них преобладают американцы, и я без лишней скромности
заверил секретаря, что для меня это не составит труда. Но
главный стол - прерогатива секретаря, Жана Лакоста. Он ярый
приверженец дипломатического протокола. Он, конечно,
осведомлен...
- О том, что Салливана обвиняли в убийстве отца мадам
Жирар? Что Бернардель спас Салливана? Что Жирар был
прокурором на этом процессе и что он и его жена публично
назвали алиби Салливана фальшивкой и заявили, что еще
докажут свою правоту?
- Вижу, вы подготовились основательно. - Мюррей Кардью
сухо улыбнулся. - Интересное получается сочетание, не так
ли?
- Да разве они могут сидеть за одним столом? -
воскликнул я. - Месье Бернардель не может этого не
понимать. Раз присутствие Жираров неизбежно, он должен был
принять меры, чтобы встретиться с Салливаном позже и в
другом месте.
- Надо отметить, что месье Бернардель выразил свое
желание относительно Салливана до того, как узнал о
присутствии на приеме Жираров. Однако, когда ему сказали об
этом, он отказался что-либо менять, полагая, что любое
другое решение расценили бы однозначно: Салливан лишился
его доверия и поддержки.
- А Жирары? Уж они-то наверняка предпочтут не оказаться
за одним столом с Салливаном.
- Господин Жирар, как и наш юный друг из посольства,
твердый сторонник общепринятых правил поведения в обществе.
Он не хотел бы сидеть за этим столом, но просьба о смене
места будет истолкована не иначе, как слабость с его
стороны. Абсурдная точка зрения, но приходится ее
учитывать.
- Значит, особого веселья не получится?
- Совершенно верно. Не вечер, а мучение для всех, кто
будет сидеть за главным столом.
- Ну, если никто не хочет уступить...
- Тогда, - прервал меня Мюррей Кардью, - мы не станем
принимать во внимание их требования.
- Но как?
- Поправьте меня, мистер Хаскелл, если я в чем-то
ошибусь.
Программа вечера остается без изменений. Для начала на
столах расставят карточки с фамилиями гостей.
- Да, сэр.
- После торжественной встречи месье Бернарделя, за
несколько минут до того как гости войдут в колонный зал и
рассядутся за столы, им раздадут листы, на которых указано,
кто где сидит. Они найдут свой стол и, войдя в колонный
зал, сразу направятся к нему. Я прав?
- Да, сэр.
- О карточках с фамилиями гостей и этих листах должен
заботиться отель, не так ли?
- Да, сэр. Это входит в мои обязанности.
Мюррей Кардью кивнул, улыбнулся.
- Заполняя посадочные листы, мистер Хаскелл, вы
определите Жираров за стол номер шесть вместо первого стола.
А на их место, за стол номер один, мы посадим английского
автогонщика Джеффри Сэйвилла и его жену.
- Но этот Лакост, секретарь посольства, обнаружит
подмену, как только увидит листы.
- Вот это ляжет на вас, Хаскелл. Он не должен увидеть
посадочных листов. Вам придется не справиться с вашими
обязанностями.
- Простите, сэр?
- Попросту говоря, вы дадите маху. Эти посадочные листы
появятся в самый последний момент. Когда Лакост захочет их
увидеть, вы сошлетесь на задержку. Ему не останется ничего
другого, как проверить столы. Он убедится, что все карточки
с фамилиями гостей расставлены в полном соответствии с его
указаниями. Но как только он покинет колонный зал, вы,
Хаскелл, или кто-то еще, кому вы это поручите, переставите
карточки, чтобы они уже не входили в противоречие с
посадочными листами, которые появятся словно по мановению
волшебной палочки. Карточки Сэйвилла и его жены перекочуют
на первый стол, Жираров - на шестой. Когда все рассядутся и
месье Лакост поймет, что произошло, он не поднимет скандала.
Это было бы невежливо по отношению к виновнику торжества.
Но, несомненно, потребует вашего немедленного увольнения.
- Хорошенькое дело! - воскликнул я.
Улыбка Мюррея Кардью стала шире.
- Я думаю, вы можете не беспокоиться за свое место,
Хаскелл, так как идея исходит от Пьера Шамбрэна, вашего
непосредственного начальника.
Ох уж этот мистер Мюррей Кардью! Что же касается
господина, который подписывал мой еженедельный чек, то
хитростью он мог потягаться с самим Макиавелли.
Глава 3
Официально мой рабочий день закончился. До того как
посту пить на работу в отель, я не сидел в конторе ни одной
лишней минуты. Под влиянием Шамбрэна мой образ жизни
изменился хотя он не настаивал на этом. Я сдал квартиру и
переехал в отель. Теперь, после одного или двух коктейлей в
конце рабочего дня, я поднимался к себе в номер,
переодевался к обеду и проводил вечер, кружа по отелю.
Многочисленные бары, ночной клуб "Синяя комната", банкетные
залы, - я напоминал шерифа небольшого городка на Диком
Западе, проверяющего, все ли спокойно на вверенной ему
территории.
Это и был мой город, со своими мэром, полицией,
общественными службами, частными, выкупленными владельцами
квартирами, номерами для приезжающих на короткий срок,
ночными клубами, кафе, ресторанами, магазинами, телефонной
станцией и сложными человеческими отношениями.
Мой город. Так я думал об отеле, ощущая себя его
частичкой и болея душой за его репутацию. Полагаю, те же
чувства испытывал и Шамбрэн, благодаря чему все службы отеля
работали в едином ритме, словно хорошо отлаженный часовой
механизм. Остальные любили "Бомонт" не меньше моего.
Джерри Додд, ведающий вопросами безопасности, Эттербюри,
старший дневной портье. Карл Нэверс, старший ночной портье,
- каждый из них мог с одного взгляда отличить богатого
человека от шарлатана; Бармены, официанты, такие, как
Новотны, или Кардоза, или Дел Греко, в чьем ведении
находился бар "Трапеция", Амато, организатор банкетов,
Джонни Тэкер, дневной бригадир оравы посыльных, Джонни
Мегтио, командующий ими по ночам. В любое время дня и ночи
Пьер Шамбрэн мог нажать кнопку в своем кабинете и получить
ответ на интересующий вопрос, прежде чем слова успевали
слететь с его губ. Разумеется, он точно знал, кого надо
спрашивать.
Бар "Трапеция" отеля "Бомонт" подвешен в воздухе, над
фойе Большого бального зала, словно птичья клетка. Этот бар
со стенами из декоративной металлической решетки очень
популярен, потому что не похож ни на какой другой. Он
украшен фигурками цирковых гимнастов на трапециях. В
воздушном потоке, вызванном скрытой от глаз системой
кондиционирования, фигурки слегка колышутся, создавая
впечатление, что качается весь бар.
Старшего бармена "Трапеции", симпатичного толстячка,
звали Эдди. Он увидел, что я вхожу в решетчатые двери, и
ледяной мартини появился на стойке до того, как я успел
пересечь бар.
- Убивает вкус хереса, - пояснил он.
- Откуда вы знаете?
- Внутренний радар. Старик отправился отдохнуть?
- Похоже. Вы давно знаете мистера Кардью, Эдди?
- Он появился вместе с этим баром, задолго до меня. Вы
знаете наши правила, мистер Хаскелл. Никогда не обсуждать
постояльца.
- С другим постояльцем, - уточнил я.
- Да, разумеется, - кивнул Эдди. - Многие из нас знают
его историю. Двенадцать или тринадцать лет назад он решил,
что проживет еще максимум лет пять. Крах биржи в двадцать
девятом году серьезно подорвал его финансы. Денег осталось
немного, ровно на пять лет жизни в привычных условиях.
Через пять лет деньги кончились, а здоровье осталось.
Жить в другом месте он уже не мог. Поэтому заказал
роскошный обед в "Гриле", пожелал Кардозе спокойной ночи и
поднялся в свой номер. Там его поджидал Шамбрэн. Он сидел
в кресле, курил египетскую сигарету и подбрасывал в руке
флакончик с таблетками снотворного. Их хватало на три
смертельные дозы. Вы же знаете методы Шамбрэна. Он же
читает мысли, сукин сын, - в голосе Эдди слышалось
нескрываемое уважение. - Когда Кардью купил эти таблетки в
нашей аптеке, - а ему пришлось покупать их у нас, чтобы не
платить наличными, которых у него уже не было, - кто-то
шепнул об этом Шамбрэну на ухо.
Мало того, что он отговорил старика от самоубийства.
Шамбрэну удалось убедить его, что он необходим отелю, что
отель готов оплачивать его содержание да еще подкидывать
деньжат на мелкие расходы. Старик ему поверил, и Шамбрэн
приобрел еще одну пару глаз и ушей. Кое-кому это могло не
понравиться.
- Но возражать никто не стал?
- Нет. Старик уж больно хорош. Никаких мелких придирок.
Никогда не сует нос в чужие дела. Три, а может, четыре раза
за последние восемь лет благодаря ему нам удалось
предотвратить крупные неприятности. С точки зрения
Шамбрэна, он отработал потраченные на него деньги. -
Выражение лица Эдди изменилось. Он уже смотрел мне за
спину. - За вами пришли.
И тут же чья-то рука легла на мое плечо. Я обернулся и
увидел Диггера Салливана. В смокинге, который сидел на нем
как влитой, и без темных очков. Впервые я взглянул в широко
посаженные серые искренние глаза.
- Позвольте угостить вас? - спросил он.
- Не откажусь.
- Мартини? - Он посмотрел на мой бокал на стойке.
- Отлично.
- Пожалуйста, пусть принесут за столик.
Столик он выбрал неподалеку от входа. Официант принес
мартини. Другой поставил на стол блюдо с ломтиками
поджаренного хлеба с икрой. Как только мы остались вдвоем,
Салливан сразу взял быка за рога.
- Что вам известно обо мне?
- Я прочитал стопку газетных вырезок о ваших
неприятностях.
- Тогда вы не могли не задаться вопросом, почему Шамбрэн
не вызвал полицию или, по меньшей мере, не настоял, чтобы я
немедленно выписался из этой сверкающей птичьей клетки.
- Вы правы.
- Может, вы спросили его?
- Нет.
- Вы принимаете его суждение?
- Он - босс.
- Черт побери. Значит, вы не знаете, почему?
- Нет.
- Да будет вам, Хаскелл, рассказывайте! - Белозубая
улыбка не могла скрыть озабоченности в его глазах.
- Мне нечего сказать вам. Здесь, в "Бомонте", решения
мистера Шамбрэна не обсуждаются, а выполняются.
Салливан загасил в пепельнице окурок и тут же закурил
новую сигарету.
- Ничего не могу понять. Полагаю, за мной установлено
наблюдение?
- Понятия не имею. - Я попытался успокоить его. - Если
б я знал, то, конечно, не сказал бы вам, но мне
действительно ничего не известно.
Он ссутулился, как-то сжался.
- Кругом столько глаз.
Я понимал, что он имеет в виду. Речь шла не о
посетителях в вечерних туалетах, заполнивших "Трапецию".
Этот бар являлся для них промежуточной остановкой на пути в
один из банкетных залов или ресторанов отеля. Мистер Дел
Греко и его помощник едва успевали принимать заказы.
Посетители бара в большинстве своем не принадлежали к
нуворишам и держались свободно и раскованно. Дорогие наряды
женщин, украшения, волосы всех цветов и оттенков. Но эти
люди наряжались не для того, чтобы произвести впечатление на
глазеющую публику. Этот бар принадлежал им, сюда не
допускались охотники за автографами и подростки, жаждущие
общения со знаменитостями. Их лица оставались
бесстрастными. Если взгляды и задерживались на нас с
Салливаном, то не более чем на секунду.
Салливан говорил не об их глазах.
Взгляды, которые он ощущал на себе, принадлежали
официантам, барменам, мужчине, сидевшему в дальнем конце
стойки, который мог быть сотрудником службы безопасности
отеля, но на самом деле, насколько я знал, им не был. Кроме
того, и мне самому всегда казалось, что где-то - возможно, в
потолке имелся глазок, через который Шамбрэн следил за тем,
что происходило в его мире.
- Одна из отличительных особенностей "Бомонта" - умение
обслуживающего персонала предугадывать желания наших гостей.
- Словно подтверждая мои слова, официант, внезапно возникший
у нашего столика, поднес спичку к еще не зажженной сигарете
Салливана. Я улыбнулся. - Понимаете, о чем я говорю?
Он не ответил. Его серые глаза не отрывались от входа в
бар. Затем Диггер встал и начал обходить стол. Тут уж и я
повернулся, чтобы посмотреть, чем вызвана столь резкая
перемена в его поведении.
Молодая женщина у двери оглядывала его широко раскрытыми,
вероятно, близорукими глазами. Я слышал, как воздух с
шипением вырвался сквозь сжатые зубы Салливана.
