идет телепрограмма "Время". Передают дыхание странны. А у тебя
в ванне шумит вода. Ты моешься. Атласная. Думаешь ли ты обо
мне? Я о тебе думаю. За тысячи километров от берега. Передо
мной твоя карточка. Она стоит, опираясь на стол. Твое
изображение. Оно вырывает из меня чувствительный стон.
Мучительная. Он выходит, оставляя осадок на хрустале моей
души..."
"...они лежали на персицких коврах. К их голым спинам
липли окурки..."
- Яйца, яйца, яйца и много одинокого пейзажа. Что это?
- А черт его знает...
- Это яйцепровод в Тюмени.
Музыкальная тема "...музыка лизала ему уши..."
Морская тема "...море лизало ему ноги..."
Тема золотой середины "...в середине его никто не
лизал..."
Кумжа
Кумжа - это учение, на котором генералы академии Генштаба
знакомятся с подводными лодками. В определенной базе для них
выстраивают все проекты лодочек. Корабли покрашены, сияют
кузбаслаком, внутри, после недельной повальной приборки, -
тишина, крыс нет, по отсекам расставлены командиры отсеков в
новом белье, перепоясаны со всех сторон ПДУ, в свежих тапочках,
все стрижены, остальной личный состав увезен в доф, где им
показывают кино.
Генералы гурьбой, переговариваясь, появляются у входной
шахты люка. Первый из них начинает спускаться внутрь. Вместо
того чтобы повернуться к поручням лицом, он поворачивается
задом. Полез. Локти во что-то по дороге втыкаются, и генерал
застывает с вывернутыми руками.
- Васька! - веселятся стоящие над ним генералы. - Это тебе
не танк, едремьть, тут соображать надо! В центральном посту
трап, ведущий вниз, пологий, и по нему сходят, что называется,
"лицом вперед". Потоптавшись перед трапом, генерал Васька
поворачивается (он уже научен) и сползает по нему спиной,
отмечая генеральской ногой каждую ступеньку.
- Васька! - кричат ему опять генералы, которым после
"Васьки" успевают объяснить, как нужно сходить по трапу. - Это
ж не танк, едремьть, тут думать надо!
Генералам дают провожатого, но внутри лодки они все равно
умудряются расползтись по отсекам и потеряться.
- Простите... а где у вас тут выход?
- По трапу вниз и дальше прямо.
- Спасибо, - говорит генерал, делает все, как сказали, и
попадает в безлюдный трюм.
- Эй! - доносится оттуда. - Товарищи! В первом отсеке
генералы проходят мимо торпедиста - командира отсека. Последний
генерал задерживается и голодно смотрит на ПДУ командира
отсека.
- Какая интересная фляжка.
- Это ПДУ - портативное дыхательное устройство,
предназначенное для экстренной изоляции органов дыхания от
вредного влияния внешней среды при пожарах! - резво старается
командир отсека.
- А-а-а... - говорит генерал. - Ты смотри... - И видит
сандали: на сандалях аккуратные дырочки: - Дырки сами делаете?
Торпедист сначала не понимает, но потом до него доходит:
- Дырки?... ах, это... нет, так выдают. В следующей группе
проходящих генералов каждый генерал с любопытством смотрит на
"фляжку" - у генералов все мысли одинаковые, последний
задерживается и спрашивает:
- Это фляжка? Резво:
- Это портативное дыхательное устройство! - произнесено
так быстро, почти истерично, что генерал половину не усваивает,
но кивает он понимающе - "А-а-а..." - взгляд на сандали:
- Дырки сами делаете? Лихо и молодцевато:
- Так выдают!
До следующей группы торпедист успевает перемигнуться с
командиром второго отсека: "Вот козлы, а? !" Подходит третья
группа, последний в группе генерал обращается к торпедисту:
- Какая интересная фляжка.
На торпедиста нападает смехунчик, то есть с полным ртом
смеха, дрожа веками, пузырясь ртом, он пытается сдержаться, у
него выкатываются глаза, из него вываливаются какие-то звуки,
все это, скорее всего, от нервов. Генерал изумлен, он
приглядывается к торпедисту. Тот:
- Эт-т-а-ды-ха-те-ль-но-я-ус-тр-ой-ст-во!
- Ты смотри, - генерал с опаской внимательно смотрит, и
тут взгляд его случайно попадает на сандали, генерал
оживляется:
- Дырки сами делаете?
Ти-та-ни-чес-кие усилия по приведению рожи в порядок (ведь
сейчас впердолят так, что шею не повернешь), в глазах слезы:
- Т-та-ак в-вы-вы-да-ют!
Генерал сочувственно:
- Вы заикаетесь? Быстрый кивок, пока не выпало. В ракетный
отсек попадают не все, а только самые любопытные. Командир
отсека, капитал третьего ранга Сова (пятнадцать лет в
должности), застегнут по гортань (от старости у него шеи нет),
объясняет генералу, что у него в заведовании шестнадцать
баллистических ракет. Генерал с уважением:
- О вас, наверное, генеральный секретарь знает? (У
генерала на позиции только три ракеты, а тут - шестнадцать.)
- Что вы! - говорит Сова. - Меня даже флагманский путает.
Скоро генералы Сове надоели - утомили вконец, - и перед
очередным генералом он ни с того ни с сего сгибается пополам.
- Что с вами? - отпрыгивает генерал.
- Радикулит... зараза... товарищ генерал...
- Что вы! - суетится генерал. - Присядьте!
У Совы все натурально - слезы, хрипы; он входит в роль,
станет, перекашивается, его уводят, осторожно сажают, оставляют
одного. Когда никого не остается рядом, Сова кротко вздыхает,
рывком расстегивает ворот и, прислоиившись к стене, закатив
глаза, говорит с чувством: "Ну, задолбали!" - после чего он
от
инфантерии видит "каштан" и говорит с кавалерийским
акцентом:
- А это что?
Старпом - отглажен, с биркой на кармане, стройный от
напряжения:
- Это "каштан" - наша боевая трансляция.
- Да? Интересно, а как это действует?
- А вот, - старпом, как фокусник, щелкает тумблером. -
Восьмой!
- Есть, восьмой! - доносится из "каштана".
- Вот так, - говорит старпом, приводя все в исходное, -
можно говорить с любым отсеком.
- Да? Интересно, - генерал тянется к "каштану". - А можно
мне?
- Пожалуйста.
Генерал включает и - неожиданно тонко, нежно,
постариковски, с дрожью козлиной:
- Во-сь-мой... во-сь-мой...
- Есть, восьмой!
- А можно с вами поговорить? Молчание. Потом голос
командира восьмого отсека:
- Ну, говори... родимый... если тебе делать нех... уя...
- Что это у вас? - генерал оторопел, он неумело вертит
головой и таращится.
Старпом сконфужен и мечтает добраться до восьмого; поборов
в себе это желание, он мямлит:
- Вы понимаете, товарищ генерал... боевая трансляция...
командные слова... словом, он вас не поняя. Надо вот так, -
старпом резко наклоняется к "каштану", по дороге открывает рот
- сейчас загрызет:
- Вась-мой!!! Вась-мой!!!
- Есть, восьмой!
- Ближе к "каштану"!
- Есть, ближе к "каштану", есть, восьмой!
- Вот так, товарищ генерал!
Генералы исчезают, время обедать, по отсекам расслабление,
смех; командиры отсеков собраны в четвертом на разбор, все уже
знают - толкают командира восьмого: "Он ему говорит: разрешите
с вами поговорить, а этот ему: ну, говори, родимый... у
старпома аж матка чуть не вывалилась, готовься, крови будет
целое ведро, яйцекладку вывернет наизнанку". - "А я чо? Я ничо,
"есть, так точно, дурак!""
Рбн
Город С. - город встреч. Подводная лодка в створе.
- Взят пеленг на РБН столько-то градусов, - штурман
потирает руки и сосет воздух.
Офицеры в приподнятом настроении. РБН - это ресторан
"Белые ночи". Офицерский ресторан. Там все расписано: и столы,
и женщины.
Рядом с РБН-ом двумя красными огнями горит вешка. При
заходе в порт на нее берут пеленг.
РБН - это флотская отдушина. В нем тот маленький винтик,
которым крепится весь флотский механизм, сам собой
развинчивается и, упав, теряется среди стульев и тел.
В РБНе есть и свои "путеводители" - старожилы, знающие
каждый уголок. У них сосущие лица.
- Кто это?
- Черненькая? Это Надежда. Двадцать шесть лет, разведена,
ребенок, квартира.
- А эта?
- Танечка. Хорошая девочка. Двадцать восемь, свободна, и
квартира есть. Здесь бывает каждый четверг.
- Почему?
- Рыбный день. Ловит рыбу.
...Лодка ошвартована. Первыми в город сойдут: комдив - он
был старшим на борту, и его верный оруженосец - флагманский по
живучести. Они пойдут в РБН.
Фонари, светофоры, деревья, автобусы, женщины - все это
обрушивается на подводника, привыкшего к безмолвию, пирсу и
железному хвосту своей старушки. На него падают звуки и голоса.
Он, как бывший слепой, видит то, что другие уже давно не видят.
Он идет среди людей, улыбаясь улыбкой блаженного. Он придет в
РБН. Его тут давно ждут.
- Проходите, - швейцар расталкивает "шушеру" у входа и
втягивает офицера, - ваш столик заказан.
- А ну, назад! - пихает швейцар "шушеру" в грудь. Офицер -
самый стойкий любовник. В ресторане до 23 часов, обалдев от
свободы, он пьет и пляшет, демонстрируя здоровье. Потом он
берет вино и женщину и идет к ней, где тоже пьет и пляшет до
четырех утра, демонстрируя здоровье. С четырех до пяти он
охмуряет девушку. В пять с четвертью она его спрашивает: "Ты за
этим пришел?" - после чего его берет оторопь, и она ему
отдается, а в шесть тридцать он уже едет в
автобусе на службу и чертит по дороге треки лбом по
стеклу.
- Раз-бу-ди... ме-ня... - говорит он собрату, совсем
издыхая, - я посплю только... двадцать минут... а потом... мы
пойдем... в РБН... - и затих. Он лежит, как мертвый, с
мраморным лицом и полуоткрытыми глазами. И собрат будит его.
Раздаются ужасные стоны. Стоя на четвереньках, он пытается
встать. Встал. Пошел. Сам пошел. Под душ. После душа он готов в
РБН...
Я бы поставил им памятник: огромную трехгранную стелу,
уходящую ввысь. К ней не скончался бы женский поток города С.
Флагман и комдив уже сидят в РБНе. Они уже выпили столько,
сколько не способен выпить обычный человек. Когда оркестр
уходит на перерыв, флагман выползает на сцену, берет гитару и
поет:
- О-ч-и ч-е-р-н-ы-е...
- Браво! - кричит комдив. - Снимаю ранее наложенное
взыскание! - Он уже видит только тот предмет, который движется.
Рядом с ним оказывается женщина в декольте. В декольте
аккуратно упакован устрашающий бюст. Бюст движется, и комдив
его видит. Бюст зачаровывает.
- Маша, - женщина поняла, что пора знакомиться.
- Ви-тя, - тянет комдив, уставившись в бюст, - ой, какие
документы, - говорит он бюсту, падает в него носом и,
присосавшись, протяжно целует со звуком.
Учение
Мороз дул.* Чахлое солнце, размером с копейку, мутно
что-то делало сквозь небесную серь. Под серью сидел диверсант.
Он сидел на сопке. На нем были непроницаемый комбинезон, мехом
внутрь, с башлыком и электроподогревом. И ботинки на нем тоже
были. Высокие. Непромокаемые, наши. И диверсант тоже был наш,
но привлеченный со стороны - из диверсантского отряда. Ночевал
он здесь же. В нашем снегу. А теперь он ел. Тупо. Из нашей
банки консервной. Он что-то в ней отвернул-повернул-откупорил и
стал есть, потому что банка сама сразу же и разогрелась.
Широко и мерно двигая лошадиной челюстью, диверсант в то
же время смотрел в подножье. Сопки, конечно. Он ждал, когда его
оттуда возьмут.
Шел третий день учения. Неумолимо шел. Наши учились
отражать нападение - таких вот электро-рыболошадей - на нашу
военно-морскую базу.
Был создан штаб обороны. Была создана оперативная часть,
которая и ловила этих приглашенных лошадей с помощью сводного
