что есть некая система, есть свой, особый взгляд на жизнь и
творчество, апробированный редакцией В.Щербакова.
Но в таком случае псевдофантастика должна восприниматься как
социальное явление, требующее серьезного анализа.
ЭСТЕТИКА
Нет необходимости доказывать первичность эстетических критериев
при изучении отдельных произведений и целых литературных школ.
На читателя воздействует прежде всего эмоциональный фон текста,
эмоции же обусловлены почти врожденным чувством прекрасного и
безобразного (категории взаимопревращаемые) и, значит, напрямую
зависят от эстетической позиции автора.
Надо признать, что если в сферах этики, философии или социологии
претензии "молодогвардейцев" на духовное наследство
И.А.Ефремова вызывают недоумение, то в области эстетики его
влияние на позднейшее творчество редакции В.Щербакова
несомненно.
Становление писателя Ефремова пришлось на пятидесятые годы.
Советская фантастика, да и вся культура страны победившего
социализма представляла собой зрелище жалкое. Соответствующей
была и литературная среда.
Неудивительно, что творческие воззрения Ефремова формировались
не в последнюю очередь под влиянием его научной деятельности.
Это спровоцировало отношение к литературному произведению как к
теореме, подлежащей краткому и четкому доказательству.
Необязательные построения, описания, прямо не работающие на
авторскую задачу, безжалостно вычеркиваются. Не допускается
свободное развитие сюжетных линий. Поведение героев упрощается
до функциональности.
Эти принципы оказались совместимыми с литературными
особенностями фантастики ближнего прицела, и книги раннего
Ефремова соединили в себе, надо сказать -- довольно органично,
новизну содержания и архаичность формы. К тому же, блестяще
владея мыслью, автор "Туманности Андромеды" был далек от
понимания тайн языка.
"Последователи" взяли за образец именно слабые стороны
творчества мастера. Остроту и глубину социального анализа им
пришлось подменить антиимпериалистической и
квазикоммунистической фразеологией, горький оптимизм ученого
перешел в их исполнении в слащавое самовосхваление, исчезло
страстное желание изменять мир, но осталась, сделавшись
достоянием псевдофантастики, форма, внешняя сторона. То, от чего
Ефремов отошел в последние годы жизни -- не зря лучший советский
историко-фантастический роман -- "Таис Афинская" -- не
удостоился упоминания в "молодогвардейской" критике.
Пост-ефремовскую (иначе -- "медведевскую") эстетику
отличает прежде всего историческая ситуационная определенность,
иначе говоря -- отсутствие степеней свободы. Не только
социальная среда, но и характеры персонажей заданы изначально,
события и поступки предсказуемы.
Герой не вправе принимать случайные решения -- действия его
обязаны вытекать из предшествующего СОЗНАТЕЛЬНОГО
поведения. Как идеальный чиновник, он свято выполняет инструкцию
(то есть, авторский замысел) -- даже в ущерб себе.
Отсюда -- пренебрежение автора к тонкой диалектике
взаимодействия сознания и подсознания, эмоциональная бедность
текста, которую приходится скрывать придуманными размолвками да
искусственными переживаниями.
Психика героев лишена источника внутреннего движения, поэтому
произведения, невзирая на потуги автора, неизбежно статичны.
Даже лучшие из книг "МГ", например, "Лунная
радуга", представляют собой растянутые экспозиции так и не
начавшегося действия.
Функциональность персонажей лишает их речевой индивидуальности.
В книгах серии "Библиотека советской фантастики"
невозможно различить на слух диалоги, внутренние монологи и
авторский текст. Везде используются одинаково приглаженный язык,
который если и услышишь, то на дипломатическом рауте. Любовные
объяснения в стиле дружеской беседы Сергея Бурова ("Об этом
я напишу в объяснительной директору, а тебе как-нибудь потом
расскажу") должны, по-моему, заканчиваться пощечиной.
Оживляют текст изредка встречающиеся вульгаризмы типа "фирма
веники не вяжет" и стилизация под народную речь.
"У меня вот дочь растет, язви ее в душу, наденет сапожищи до
колен, штаны американские натянет и прет по жизни гренадером. А
попробуй укажи -- так отбреет отца родного... Да, омужичились
девки-то, и не только одёжой. В мое время куда какие
скромницы, помню, были! Но и цену себе знали. Иная с виду совсем
замухрышка, а идет -- все в ней поет. Теперешние девки и
ходить-то по-бабьи не умеют. Того и гляди, отвалится
чего-нибудь. Мою гренадерку в 20 лет мать учит, как юбку носить,
шнурком ей коленки подвязывает. Тьфу!.."
Этот отрывок не только иллюстрирует "внутреннюю",
языковую эстетику "МГ", но и позволяет уяснить
"молодогвардейские" каноны красоты -- эстетику внешнюю.
"МГ", в общем, согласна с тем, что чувство прекрасного
имеет эротическую основу. Поэтому для редакции В.Щербакова
характерно преклонение перед женщиной-хранительницей домашнего
очага, непременно красавицей -- желательно в традиционной
одежде, можно и нагой -- но обязательно с загорелой кожей,
спортивной и вместе с тем женственной фигурой, и большими
глазами.
Только преклонение это абстрактное, без чувства. Только эротика
без намека на сексуальность. Потому не красота получается --
красивость.
Слово символизирует всю эстетику "школы Ефремова".
Красивость в описаниях, в мотивации поступков, в разговорах и
мыслях, в отношениях людей. Выспренность стиля -- от
"беззвездного и бесцветного засветового антимира" до
"чистого мира прекрасной легенды о Снежноликой", от
"яростной мужской красы" до "Гражины Ломовой".
"Молодогвардейская эстетика" имеет право на
существование. Следование ее канонам не обрекает на неудачу.
Литературный талант: новизна и глубина идей (Ефремов), владение
словом (Колупаев, Ларионова), острота сюжета (Булычев),
эмоциональность (Шах),-- позволяет в рамках любой эстетики
создавать достойные произведения.
Но, обычно, получается "королевство кривых зеркал" --
мир, изображенный таким, каким хочет его увидеть автор, и каким
он не был никогда и не будет.
Философия (религия)
Специфической "молодогвардейской" философии не
существует. Есть всеобъемлющая искусственная система взглядов,
созданная вне "МГ", но воспринятая и пропагандируемая
ею.
Система, подчинившая себе культуру, образование и науку.
"Советский марксизм" -- так ее следует называть.
Термином "марксизм-ленинизм" именуется по меньшей мере
четыре различных течения; словосочетание "диалектический
материализм" обозначает вообще все что угодно -- любой набор
сомнительных правил, начинающийся с заклинания о первичности
материи. В результате возникающей путаницы, точнее говоря --
ПОДМЕНЫ, понятий учение не только начисто
дискредитировано, но и рассыпано на обломки, допускающие
произвольное манипулирование ими.
"Советский марксизм" -- это оборотень, пришедший на
землю в эпоху черных лет, порождение тьмы и орудие ее. Знамя
самой черной реакции, для которой и Пиночет мягок, и Столыпин
либерален. Он давно нуждается в исследовании со стороны
марксизма подлинного -- выстраданной человечеством системы
взглядов, которая создавалась тысячелетиями и нашла свое
воплощение в классических работах Энгельса и Маркса, в
исследованиях Богданова, в фантастике Ефремова.
Творчество "МГ" представляет собой достойный материал
для такого анализа.
Отметим прежде всего, что в книгах редакции В.Щербакова начисто
отсутствует движение, то есть сама диалектика. (Исключение
составляют заимствования у Ефремова.) Этого следовало ожидать:
именно диалектическое содержание философии, постулирующей
отрицание всего "раз навсегда установленного, безусловного,
святого", представляло опасность для административной
системы и должно было быть выхолощено, прежде чем мышление
приобрело достаточно верноподданический характер.
Уничтожение диалектики скрыто назойливым употреблением ее
терминологии. Низкий культурный уровень населения облегчает
задачу: с конца двадцатых годов слово это воспринимается
массами, как оправдание всему. Например, тезису об усилении
классовой борьбы при социализме. Или борьбе с социал-демократами
-- злейшими врагами рабочего класса. А также доносам,
предательству, провокации.
Диады, образованные парами противоположностей, порождающих
саморазвитие -- базовые элементы диалектического мышления --
давно уже заменены механическим соединением внешне
противоречивых терминов. Возникли и продолжают жить такие
логические монстры, как демократический централизм. (Термин построен
на кажущемся противоречии категорий демо- и автократии. В
действительности, эти категории не являются взаимоисключающими и не
образуют диалектическую пару. Их пересечением является понятие
"кратия" -- власть, вот почему демократический централизм всегда
оборачивается тоталитаризмом.)
Того же происхождения социалистический реализм, изобретение,
имеющее прямое отношение к кризису советской культуры.
Соцреализм равным образом отрицает уход от действительности в
мир мечты, грез, воображения (символизм, авангардизм,
фантастика) и точное, некастрированное изображение жизни со
всеми ее язвами, с кровоточащими подробностями (натурализм,
существует еще термин "густопсовый реализм" -- оба
используются как ругательство). Единственным выходом оказывается
"сделать красиво", нарисовать такую художественную
реальность, которую хотят видеть заказавшие музыку,-- часто, но
не обязательно, управители, а иногда и действительные
представители народа, взращенного на псевдокультуре.
"Школа Ефремова" имеет лишь формальное отношение к
фантастике; в действительности ее адепты работают в жанре
соцреализма, что подразумевает безусловный отказ от диалектики.
Однако, недиалектического материализма не существует -- и не
только потому, что движение представляет собой атрибутивный
признак материи. Более важно, что противоречие -- есть
неотъемлемый элемент познания, а учение Маркса -- это прежде
всего методология познания мира.
Но тогда философию, в рамках которой функционирует и
"МГ", необходимо отнести к идеализму. Причем,
субъективному: напомню, эстетика "школы Ефремова"
требует изображать мир, каким его угодно видеть.
Из анекдота: "мы рождены, чтоб Кафку сделать былью".
Конечно, "советский марксизм" не имеет ничего общего с
теми философскими школами, которые привычно обзываются
субъективно идеалистическими. Позитивизм, лингвистический
анализ, иные формы сциентизма, экзистенциализм... старинный
принцип "держи вора" долго скрывал лик оборотня.
"Догматический агностицизм". Наши политические и
хозяйственные авантюры оправдывались этой доктриной, на ней
основана наша культура, в частности и в особенности --
"молодогвардейская".
В.Щербаков подчеркнул на Киевской встрече: "Наука
обанкротилась. Наука ничего не может. Фантастика тоже ничего не
может. Нужно сверхзначение, его дают книги серии БСФ".
Их так и тянет в прошлое. И нет для "МГ", для любого
догматика-агностика большей радости, чем перечеркнуть модерн
идеалами старины, противопоставить научному позитивистскому
познанию вековую народную мудрость. (Этрусское искусство в
"Чаше бурь", Никитин, а как экстремум -- "Где начало
галереи знаний", "научная" статья В.Когарьянца в
сборнике "Остров пурпурной ящерицы". Есть и другие
примеры.)
Догматы вкупе с лозунгами нетрудно найти у Попова и Корчагина, у
Тупицына, у Ю.Медведева, наконец, у А.Казанцева -- "МГ"
никогда не отказывалась репетовать воодушевляющие призывы.
Этика
Моральные принципы, которыми руководствуются представители
"школы Ефремова" в реальной жизни, не должны нас
интересовать. Начав в шестидесятые годы с компромиссов, через
мелкие подлости семидесятых, через соучастие в преступлениях
"оруэлловских" лет, эти люди докатились до литературных
доносов, распространяемых массовым тиражом, и заведомо
бесчестного использования чужого имени, не растеряв, однако,
своей страсти к подкупу и обману, к анонимным внутренним
