справедливого; вновь возникший государственный порядок в самом деле многим
был обязан Филарету, и этого мы не можем не признать, хотя, может быть, наши
симпатии к властительной личности патриарха могут быть и меньше, чем к ее
государственным заслугам. Но должно признаться, что историк, чувствуя общее
благотворное влияние Филарета в деле устройства страны, не может точно
указать границы этого влияния, отличить то, что принадлежит лично Филарету и
что другим. В жизни наших предков личности было мало простора показать себя,
она всегда скрывалась массой. Здесь мы можем только указать на общее
значение Филарета в деле успокоения государства. Из общего очерка
государствен ной деятельности Михайлова правительства это значение выглянет
яснее.
Нельзя сказать, чтобы до Филарета не старались об устройстве земли:
Земские соборы постоянно были заняты этим делом; но без опытного
руководителя оно шло без системы; к тому же приходилось бороться с
проявлениями смуты и устраиваться кое-как для того лишь, чтобы обеспечить
мир. Насколько можно судить по источникам, до Филарета у московского
правительства было два главных интереса в отношении внутреннего устройства,
две задачи:
во-первых, собрать в казну как можно более средств и, во-вторых,
устроить служилых людей, другими словами, устроить войско. Для этих-то целей
собор назначал два раза -в 1615 и 1616 гг. -- сбор пятой деньги, т.е. 20% с
годового дохода плательщика, и посошное -- в 1616 г. -- по 120 р. с каждой
сохи. Разница между той и другой повинностями состояла в том, что 20%
платилось с "двора", посошное же взималось с меры пахотной земли, с "сохи".
Кроме того, своим чередом платились обычные подати. Между тем при таких
громадных сборах, при займах, к которым сверх того прибегало правительство,
у него все-таки не хватало средств и оно не могло давать льготы податному
сословию, не желало даже допускать недоимок. Подати собирались с обычной в
то время жестокостью и, конечно, очень большим бременем ложились на народ.
Для второй же цели правительство посылало не раз в разные местности бояр
"разбирать" служилых людей, "верстать", т.е. принимать в службу, детей
дворян, годных к службе, и наделять их поместной землей. И для первой, и для
второй цели необходимо было знать положение частной земельной собственности
в государстве, и вот посылались "писцы" и "дозорщики" для описи и податной
оценки земли. Но благодаря отсутствию, так сказать, хозяйского глаза, каким
позже явился Филарет, все намерения правительства исполнялись небрежно, с
массой злоупотреблений со стороны и администрации, и населения: писцы и
дозорщики одним мирволили, других теснили, брали взятки; да и население,
стремясь избавиться от податей, часто обманывало писцов, скрывало свое
имущество и этим достигало льготной для себя неправильной оценки.
Как только Филарет был поставлен в патриархи, недели через две после
приезда в Москву он возбуждает уже важнейшие государственные вопросы и
ставит их на разрешение собора. Первое, что обратило его внимание, была
именно путаница в финансовых делах, в деле взимания податей. И вот в июне
1691 г. Земский собор постановляет замечательный приговор, преимущественно
по финансовым делам. Собору были поставлены на вид указания, сделанные царю
патриархом: 1) с разоренной земли подати взимаются неравномерно, одни из
разоренных земель облагаются податью по дозорным книгам; с других же, не
менее разоренных, берется подать по писцовым книгам [* Д о з о р -- это
податная оценка имуществ сообразно их благоустроенности: здесь принимаются в
расчет обстоятельства, могущие дать льготы по уплате податей (долги, пожары,
разорение от врагов и т. д.). Перепись-- это простая податная оценка
имуществ, при которой не обращается внимания на благосостояние
плательщиков.]; 2) при переписи земель допускаются постоянные
злоупотребления дозорщиков и писцов; 3) бывают постоянные злоупотребления и
со стороны тяглых людей, которые массами или закладывались за кого-нибудь
(т.е. входили в особого рода долговую зависимость и тем самым освобождались
от тягла и выходили из общины), или просто убегали из своей общины,
предоставляя ей, в силу круговой поруки, платить за выбывших членов; 4)
кроме этих податных злоупотреблений многие просят от "сильных людей их
оборонить", ибо сильные люди (т.е. администрация, влиятельное боярство и т.
д.) "чинят им насильства и обиды". Вот об этих-то злоупотреблениях государь
и говорил на соборе "как бы то исправить и землю устроить". Собор постановил
следующее: I) произвести снова перепись в местностях неразоренных, писцов и
дозорщиков выбрать из надежных людей, привести их к присяге, взяв обещание
писать без взяток и работать "вправду"; 2) тяглых людей, выбежавших и
"заложившихся" за бояр и монастыри, сыскать и возвратить назад в обшины, а
на тех, кто их держал, наложить штрафы; 3) составить роспись государственных
расходов и доходов: сколько "по окладам" (т.е. по частным росписям) числится
тех и других, сколько убыло доходов от разорения, сколько поступает денег,
куда их расходовали, сколько их осталось и куда они предназначаются; 4)
относительно жалоб на сильных людей состоялся царский указ, соборный
приговор: боярам кн. Черкасскому и Мезецкому поручить сыскивать про обиды
"сильных людей" в особом сыскном приказе; наконец, 5) решили обновить состав
Земского собора, заменив выборных людей новыми.
В этом приговоре собора резко выделяются две черты:
прямо рисуется неудовлетворительное экономическое положение податных
классов и уклонение от податей, а затем не удовлетворительное же состояние
администрации с ее злоупотреблениями, о которых свидетельствовали столь
частые челобитные про "обиды сильных людей". Все последующие внутренние
распоряжения правительства Михаила Федоровича и клонились именно к тому,
чтобы 1) улучшить администрацию и 2) поднять платежные и служебные силы
страны.
1. Что касается до администрации, то, пользуясь слабостью надзора
сверху, для которого у правительства просто не было средств, и отсутствием
крепких местных союзов внизу, в областях, воеводы и приказные дельцы
позволяли себе ряд насилий и беззаконий. До смуты местное управление не
имело однообразного типа. При царе Иване IV, как мы видели, желая ограничить
злоупотребления областных правителей - наместников и волостелей, --
правительство разрешило городским и сельским общинам самим выбирать себе
судей и правителей, причем новые выборные власти получали название губных
старост, излюбленных голов, земских судей и пр. Но это самоуправление на
деле было введено не везде: в некоторых местностях наряду с выборными, или
даже и исключительно, управляли наместники. Во время смуты самоуправление
как-то повсюду исчезает; смута, как военное время, выдвигает и военную
власть -- воевод в роли областных правителей; в их руках в начале XVII в.
сосредоточиваются все отрасли управления и суда; пользуясь этим, они
обращали управление и суд в дело личной выгоды. По словам одной царской
грамоты, "в городах воеводы и приказные люди (их помощники) всякия дела
делают не по нашему (царскому) указу, монастырям, служилым, посадским,
уездным, проезжим всяким людям чинят насильства, убытки всякие; посулы,
поминки и кормы берут многие". Стоит только просмотреть ряд челобитий того
времени, в которых ярко описываются все "насильства и убытки", чтобы
заключить о силе злоупотреблений местной администрации. Для примера упомянем
о действиях мангазейских (в Сибири) воевод Григория Кокорева и Андрея
Палицына. Палицын доносил на Кокорева, что этот последний, когда самоеды
привозят ясак (подать), спаивал их, и таким путем и ясак, и деньги
переходили в руки ловкого воеводы. Затем он часто устраивал пиры, на которых
яства должно было приносить население, а в случае, если кто-либо мало
приносил, приношение бросалось в лицо приносителю и его прогоняли толчками.
Если кто из богатых людей не угождал воеводе, его неожиданно посылали на
службу в тундры, и только дав за себя выкуп, можно было избегнуть такого
рода ссылки. Мало того, Кокорев часто разыгрывал из себя невинность и ни за
что не хотел брать взятки. Но тут на помощь являлся кто-нибудь из приятелей
воеводы и предлагал просителю обратиться "ко всемирной заступнице" (так
называл он жену Кокорева); последняя улаживала дело и принимала взятку.
Кокорев, в свою очередь, писал доносы на товарища, что тот держит корчму и
спаивает всех водкой. Мало-помалу распря воевод разгорелась чуть ли не в
целую войну: между представителями администрации произошла прямая стычка, в
которой было убито несколько человек посадских. Не имея сил избегнуть такого
рода явлений, прекратить общий произвол, завещанный смутой, правительство,
карая отдельных лиц, в то же время Облегчало возможность челобитья на
администрацию, учреждая в 1619 г. для того Сыскной приказ, а в 1621 г.
обращаясь ко всей земле с грамотой, в которой оно запрещало общинам давать
воеводам взятки, на них работать и вообще исполнять их незаконные
требования. В случае же неисполнения вышеуказанного правительство грозило
земским людям наказанием. Но последующая практика показала
недействительность такого рода оригинального обращения к земле. Воеводы
продолжали злоупотреблять властью, и земские люди говорят на соборе 1642 г.,
стало быть, спустя лет двадцать после указанных мер: "В городах всякие люди
обнищали и оскудели до конца от твоих государевых воевод". Воеводы слишком
близко стояли к народу; неудовольствие воеводы слишком ощутительно
отзывалось на городском человеке и невольно заставляло его давать взятку и
работать на воеводу, а управы на него искать было все-таки трудно: за
управой необходимо было ехать в Москву.
В 1627 г. правительство пришло к мысли восстановить повсеместно губных
старост, предписывая выбирать их из лучших дворян, т.е. из более
состоятельных. Эта мера ограничивала круг влияния воевод; многие города
воспользовались ею и просили, чтобы у них не было воевод, а были только
губные старосты, и это разрешалось. Таким образом, губной старост
сосредоточивал в своих руках не одни уголовные дела, а во областное
управление, становился и земским судьей. Но другой стороны, города иногда
оставались недовольны губными старостами и просили назначить им воевод; так,
город Дмитров, просивший в 1639 г. губного старосту, в 1644 г. уж хлопочет о
назначении ему воеводы. Город Кашин в 1644 I также просил себе воеводу (и
даже указывал на Дементия Ла зарева, как на лицо, желаемое для этой
должности), потом что кашинский губной староста "срамен и увечен", а прежде
Кашине были воеводы, а такого "воровства не было". И другие города
поступаются точно так же губным правом из-за непригодности известной
личности. Очевидно, что губной институт, это по-нашему -- "право", тогда не
мыслился таковым: в уездах было очень мало людей, годных для дела, ибо все
такие люди правительством "выволочены на службу". Некоторые общины, однако,
сохранили и в то время полное самоуправление: это было большей частью в так
называемых черных землях, преимущественно на севере.
Таково было при Михаиле Федоровиче положение местного управления,
носившего, следовательно, смешанный характер.
Что касается до центрального управления при Михаиле Федоровиче, то оно
восстановлялось в Москве по старым образцам, завещанным XVI веком в форме
