псевдолитературе, тем более, что вряд ли найдется фантаст,
который бы не отдал ей дань. В библиотеках -- очереди на Стивена
Кинга, Владислав Крапивин, автор знаменитой
"Голубятни...", получает премию за "Детей синего
фламинго", где явно прослеживаются мотивы "Дракона",
"Перевал" Кира Булычева ценят едва ли не выше "Льда
и пламени" Рэя Брэдбери.
Я вовсе не собираюсь обвинять 98 процентов любителей фантастики
в отсутствии вкуса. Развлекательная халтура -- необходимая часть
НФ, и в иной социальной ситуации я никогда бы не позволил себе
хоть как-то осудить книги, доставляющие удовольствие, да к тому
же выполняющие важную адаптивную функцию. Проблема заключается в
существовании антиотбора: халтура в нашей стране начинает
определять качество фантастики в целом; нижний этаж культуры
становится вершиной паракультуры, и тогда уже рождаются
патологии -- уродливые карикатуры на небесталанное
подражательство и излишнюю любовь к простоте.
В восьмидесятые годы расцвет халтуры и нашествие патологий слиты
воедино. Эти два процесса и определили деградацию советской
фантастики.
Глава 1
Законы дидактики рекомендуют идти от простого к сложному. Что ж,
научно-технические ошибки конкретны и потому просты. Правда,
хотя патологии, обычно, носят комплексный характер, научная
безграмотность, не подкрепленная "литературно" и
"идеологически", встречается лишь как редкое исключение.
"Химик Вагранян был лучшим гимнастом в экипаже.
"Солнце" он крутил на турнике так, что с ним на Земле
сравнились бы немногие, но тут он обжег руку, две недели не
подходил к снарядам, наконец выздоровел, прибежал в спортивный
зал, прыгнул с разбега на турник и... упал с криком, мускулы у
него порвались на руках, не выдержав возросшей массы тела".
Специальную теорию относительности проходят в школе, каждый
десятиклассник обязан знать классическую формулировку постулата
Эйнштейна.
В нашем случае покоящаяся система отсчета связана с Землей,
равномерно (почти) и прямолинейно относительно нее двигается
корабль-астероид, так что если жуткие мучения испытывали
астронавты, то как же чувствовали себя земные старики, женщины,
дети?
Остается только радоваться что из всей теории относительности в
память Г.Гуревичу запало лишь "увеличение" массы на
субсветовых скоростях, о "сокращении" поперечных
размеров он, видимо, ничего не слышал, иначе на страницах
"Функции Шорина" мы бы прочли леденящий душу рассказ о
том, как огромная сила медленно сплющивала космонавтов и их
корабль...
Непонимание программного принципа относительности -- беда не
только Гуревича, но и патриарха советской фантастики А.Казанцева
-- в романе "Сильнее времени", литературные достоинства
которого мы здесь обсуждать не будем, автор следующим образом
решает знаменитый "парадокс близнецов": "Ученым XX
века было невдомек, что во всей Вселенной нет силы, способной
разогнать Землю до субсветовой скорости". (Цитировано по
памяти.)
Это уровень старика Хоттабыча! Александру Казанцеву невдомек,
что еще учеными XVII века была открыта относительность движения
-- и нет никакой разницы, что разгонять. Землю или корабль.
Фантастическое произведение -- это, понятно, не учебник по
физике. Почти все авторы используют в своем творчестве
нуль-транспортировку, разную деритринитацию, плоскоту,
аннигиляторы Танева и иные средства сверхсветовой навигации,
никто за это не обвинит их в безграмотности, право писателя --
строить и обосновывать (или не обосновывать) свою собственную
физику, в которой действуют иные, не известные сегодняшней науке
законы, к "релятивистским патологиям" я отношу лишь те
случаи, когда автор прямо ссылается на теорию Эйнштейна и,
утверждая, что действует в ее рамках, допускает грубейшие
ошибки.
"Функция Шорина" (как, впрочем, и опус А.Казанцева) --
наглядный пример букета патологий: рассказ не только безграмотен
и литературно слаб -- из многочисленных его героев запоминается
лишь сам Герман Шорин, обыкновенный фанатик,-- но и содержит
идеи, мягко говоря, странные.
"В больничной палате, куда переселилась добрая треть
экипажа, Аренас созвал совещание -- лететь вперед или вернуться?
-- Вперед! -- сказал Шорин.-- Мы долетим до первой планеты и
сменим воду.
Но вернуться можно было за год, а лететь вперед предстояло почти
четыре года, и никакой уверенности не было, что у Альфы есть
планеты, что там можно достать воду, и дома ждали надежные
врачи, а впереди была неизвестность и самостоятельность.
-- Три солнца, десятки планет, на какой-нибудь есть разум, на
какой-нибудь умеют лечить лучевую болезнь,-- убеждал Шорин.
Было решено возвратиться, тридцатью двумя голосами против
одного".
Обратите внимание на предложенный Г.Гуревичем способ решения
спорных вопросов -- голосование. То есть, если бы Шорину удалось
собрать большинство, звездолет полетел бы дальше и больные
погибли бы, причем голосовавшие против продолжения экспедиции
рисковали бы жизнью вопреки своему желанию -- гуманно ли для
людей будущего... впрочем, побережем иронию: расследуя
творчество Б.Лапина, мы убедимся, что мир Г.Гуревича
действительно гуманен -- по крайней мере, относительно.
Вернемся к более-менее чистым формам "фантастической
безграмотности". Жуткая трагедия героев рассказа Г.Угарова
"Кольцо земное" связана с демографической политикой.
"Количество людей на Земле искусственно сдерживалось на
одном уровне. Люди смирились с тем, что детей разрешалось иметь
лишь после смерти кого-нибудь из близких".
Я могу понять страдания героини, но к чему шекспировские
страсти? Ограничьте численность детей нуклеарной семье двумя
(это легко сделать экономическими методами, если, в чем я сильно
сомневаюсь, возникнет необходимость) и прирост населения станет
отрицательным. Меры, предложенные Угаровым, ведут не к
стабилизации, а к сокращению количества людей на Земле, притом
довольно быстрому.
В.Титов в "Кратере" обходится с теорией вероятности
хуже, чем Г.Угаров с демографией. Ладно, чтобы метеорит угодил в
человека -- хотя такое случается не каждый день, ОДИН
подобный случай за историю космонавтики, наверное, можно
допустить. Но чтобы метеорит убил героя в единственной точке на
поверхности Марса, в которой соприкасаются два мира: сам Марс и
некий Разум, оставленный обитателями далекой звезды
контролировать несостоявшееся переселение!.. Автору можно
посоветовать ввести в рассказ какой-нибудь усилитель
вероятности.
Впрочем, возможно, он использовал открытие А.Скрягина из того же
сборника "Румбы фантастики". Оказывается, "в мире
нет и не может быть таких объектов и процессов, которые были бы
принципиально нереализуемы".
Любопытная мысль. Даже Господь Бог признавал пределы своего
всемогущества. Так, он не мог изготовить камень, который был бы
не в силах поднять. А если забыть о парадоксах, то останется
вторая теорема Генделя, три начала термодинамики.
Наша следующая тема -- логические ошибки. Рассмотрим в качестве
примера вторую часть рассказа М.Пухова "Монополия на
разум".
Автор изобрел машину времени, не нарушающую постулат
причинности. Перемещаясь на неделю в прошлое, она на семь
световых дней смещается в пространстве, так что изменить прошлое
нельзя. (Постулат причинности гласит, что причина всегда
предшествует следствию, машина времени позволяет, отправившись в
прошлое, замкнуть кольцо, поставить следствие впереди причины;
возникающие при этом парадоксы (хроноклазмы) подробно
исследованы классической фантастикой.)
Действие "Монополии на разум" происходит в
эйнштейновском мире, где скорость света -- предельная скорость
распространения информации; перемещаясь одновременно во времени
и пространстве, пуховская машина времени оказывается не в
абсолютном прошлом, а на границе абсолютно удаленной области, и,
поскольку область эта причинно не связана с точкой отправления
машины в прошлое, возникает кажущееся решение парадокса.
А если все-таки можно? Давайте включим машину дважды: поскольку
в пространстве нет выделенных направлений, перемещения будут
независимыми, тогда суммарно машина меньше сместится в
пространстве, нежели во времени (ведь сумма двух сторон
треугольника всегда больше, чем третья сторона), и тогда оживут
классические парадоксы хронофантастики.
Ошибка, допустимая для гуманитария. Но со стороны выпускника
МФТИ она означает глубокое неуважение к читателю. М.Пухов не
удосужился сделать элементарную проверку идеи рассказа. Впрочем,
возможно, он просто доверился французскому геологу Ф.Карсаку,
который предложил данную модель машины времени лет на двадцать
раньше. (Карсак Ф. Бегство Земли.)
Иного типа логическая ошибка, встречающаяся у Е.Сыча. Действие
его рассказа "Знаки" происходит в мире, который волею
правящего класса навсегда лишен письменности. Идея очень
богатая: показать общество, достигшее стадии позднего
средневековья, но имеющее лишь устную культуру. Увы, автор не
додумал ее. И люди, не знающие письма, говорят у него на
нормативном литературном языке, не отличаясь от нас ни речью, ни
стилем мышления. В результате рассказ, который мог бы стать
настоящим культурологическим исследованием, остался бледной
копией "Мастеров" У.Ле Гуин, не дотянув даже до уровня
халтуры.
Подобные ошибки я называю логической рассогласованностью мира.
Они редки -- название предполагает, что автору удалось создать
свою собственную модель Вселенной.
Значительно чаще нарушается не логика модели -- обыденный мир
текста живет по обыденным законам и не представляет интереса,--
а логика характеров. Сначала исчезает мотивация, затем теряется
всякая последовательность в сюжете. Так возникают
"мании".
Для произведений этого типа характерен воинствующий
антиимпериализм, их сюжеты стандартны и могут быть пересказаны в
трех предложениях: что-то открыли или построили, капиталисты
хотят забрать себе или уничтожить, герои побеждают капиталистов.
Вся "антиимпериалистическая фантастика" восходит к
одному первоисточнику -- "Гиперболоиду инженера Гарина"
А.Толстого. На мой взгляд, и эта книга не является шедевром,
переложения же в лучшем случае бездарны.
Я употребил термин "мания", в психиатрии он означает
навязчивое желание, обычно либо неосуществимое, либо
бессмысленное.
Советские инженеры строят метро из Москвы во Владивосток, долго
строят, им упорно мешают империалистические разведки. К
сожалению, остается неясным, к чему этот невероятно дорогой
проект нам и чем он так досадил мировому империализму; по-моему,
пытаясь уничтожить туннель на ранней стадии строительства, Запад
действует из чистого альтруизма.
В реальной жизни, увы, капиталистические державы в наши
грандиозные начинания не вмешиваются, примером тому
ленинградская дамба, пришедшая со страниц печально знаменитого
романа А.Казанцева.
Большинство "маниакальных" произведений было написано в
тридцатые годы, но в наше время этот тип патологии не умер, что
доказывает повесть В.Корчагина "Конец легенды".
Трансатлантический лайнер, на котором плывет в США советский
ученый, натыкается на мину, оставшуюся со времен войны,
гигантский корабль тонет почти мгновенно, не успевая даже подать
сигнал бедствия, спасаются лишь четыре человека.
Так бывает? Бывает, только очень редко: последний пропавший без
вести пассажирский "трансатлантик" исчез в 1854 году, ну
да простим это автору, тем более, что эпизод с катастрофой он
придумал не сам, а заимствовал у А.Беляева. (Беляев А. Чудесное
око.)
Герои добираются до острова, там происходит первая ссора, в ходе
которой советский ученый доказывает преимущества социализма. В
дальнейшем он занимается этим регулярно -- эдак раз в десять
страниц.
Остров оказывается плавучим, это -- огромный кусок пемзы,
который без руля и ветрил болтается в океане, он уносит героев
на юг... только почему на юг? Гольфстрим идет на северо-восток,
преобладающие ветры дуют в том же направлении, что определяется
