порознь. Разве что в Японии. Я уехала туда от мужа. А Александр Васильевич
ко мне приехал. Какие были дни! И как мы были счастливы! В тюрьме уже,
гуляем мы с ним во дворе, нам давали раз в день свидание, он сказал как-то:
"А что? Неплохо мы жили в Японии! Есть о чем вспомнить!" Я видела в глазок,
как его уводили. Свалил меня тогда мертвый сон. В тот самый час, как
прощался он с жизнью. Как душа его скорбела смертельно. Вот так, наверное,
спали в Гефсиманском саду ученики... А после его гибели началась моя вторая
жизнь с ним - тайная. Тридцать лет в тюрьмах, лагерях, ссылках. Семь раз
арестовывали. И все время любовь к нему... Только ею и жила...
Старушка еще посидела немного и стала собираться. Вынимает из сумочки
какое-то письмо и протягивает Тасе:
- Вот его письмо. Вы прочтите... Зовут меня Анна Васильевна...
- Вы уже ухоЂдите? - спрашивает Тася.- А как же обмен?
- Что вы, деточка! - отвечает Анна Васильевна.- Какой обмен?
Я же давно умерла. Я уже много лет мертвая...
- Тогда, может быть, чаю? - как-то невпопад спросила Тася.
- Спасибо, деточка. Не пьем мы чаю... Не пьем...
Ушла старушка, Тася понять не может: была она или нет? И тут письмо у себя в
руках видит. Развернула его, читает:
"Прошло два месяца, как я уехал от Вас, моя бесконечно дорогая. И так еще
жива передо мной картина нашего расставания, так же мучительно и больно на
душе, как будто вчера это было. Я не знаю, есть ли у меня столько сил, чтобы
вернуть Вас. А без Вас моя жизнь не имеет ни смысла, ни цели, ни радости. Вы
для меня больше, чем сама жизнь, и продолжать ее без Вас мне невозможно. Все
мое лучшее я несу к Вашим ногам, как божеству моему..."
Читает Тася, сама думает: "Нет, Викентию так никогда не написать".
А вечером, когда собрались за ужином, случилось странное происшествие. Сидят
все за столом, пьют чай, вдруг Дорик говорит:
- Горит что-то!
Глянули, а на скатерти, в самой середине, кружок блестящий, монета какая-то,
а вокруг пятно черное, и паленым пахнет. Ольга Леонтьевна возьми и выплесни
остатки чая на пятно. В тот же миг монета пропала. Одна дыра осталась на
скатерти с черными краями. Тут давай все спорить - что это была за монета.
Дорик и говорит:
- И спорить нечего... Я хорошо разглядел - золотая монета, царский червонец.
Что ж я не знаю, что ли?
Все, конечно, сразу: не может быть, не может быть, откуда здесь царская
монета? А дедушка вдруг как хватит ладонью по столу:
- Вспомнил! Точно - царский червонец!
И рассказывает такую историю:
- Это сразу после революции было. Пришли к нам чекисты с обыском.
Спрашивают: "Золото есть?" Отец тогда вынимает из коробочки золотой
червонец, который хранил, и в сердцах на пол бросает. Кинулись чекисты за
монетой, а ее и след простыл. Исчезла, как сквозь землю провалилась. То ли
закатилась куда, то ли еще что, только два часа шарили в комнате, а золотой
так и не нашли. Вот, стало быть, это и была та самая монета...
- Это уж совсем чепуха какая-то! - машет рукой Ольга Леонтьевна.- Монета
исчезла, чтобы появиться у нас на столе через семьдесят лет!
- Одно только мне непонятно,- говорит дедушка.- К чему бы это явление? Ведь
неспроста оно... Это как предупреждение...
А через день из колонии извещение: Викентий скончался в больнице после
болезни. В этом же конверте были фотографии бракосочетания: Викентий и Тася
стоят, улыбаются.
- Вот оно, к чему этот червонец был,- сказал дедушка.- Я так и думал: помрет
кто-то...
А через неделю еще письмо из колонии, от больничного врача. Он писал Тасе,
что обязан рассказать ей о гибели ее мужа. Оказалось, Викентий умер от
истощения. За неделю перед этим он убежал из колонии и скитался по тайге без
пищи и воды. Нашли его охранники совсем уже обессилевшего недалеко от зоны.
"Мы все удивлялись,- писал врач,- зачем он бежал? Ему сидеть оставалось
совсем ничего. А он знаете, что ответил? Меня, говорит, любовь там ждет. Я
не могу без нее!"
Ольга Леонтьевна все боялась за Тасю - как она переживет все это, но Тася
ничего, держалась. Лишь потом уже, когда прошло время, стали замечать за ней
какие-то странности. Вот говорит она, говорит, все вроде хорошо, а потом как
бы заговариваться начинает. Бормочет что-то уж совсем непонятное:
- Через любовь... Только через любовь... Вечность сквозит... Истинная
жизнь... Жить в другом, как в себе... Это и есть свет любви... Путеводный
луч к потерянному раю...
Дома только удивлялись: откуда что берется, где она выражений таких
нахваталась? А Тася отойдет немного, потом опять:
- Соединение, которое ведет к бессмертию... Свободное единство... Смертная
жизнь перерождается нетленной благодатью... Превращение временного в
вечное... Оправдание и спасение... Это и есть любовь... Оправдание и
спасение...
