. Она в Европе.
Элизабет передвинулась так, чтобы заглянуть ему в лицо.
Секунду-другую он смотрел на нее в упор, но без всякого выражения. Потом
безмолвно покачал головой и прошел мимо женщины к своей лошади. Барьер был
непреодолимым.
Элизабет оставалось лишь последовать его примеру и сесть в седло. Она
пустила лошадь шагом - сначала вдоль берега, затем вкось от воды, в
сторону базового лагеря. Несколько минут - и тревожная синева Атлантики
пропала из виду.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
1
Гроза бушевала всю ночь, и всю ночь никто из нас не сомкнул глаз. Наш
лагерь был расположен в полумиле от моста, и рев обрушивающихся на берег
волн, приглушенный завываниями ветра, достигал нас как монотонный гул. Но
нам, особенно в мгновения затишья, мерещилось, что мы слышим треск и стон
дерева, крошащегося в щепу.
К утру ветер утих, и мы наконец-то заснули. Правда, ненадолго - кухня
задымила, как обычно, с рассветом, и нас позвали на завтрак. За едой все
молчали: темя для разговоров могла быть только одна и ее лучшее было не
трогать.
Затем мы отправились к мосту. И не прошли и пятидесяти ярдов, как
кто-то показал на кусок дерева, выброшенный волнами на берег. Мрачное и,
как выяснилось вскоре, справедливое знамение: от моста не осталось ничего,
кроме первых четырех свай, вбитых в относительно твердый грунт у самых
дюн.
Я взглянул на Леру на эту смену он был здесь старшим.
- Понадобятся бревна, много бревен, - заявил он. - Меновщик Норрис,
возьмите тридцать человек на валку леса.
Меня разбирало любопытство, что-то ответит Норрис: из всех
гильдиеров, занятых на строительстве, он был самым нерадивым и поначалу то
и дело донимал нас пространными нудными жалобами. Но сегодня он и не думал
противиться - видно, детская болезнь бунтарства канула в прошлое. Он
просто кивнул Леру, отобрал себе помощников, и они вернулись в лагерь за
пилами.
- Значит, начнем все сначала? - обратился я к Леру.
- Конечно.
- А новый мост выдержит?
- Если построить его должным образом, надеюсь, выдержит.
Покинув меня, он занялся организацией работ по расчистке
