теперь, с твоего позволения... Чтобы точно воссоздать физические ощущения
после того, как твой интеллект будет запрограммирован, следует сперва
получить множество данных о чувствах. Общие считывания мы провели, пока ты
был под анестезией. Теперь нужно добиться более высокой точности. Начнем с
визуальных. Ты готов к сотрудничеству?
Бейли взглянул в глаза Фосса. Фосс встретил его взгляд с неумолимой
твердостью.
Время тянулось медленно. Ему показывали сетки, цветные карты,
геометрические фолианты, печатный текст, пестрые мозаики. Его заставляли
смотреть вверх, вниз, вдаль и вблизь. Ему объяснили, что в это время
импульсы его зрительных нервов считываются и поступают в некое
аналитическое устройство. Если раз удастся преобразовать нервные импульсы
в цифры и символы, потом их вполне можно будет имитировать. Можно будет
послать сигнал, соответствующий "зеленому", на тот участок мозга, который
отвечает за визуальное восприятие, и инфоморф увидит зеленый цвет, хотя
глаз у него больше не будет. И с прочими чувствами можно проделать то же
самое; через некоторое время для него будет искусственно создана полностью
окружающая среда. Эту окружающую среду вполне можно будет видеть, слышать,
нюхать, пробовать на вкус и в любом случае ощущения будут подлинными.
Казалось, тесты длились долгие часы. Бейли потерял всякое
представление о времени.
После долгой-долгой ночи - или то было уже утро? - снова появилась
Розалинда Френч. Она принесла с собой множество стеклянных пипеток. В
каждой содержался синтетический вкусовой препарат; каждой пипеткой Френч
касалась его языка, после чего нужно было полоскать рот. Таким образом
получили необходимые данные с его вкусовых рецепторов. Даже в качестве
инфоморфа Бейли сможет в полной мере наслаждаться едой.
Наконец ему ввели какой-то гипнотик, и он погрузился в беспокойный
сон, по-прежнему сидя в кресле, с зондами в уголках глаз. Теперь
сканировали его сны.
КОНТАКТ
Подставив клочок бумаги под солнечный луч, пробившийся сквозь
покрытое паутиной окошко у автомата, Юми прочла номер. Позади хозяин
магазинчика швабрил пол, шаркая ногами и посвистывая какой-то давным-давно
забытый рок. Она повернулась к нему спиной, взглянула на свое отражение в
хромированной лицевой панели аппарата и набрала номер. Щеки ее побледнели;
глаза были темны и страстны.
Ответил сонный женский голос. На секунду Юми лишилась дара речи. Нет,
она вовсе не полагала, что Ричард Уилсон обязательно одинок; взаправду -
она вовсе не думала на эту тему, но тем не менее была удивлена.
- Алло, - сказала она. - Я хотела бы поговорить с... Джимом.
- Его сейчас нет. - Женщина подавила зевок. - А кто говорит?
- Меня зовут Юми. Он просил позвонить, если у меня будет, что
сообщить. И теперь у меня есть сообщение - очень важное. - Она слышала
свой собственный, такой решительный и серьезный голос и от всей души
желала обойтись как-нибудь без этого всего.
- Боюсь, что не знаю, когда Джим будет дома. Он звонил вчера вечером
и сказал, что у него сломалась машина. Поэтому он остановился где-то по
дороге, пока не сможет ее починить. - Пауза. - Может, я смогу помочь? Джим
держит меня в курсе большинства своих дел.
- Вы - его жена? - Юми не смогла сдержать свое любопытство.
- Да. - Она, похоже, не оскорбилась; говорили с легкостью,
беззаботно, словно считала любопытство самой естественной человеческой
чертой.
Юми лихорадочно размышляла. Как же быть?
- Наверное, я позвоню еще раз, но попозже, - сказала она. -
Передайте, что звонила Юми; только, пожалуйста, пусть он мне сам не
звонит. Это очень важно.
- Хорошо.
- Я могу узнать, как вас зовут.
- Шерон.
- Хорошо; спасибо, Шерон. Я перезвоню ближе к вечеру.
ЗАКРЫТИЕ
Как ни страшно было звонить, гораздо страшнее было возвращаться
теперь домой. Никакой реальной причины для страхов не было - они возникли
в ее сознании просто так, из ниоткуда, и по мере приближения к куполу все
сильнее сжимали свои объятья.
Войдя в купол, она увидела отца, поспешно набивающего бумагами
чемодан. Лучи утреннего солнца наискось прорезали жилую половину, и
золотистые пылинки клубились в их свете, разлетаясь в стороны от бумаг,
которые сортировал отец, отбирая лишь некоторые, а прочие отбрасывал. Она
смотрела на него и размышляла, что же он такое затеял и отчего в куполе
так тихо. Затем поняла - почти все компьютеры были отключены.
Он почувствовал ее присутствие и поднял на нее пронзительный,
подозрительный взгляд.
- Юми! Где ты была?
Они тут же почувствовала свою вину, точно отец способен был читать ее
мысли, либо каким-то образом подслушал звонок. Он был настолько всеведущ,
- порой казалось, что для него нет ничего невозможного.
- Я спускалась в магазин, - ответила она, удерживая на лице маску
скромности и тщательно скрывая свои чувства.
- Зачем? - Он, не отрываясь, смотрел на нее.
Юми почувствовал себя непроходимой дурой - даже не догадалась
что-нибудь купить... Так вот и стой теперь перед ним с пустыми руками...
- Просто захотелось прогуляться.
- Что ж, рад, что ты, наконец, вернулась. Мы уезжаем. - Он бросил в
чемодан поверх бумаг что-то из одежды. - Тут кое-что произошло. Я связался
с моими друзьями из "Крионик Лайф". Мне нужно лечь в больницу в
Лос-Анджелесе не завтра, а еще сегодня. Если мы выедем через пятнадцать
минут, я как раз успею по пути забросить тебя в аэропорт. Я взял тебе
место на рейс, отлетающий к Гавайям сегодня, в семь вечера.
Она безучастно взирала на него. Так всегда: сколько бы ни старалась
она предсказать заранее его настроения и требования, он всякий раз
выкидывал такое, отчего она терялась и цепенела.
- Что случилось? - спросила она. - Это из-за твоего рака?
- Рака? - Он, казалось, был сбит с толку; затем в нетерпении покачал
головой. - Нет, дело совершенно в другом.
- Что-то случилось в той лаборатории? - Хотя сейчас воскресенье, люди
внизу часто работают сверхурочно.
Он махнул рукой.
- Нет времени все это обсуждать. Извини. - Он отвернулся к той
компьютерной системе, что все еще работала, и принялся отключать ее,
бросив через плечо:
- Пожалуйста, собирайся не медля.
Она спустилась в одно из кресел, заваленных бумагами. Теперь понятно,
почему она постоянно чувствует себя ребенком рядом с отцом - он всегда
обращался с ней, как с ребенком.
- А что, если я не готова к отъезду?
Он медленно обернулся, прокручивая ее слова в голове, пытаясь уловить
их смысл.
- Это дом - мой, - раздельно, слово по слову, сказал он, взирая на
нее, как на безнадежную дуру. - А ты, Юми, моя гостья. Вчера ты подписала
документ, в котором отказалась от всех прав на собственность. И не имеешь
никаких оснований оставаться здесь после моего отъезда.
Она тихо, с отвращением, фыркнула.
- Конечно, конечно, ты прав. Я действительно, как ты сказал, не имею
никаких оснований. Твое жилье, твоя жизнь, тебе и решать, а чего бы ни
хотела я... все вздор. - Она поднялась и направилась в свою комнату. - Так
что ты не беспокойся, я буду готова вовремя. Я не смогу вынести, если
заставлю тебя ждать отец.
НЕЗАГРУЖАЕМАЯ ЗОНА
Ехали молча. Молчание это просто выгрызало все изнутри. От него
судорожно подводило живот, болела голова и хотелось совершить что-нибудь
очень решительное - пнуть отца, заорать, распахнуть дверцу и выпрыгнуть из
машины на ходу... Но Юми подавляла эти желания и сидела, уставив невидящий
взгляд в окно, стараясь не думать ни о чем.
Что же касается Готтбаума - если молчание ему и досаждало, он этого
не показывал. Он умело вел машину на большой скорости, следуя, видимо, им
самим составленному расписанию. К середине дня они достигли LAX.
Остановившись в разгрузочной зоне, отец поставил машину на тормоз и
посмотрел на Юми. Ей показалось, что в его глазах на секунду появилось
нечто этакое; какое-то неосознанное чувство - возможно, даже минутное
сожаление.
- Прошу прощения за то, что приезд не доставил тебе большего
удовольствия, - сказал он.
Она еще секунду вглядывалась в его лицо, точно для того, чтобы
убедиться, вправду ли он что-нибудь чувствовал. Но под давлением ее
внимания он вновь стал самим собой. Суровые морщины на его лице стали
глубже, и он отвел взгляд, покосившись на часы в приборной панели.
Так и есть. Он покончил с ней и теперь хочет только поскорее уйти.
- Наверное, я никогда больше не увижу тебя, - сказала она с трудом. -
Хотя все еще не верится, что ты собираешься... сделать то, о чем говорил.
Отец пожал плечами.
- В конце текущей недели увидишь в новостях мой некролог.
Юми теребила ткань своего платья.
- Ты проводишь меня до терминала? - Она наперед знала, что отец
откажется, но пусть сам прямо скажет об этом...
- Извини, - сказал он, - я не могу.
Она взяла с заднего сиденья свою сумку, бросила ее на колени и
обхватила руками. Тут ей подумалось: а что, если она вдруг заорет:
- А ну вылазь, ублюдок, из своей е...й машины, обними и поцелуй меня
на прощанье, как все нормальные люди!
Она отворила дверцу.
- До свидания отец.
- До свидания, Юми. - Рука его потянулась к рычагу передач.
Она выбралась из машины, и звучно хлопнула дверцей. Машина тронулась
с места, отворачивая от обочины. Неужели он действительно вот так просто
уедет?
Его машина пристроилась к потоку экипажей и уже через десять секунд
скрылась из виду.
НЕБЕСПОЧВЕННЫЕ СОМНЕНИЯ
Злая, как черт, широкими размашистыми шагами, с бледным лицом и до
скрипа стиснутыми зубами они прошла к аэровокзалу и остановилась у первого
попавшегося таксофона. Злобными, резкими тычками набрала номер. На этот
раз без всяких опасений.
- Шерон Уилсон? - спросила она, услышав в трубке женский голос.
Последовала некоторая заминка.
- Нет. Это - Шерон Бейли.
Только спокойствие. Юми прижалась лбом к холодной металлической
стенке телефонной будке.
- Но вы - жена Джима, я узнаю ваш голос. Я уже звонила вам.
Снова пауза.
- А кто говорит?
- Это Юми. - И тут она поняла, в чем дело. - Ваш муж назвался
фамилией Уилсон - наверное, потому, что считал необходимым скрыть, кто он
на самом деле. Он работает в отделе безопасности, ведь так? Но,
пожалуйста, скажите ему, что я звоню. Я уверена, он захочет поговорить со
мной.
Женщина нервно засмеялась.
- О, понимаю.
- Он дома?
И вновь пауза.
- Нет. Он звонил еще раз. Он где-то на прибрежном шоссе, все еще
старается наладить машину. Видите ли... вы меня извините, но если дело
касается... безопасности, мне, наверное, не следует вмешиваться.
Юми была воспитана в уважении к желаниям других; так, чтобы не быть
навязчивой и никого не оскорбить. Мать называла это вежливостью, отец же
принимал такое отношение к себе как должное и единственно верное. Но
здесь, у таксофона, Юми было так обидно и больно, что она не в силах была
считаться с другими людьми.
- Когда я звонила вам в прошлый раз, вы говорили, что муж делится с
вами подробностями своей работы.
- Н-ну... иногда, - неохотно ответила Шерон.
- Джим не рассказывал вам о своем визите к доктору Лео Готтбауму? Я -
Юми Готтбаум, его дочь.
- О, понимаю.
- Ваш муж интересовался работой отца. Проектом "ЖС". Сейчас я
