собой разумеющийся факт. Селдон считал, что электрические токи,
порождаемые нервными клетками, отражают реакцию человека - сознательную
или подсознательную - на воздействия окружающей среды.
Теоретически по графикам этих токов - дрожащим волнистым линиям -
можно прочесть все, даже самые затаенные, мысли и чувства человека. Селдон
утверждал, что по энцефалограмме можно определить не только состояние
здоровья человека, но и настроение, образование, жизненный опыт и
воззрения. Однако, осуществить это на практике Селдону не удалось.
Только через триста с небольшим лет после его смерти ученые Первого
Фонда сняли первые энцефалограммы. Разумеется, они использовали при этом
новейшие достижения родной физики. Электроды накладывались на швы между
костями черепа и были настолько чувствительными, что не приходилось брить
пациенту голову. Регистрирующие устройства автоматически вычисляли
суммарную волну либо выдавали результат в виде шести самостоятельных
функций от независимых переменных.
Примечательно, что энцефалография и специалисты в этой области
пользовались в обществе большим уважением. Доктор Кляйзе, например, сидел
на научных конференциях рядом с величайшими физиками. Доктор Дарелл, уже
отошедший от дел, был обязан своей известностью в Фонде скорее успехами в
энцефалографии, чем тому факту, что он был сыном Байты Дарелл, героини
прошлого поколения.
И вот, доктор Дарелл сидел в кресле, ощущая легкое прикосновение
электродов к коже. Регистрирующее устройство находилось у него за спиной.
Так полагалось, потому что, глядя на свои собственные графики, человек
подсознательно пытается ими управлять и портит энцефалограмму. Однако,
доктор знал, что центральный самописец вычерчивает правильную
сигма-кривую, какой можно ожидать от его сильного и организованного ума.
То же самое должен показывать самописец, снимающий волну с мозжечка.
Передняя доля даст ломаную, почти прерывистую линию... Доктор знал карту
собственного мозга, как художник знает свое лицо.
Доктор Дарелл встал, Пеллеас Антор бегло просмотрел семь графиков и
сказал:
- Доктор Семик, прошу вас.
Лицо доктора Семика, покрытое пятнами старческой пигментации, было
серьезно. Он с предубеждением относился к энцефалографии, этой
науке-выскочке. Доктор Семик знал, что энцефалограмма лишний раз
подчеркивает его старость. Морщины на лице, сгорбленная спина, трясущиеся
руки на каждом шагу напоминали ему о возрасте. Но это возраст тела, а
доктору не хотелось бы, чтобы всем стал виден возраст его ума. Он не хотел
никого впускать в свою последнюю твердыню.
Антор установил электроды. Оказалось, что снимать энцефалограмму
ничуть не больно.
Турбор все пятнадцать минут просидел совершенно спокойно.
Мунн дернулся, когда электроды коснулись его кожи, а потом все время
отчаянно вращал глазами, словно пытался заглянуть за спину.
- Что дальше? - спросил Дарелл, когда все было закончено.
- В доме есть еще один человек, - сказал Антор оправдывающимся тоном.
- Вы имеете в виду мою дочь? - нахмурился Дарелл.
- Да. Если помните, я просил, чтобы вы сегодня не выпускали ее из
дому.
- Вам нужна и ее карта? Галактика, зачем?
- Я не могу ничего сказать, пока не получу энцефалограммы всех
присутствующих.
Дарелл пожал плечами и отправился за дочерью. Аркадия отключила
уловитель звука и беспрекословно подчинилась отцу. Впервые в сознательной
жизни ей делали энцефалограмму.
Когда с нее сняли электроды, Аркадия попросила:
- Можно посмотреть? - и протянула руку.
- Ты не поймешь, Аркадия, - сказал доктор Дарелл. - Отправляйся
спать.
- Хорошо, папа, - скромно ответила она. - Спокойной ночи, господа.
Аркадия взбежала по лестнице и, не раздеваясь, плюхнулась в кровать.
Включила Олинтусово изобретение и почувствовала себя хитрой шпионкой из
фильма. Первое, что она услышала, были слова Антора:
- Господа, ваши анализы удовлетворительны. У ребенка тоже все в
порядке.
Ребенок зарычал в подушку от негодования.
Антор расстегнул портфель и вынул из него пачку снимков. Портфель
закрывался не обычным замком. Если бы его открыла чужая рука, содержимое
портфеля мгновенно окислилось бы, превратившись в кучу пепла. Извлеченные
из портфеля рукой Антора, графики окислились только через полчаса.
Пока на них можно было смотреть, Антор торопливо говорил:
- Это энцефалограммы некоторых правительственных чиновников
Анакреона. Эта снята с психолога, который работает в университете Локриса.
Эта - с сайвеннского промышленника. Остальные подписаны.
Мужчины принялись разглядывать графики. Для всех, кроме Дарелла, это
были просто волнистые линии. Для Дарелла - настоящие летописи.
- Обратите внимание, доктор Дарелл, - заметил Антор, - на ровный
участок между вторичными тау-волнами в передней доле. Он встречается во
всех графиках. Хотите проверить по аналитической линейке?
Аналитическая линейка - дальний родственник привычной читателю
логарифмической линейки. Родство между ними такое же отдаленное, как между
небоскребом и хижиной.
Дарелл пользовался ею мастерски. Проверка не отняла у него много
времени. Он убедился, что Антор прав: передней доле соответствовал
совершенно ровный участок, хотя здесь можно было ожидать сильных
колебаний.
- Как вы объясните это, доктор Дарелл? - спросил Антор.
- Не знаю. Боюсь, что сразу ничего сказать не могу. Даже полная
амнезия не дает такой ровной линии. Возможно, это результат какой-то
операции.
- Правильно! Это операция, - воскликнул Антор. - Конечно, ножом здесь
ничего не резали. Это операция в духе Мула. Он умел полностью подавлять
чувства и настроения. Я уверен, что у обращенных были такие же ровные
участки на месте подавленных чувств. А еще...
- ...это могли бы делать психологи Второго Фонда. Так? - с улыбкой
подсказал Турбор.
Последовало красноречивое молчание.
- Что натолкнуло вас на подозрения, мистер Антор? - спросил Мунн.
- Подозрения возникли не у меня, а у доктора Кляйзе. Он, как и
Межпланетная Полиция, коллекционировал энцефалограммы, но с другой целью,
и потому брал их из других источников. Он интересовался учеными,
бизнесменами и политиками. Совершенно очевидно: если Второй Фонд
направляет ход истории, он старается делать это в минимальном масштабе и
как можно незаметнее. Если психологи действуют через сознание, как можно
ожидать, то они действуют через сознание влиятельных людей, которыми
интересовался доктор Кляйзе.
- Ну и что? - возразил Мунн. - Что доказывает ваша ровная линия?
Может быть, это вполне нормальное явление? Вы знаете, как ведут себя эти
люди?
Мунн обвел взглядом присутствующих, но ни у кого не нашел поддержки.
- Это вопрос к доктору Дареллу, - сказал Антор. - Доктор Дарелл,
скажите, часто ли вам приходилось встречать это явление в практике и
литературе? Какова вероятность того, что оно встретится в одном случае из
тысячи, как это произошло в выборке доктора Кляйзе?
- Я почти не сомневаюсь, - медленно заговорил доктор Дарелл, - что мы
видели карты искусственного или контролируемого интеллекта. В свое время у
меня возникали подобные подозрения...
- Я знаю, доктор Дарелл, - сказал Антор. - Мне известно также, что
одно время вы работали с доктором Кляйзе. Почему вы прекратили работу?
В вопросе не было враждебности; он был произнесен всего лишь
настороженно, но доктор Дарелл долго не отвечал.
Он переводил взгляд с одного гостя на другого и, наконец, торопливо и
сбивчиво заговорил:
- Потому, что борьба Кляйзе была бессмысленной. Он состязался со
слишком сильным противником. Он пытался поймать то, что - мы оба знали -
невозможно поймать. Мы понимали, что нами кто-то управляет, но я не хотел
докапываться! У меня есть гордость! Мне хотелось думать, что наш Фонд сам
себе хозяин. Я не мог смириться с тем, что наши деды сражались и умирали
за пустой звук. Я решил бежать, пока не успел удостовериться в ужасном.
Мне не жаль было карьеры, потому что пенсии, назначенной государством
нашей семье, вполне хватало на удовлетворение моих скромных нужд. Домашняя
лаборатория избавляла меня от скуки, а когда-нибудь и жизнь кончится. Вот,
Кляйзе умер.
Семик показал зубы и сказал:
- Что это за Кляйзе? Я его не знал. Как он умер?
- Умер, - с нажимом произнес Антор. - Он знал, что умрет. За полгода
до смерти он сказал мне, что подошел очень близко...
- А теперь мы п-подходим б-близко? - прошептал Мунн, дергая кадыком.
- Да, - ответил Антор, - мы давно ходим по краю, потому и собрались
здесь. Я ученик Кляйзе, доктор Дарелл его коллега. Джоуль Турбор, пока
правительство не заставило его замолчать, пытался развеять миф о
спасительной миссии Второго Фонда. Кстати, правительство действовало через
некоего финансиста, в энцефалограмме которого имеется та самая ровная
линия. У Хомира Мунна самая большая мулиана, если можно так назвать
коллекцию литературы о Муле, в которой есть упоминания о Втором Фонде.
Мистер Мунн опубликовал несколько статей об устройстве и целях Второго
Фонда. Доктор Семик - он сам этого не знает - внес неоценимый вклад в
разработку математического аппарата энцефалографии.
Семик широко раскрыл глаза и засмеялся:
- Что вы, молодой человек! Я исследовал внутриядерное движение
частиц, проблему нейтронов, а об энцефалографии от вас впервые слышу!
- Итак, мы знаем, на чем стоим. Правительство бездействует. Не знаю,
осознает ли кто-то из членов правительства, насколько серьезно положение.
Однако, я знаю: нам нечего терять, выиграть мы можем многое. Чем больше мы
будем знать, тем эффективнее сможем себя защитить. Все только начинается.
- Как глубоко, - спросил Турбор, - проник к нам Второй Фонд?
- Честно скажу: не знаю. Знаю точно, что его влиянием поражены
провинции, и надеюсь, что столичный мир не затронут. Я не был в этом
уверен, потому и посадил вас под энцефалограф. Больше всего я боялся за
доктора Дарелла, потому что он в свое время ушел от доктора Кляйзе. Доктор
Кляйзе не мог ему этого простить. Я считал, что доктор Дарелл попал под
влияние Второго Фонда, а доктор Кляйзе говорил, что он просто трус.
Простите, доктор Дарелл, я хочу объяснить свои поступки. Я вас понимаю и
могу простить вам трусость.
Дарелл прерывисто вздохнул.
- Да, я бежал. Называйте это, как хотите. Но я пытался сохранить нашу
дружбу, писал, звонил, но Кляйзе не хотел иметь со мной дела. Только
недавно прислал мне вашу энцефалограмму, а через неделю умер.
- П-простите, - нервно перебил Мунн, - чем мы занимаемся, господа? Мы
никогда не поднимемся выше жалкой кучки заговорщиков, если б-будем
т-только болтать. Я н-не знаю, что мы м-можем кроме этого. Это все
д-детство: т-токи нервных клеток, мумбо-юмбо и т-тому подобное. С-скажите,
что мы можем сделать?
- Сейчас скажу, - глаза Антора загорелись. - Нам нужна информация о
Втором Фонде. Это первая и главная необходимость. Мул потратил первые пять
лет своего правления именно на поиски информации. Потом он прекратил
поиски. Почему? Потому, что отчаялся что-то узнать, или потому, что узнал
что-то?
- С-снова с-слова, - с горечью сказал Мунн. - К-как мы это выясним?
- Выслушайте меня. Столица Мула находилась на Калгане. Ни тогда, ни
сейчас Калган не входил в сферу экономического влияния Фонда. Сейчас
Калганом правит некий Штеттин, если, конечно, сегодня утром не произошел
