две женские фигуры в черном, лица под вуалью. Больше никого...
Васена Власьевна подошла к гробу, пригляделась, точно - Арсений.
- Надо же,- говорит она.- Разукрасили как... Он в жизни красавцем таким не
был...- Она нагнулась над покойником.- Неужто ты умер, Арсений?..
И тут Лукичева Капа как вскрикнет. А Васена Власьевна глаза таращит, понять
ничего не может. Покойник в гробу вдруг поднялся и сел.
- Ты же знаешь, душа моя, как я тебя люблю. Как же я могу помереть? Тому, у
кого послушание, помереть нельзя...
Васена Власьевна только и вымолвила:
- Где же ты шлялся, бродяга?
Но Арсений уже ничего больше не ответил. Откинулся на спину, руки на груди
сложил и умолк. А Васена Власьевна все пытает его:
- Да где же ты, Арсений?
И тут слышит над собой голос:
- Он теперь в горних селениях...
Обернулась - тот самый монах. На груди крест, драгоценные камни блестят.
- Ему за его подвиг венец нетленный положен,- говорит монах.- Подвиг
смирения и послушания...
- Ишь, чего придумали - венец! - бормочет Васена Власьевна.- А вы кто такой?
- Раб Божий,- отвечает монах.- Смиренный настоятель Новгородского Юрьевского
монастыря... Волею Всевышнего - архимандрит... Фотий я...
Васена Власьевна так на него и уставилась.
- Вон и Алексей Андреевич здесь, граф Аракчеев,- указывает монах на соседа.-
Наш Георгий Победоносец... Спаси его Господь!
Тут одна из дам под вуалью подходит к гробу.
- Федор Кузьмич очень любил покойного. Называл святым послушником. Говорил:
терпение и есть путь любви. И у апостола Павла: любовь все переносит и
долготерпит...
- Да, баронесса,- отозвался ряженый, в коротких штанах.- Федор Кузьмич
уважал покойного. Не так ли, мадам Ленорман?
Тут и вторая дама под вуалью к гробу подходит.
- Терпением человек получает жизнь вечную... Живой он! Живой!
Васена Власьевна тут не выдержала, за рукав Капу тянет:
- Чертовщина какая-то! Пошли отсюда!
Выскочили они из церкви и скорей домой - от греха подальше. А ночью видит
Васена Власьевна сон. Будто бы Федор Кузьмич завел у себя какую-то дикую
собаку. Да такую огромную, какой она никогда и не видела. Собака лежала в
коридоре и никого не пропускала. Лукичев приоткрыл было свою дверь, так она
его чуть не загрызла. Вот Васена Власьевна и говорит Арсению, а он живой,
рядом: "Ступай на кухню, поставь чайник". "Как же я пойду, когда там
собака?" - спрашивает Арсений. А Васена Власьевна ему ошейник протягивает.
Вышел Арсений, Васена Власьевна сидит, ждет его. Вскоре он возвращается и
собаку за собой ведет, тихую, смирную. Только Васена Власьевна не удержалась
и по спине Арсения кулаком: "Зачем же ты, дурак, собаку сюда привел?"
Арсений тогда ушел с собакой и больше не появлялся.
Утром проснулась Васена Власьевна, думает: к чему бы этот сон? "Уж не
привиделось ли мне все это - церковь, отпевание?"
И снова она поехала в Храм Всех Скорбящих. Никакого гроба там уже, конечно,
не было. Людей вчерашних тоже никого. Пошла тогда Васена Власьевна на
кладбище, что сразу за церковью. Долго ходила, а потом в самом конце, у
ограды, увидела свежую могилу. На деревянной табличке имени никакого нет,
только надпись: "Кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем
слугою".
Спрашивала Васена Власьевна в конторе: чья это могила? Ей сказали, что вчера
хоронили кого-то, а документы еще не оформили. И Васена Власьевна стала
ездить на эту могилу. Цветы посадила, ухаживала, убиралась. Хотя так твердо
и не знала, кто же все-таки там похоронен.
НЕ СТОРОЖ БРАТУ СВОЕМУ
Про Серафима в городе говорили разное. Семенчук, к примеру, который газетами
у вокзала торгует, тот прямо заявлял:
- Беглый он. Перебежчик. Не иначе, как оттуда. С той стороны.
И большим пальцем себе за спину показывал. Тогда в этих местах только-только
новую границу с немцами сделали, после того, как Польшу поделили. Как раз по
реке Буг. А от города до реки Буг рукой подать - меньше часа езды.
Откуда Серафим в городе взялся, и в самом деле неизвестно. Явился в один
прекрасный день и живет себе в заброшенном доме на окраине.
Многие и вовсе всерьез его не принимали. Дескать, клоун, шут гороховый.
Сипачев, слесарь, уверял, что вот-вот за ним санитары из психушки приедут.
Ну, что правда, то правда, чудил Серафим на каждом шагу. Что ни день - новая
затея. В городе только и разговор:
- Вы не слышали, что вчера Серафим учудил?
Вот идет он, к примеру, мимо церкви, ее местные власти все закрыть
собираются, никак не закроют. Остановится - и давай камнями в купол швырять.
Или еще возле пивнушки. Подойдет к двери и начинает поклоны класть и
креститься.
А то другой случай. Увидел как-то двух братьев-близнецов Савельевых, Никишу
и Досю, и на колени перед ними, прямо в грязь. Те испугались, убежали.
- Дурит,- говорил Бесищев из керосинной лавки.- Одно слово - юродивый.
А тут еще Феня, дурочка городская, по рынку ходит.
- Знаю я, кто он такой,- говорит.
- Ну, кто же, кто? - пристают к ней.
- Ангел он небесный!
Все так и попадали со смеху.
- Уморила! Нашла ангела!
- Да какой же он ангел? - помирает от смеха Истошкин, носильщик с вокзала.
- А вот такой,- отвечает Феня, сама на одной ножке прыгает.- Помните, как
Катерина Савельевна двойняшек рожала? Чуть Богу душу не отдала...
Все, конечно, хорошо знали семью Савельевых. Самые бедняки в городе. Мать
одна детей растит, из сил выбивается. Отец пропал больше десяти лет назад.
Приехали за ним на машине и увезли куда-то. Потом дошли слухи, что он враг
народа. Ребята его, Никифор и Евдоким, в школу уже ходили, а все так и были-
дети врага народа.
- Вот посылает Боженька ангела к Катерине душу ее забрать,- продолжает
Феня.- Посмотрел ангел на ее младенцев, жалко их стало. Не взял он душу
Катерины, полетел обратно. "Ослушался,- говорит,- прости. Два младенца там,
чем они питаться станут?" А Боженька вот что сделал. Взял жезл, ударил в
камень и разбил его надвое. "Что видишь там?" - спрашивает. "Двух червяков
вижу",- отвечает ангел. "Так вот,- говорит Боженька,- кто питает этих
червяков, пропитал бы и двух младенцев". Отнял он крылья у ангела и выгнал
на землю.
- Ну и что? - спрашивают.- При чем здесь Серафим?
- Серафим и есть тот самый ангел...
Все вокруг хохочут без удержу, дразнят Феню, щиплют ее, она только
отбивается.
- Он потому перед братьями Савельевыми в грязь упал... Из-за них крыльев
лишился...
- Дурная, она и есть дурная,- заключил Бесищев, керосинщик.- Надо же такое
сочинить...
- А это мы сейчас спросим, какой он ангел! - хохочет Истошкин.
Послали слесаря Сипачева за Серафимом. Тот долго не возвращался. Наконец
является, с ним Серафим.
- Скажи, Серафим, для чего ты в церковь камнями швырял? - хитро так, с
подвохом, спрашивает Истошкин. Сам голову наклонил ухом к земле, на Серафима
не смотрит.
Серафим сначала отвечать не хотел, потом видит - люди вокруг обступили его,
не пускают, он и говорит:
- А я увидел - нечистая сила кружит на храмом, так и лепится на крест. Я и
стал сшибать ее камнями. Разве это та церковь, какая была? Грех один...
Тогда Истошкин другой вопрос задает, тоже с подвохом, и людям подмигивает:
- Ну хорошо, а почему ты на пивнушку молился?
- Это уж совсем просто,- весело так отвечает Серафим.- Народ в пивнушке
пьет, гуляет, о смертном часе не думает. Я и помолился Богу, чтоб не
допускал их до смертной погибели...
Все смотрят на Серафима, не знают, смеяться или нет. Расступились,
пропустили его. А как он ушел, Истошкин огляделся по сторонам и говорит:
- Я так полагаю, чекист он из НКВД. К нам прислали, проверить... Как
настроение, нет ли измены... Граница-то вон она, рядом.
Бесищев делает круглые глаза и шепчет:
- А может, он и есть немецкий шпион?
Здесь вмешивается Семенчук Евкарпий Семенович:
- Вы тут провокации не разводите! Никакой войны не должно быть! У нас с
Германией договор!
А Серафим между тем не унимается. Ходит по городу и всем, кого встретит,
кусочки хлеба раздает.
- Возьмите, возьмите... Пригодится...
Феня, дурочка, так и сказала:
- Это, значит, точно война будет!
Истошкин, как услышал эти ее слова, сразу говорит:
- Так и есть! Диверсант он, этот Серафим, вот что! Арестовать его надо!
И вот то ли услышал кто Истошкина, то ли еще по какой причине, только в один
прекрасный день являются к дому Серафима люди в форме. Стучали, стучали,
никто не открывает. Взломали дверь, а в квартире - никого, пусто. Серафим
как в воду канул.
Ну а в городе - новые перемены. Военных нагнали видимо-невидимо, будто не
город, а военный лагерь. Возле станции за высоким забором базу какую-то
сделали - мастерские там, склады. Что ни день - гонят туда на работу местное
население. Никиша с Досей тоже вместе со всеми ходили вагоны разгружать. Они
тогда только школу окончили.
А однажды ночью, это уже во второй половине июня, братья проснулись от
страшного грохота. Матери дома не было, дежурила в больнице. С потолка
штукатурка сыплется, стекла на окнах вдребезги, а на улице - багровое
зарево. Выскочили братья наружу, возле дома - Истошкин.
- Зажигательные кидают!
- Кто кидает-то?
- Кто, кто... Немцы!
И рукой вверх показывает. Оттуда гул ровный такой, тяжелый - самолеты летят.
Мимо офицер какой-то бежит, на ходу пистолет из кобуры вытаскивает.
- Ну, что стоите? - закричал он на Никишу и Досю.- Живо на базу! Пожар
тушить! Не видите - горит?
Истошкин побежал следом за офицером, ладонь к кепке прикладывает:
- Товарищ! Куда жену и детей девать? Какие приказания будут?
- Все на базу! - снова кричит офицер.
У ворот базы уже полно народу. Из ворот дежурный выскочил с повязкой на
рукаве.
- Немцы границу переходят! Война!
Тут как раз грузовики подъехали, три машины. Офицер кричит:
- Оборудование грузите! Зеленые ящики! Ящики в первую очередь! - И опять на
Никишу с Досей:
- Ну, чего ждете? Был же приказ - грузить!
И побежал дальше. Никиша с Досей вместе со всеми стали грузить ящики. А как
кончили - новый приказ:
- По машинам! Эвакуация!
Возле Никиши с Досей все тот же офицер.
- В машину живо!
Никиша с Досей забрались в кузов вслед за другими, сидят на ящиках, ждут.
- Вот мама удивится,- тоскливо так говорит Дося.- Прибежит домой, а нас
нету.
Не заметили, как рассветать стало. И тут видят - по ту сторону дороги из
леса красноармейцы поодиночке выбегают и врассыпную кто куда. Все низенькие,
смуглые, не то узбеки, не то туркмены. Последним выскочил сержант, пожилой
уже, с усами. Рукой машет.
- Немцы идут! Скоро здесь будут!
Офицер, который все время здесь командовал, тут же вскочил в первую машину,
и грузовики тронулись. К вечеру прибыли в какой-то поселок. Офицер побежал в
штаб, долго его не было, потом возвращается.
- Будем здесь создавать линию обороны!
Утром пригнали из соседнего села женщин с лопатами на подмогу. Никиша с
Досей тоже рыли окопы вместе со всеми. Копают, копают, потом смотрят - а
рядом Серафим, тоже копает.
- Откуда ты взялся? - удивляются.
А Серафим поглядел на них и вдруг как закричит:
- Ложись!
- Зачем? - удивляется Дося.
А Серафим их не слушает, толкнул в какую-то яму.
И тут в небе немецкий самолет. Кружит, кружит, один заход, другой. Думали,
сейчас бомбы бросать будет, а он только из пулемета пострелял. Двух человек
убило. Колхозницы, конечно, все врассыпную. Лопаты побросали, кричат.
Самолет уже давно улетел, а их все собрать не могут - попрятались: кто в
овраг, кто в рощу, какие и вовсе обратно в село убежали.
На другой день приезжает из штаба легковая машина. Вылезает полковник,
толстый, потный, шею платком вытирает. Поглядел на работающих и говорит:
- Прекратить работу!
Офицер с базы тут как тут, руку к козырьку. Полковник ему:
- Окопы больше рыть не будем...
А после обеда выдали всем военную форму - гимнастерка, сапоги. Серафима тоже
вырядили. Гимнастерка ему велика, висит, как на вешалке, все смеются.
- Вы теперь не лопатники, а бойцы Красной Армии,- сказал полковник.-
Красноармейцы. Будете на этом рубеже оборону держать.
- А оружие? - спросил кто-то.- Как же без оружия?
- Будет вам и оружие,- пообещал полковник.
