Нью-Провиденс. Обычно карибские пираты большие суда чистили весной, и
когда на корпусах не оставалось ракушек и водорослей, а прогнившие доски и
такелаж были заменены, трюмы заполнялись провизией, водой и отборной
добычей, и корабли отплывали на северо-запад, по пути огибая острова Берри
и Бимини. Неторопливый Гольфстрим нес их к берегам Северной Америки.
Губернаторы английских колоний обычно бывают рады пиратам, приветствуя
приток дешевых товаров. Карибское море летом превращалось в рассадник
малярии, желтой лихорадки и всяких прочих заболеваний, не говоря уж об
ураганах, которые бывали особенно яростны именно в это время года, налетая
из открытого океана мимо Барбадоса и Кубы на Мексиканский залив, создавая,
разрушая, а иногда и полностью сметая на своем пути острова.
Однако сейчас стоял июнь, а гавань Нью-Провиденса все еще была
переполнена шлюпами, шхунами и бригантинами, и среди них можно было
увидеть даже пару трехмачтовых кораблей. Костры по-прежнему чадили перед
пестрым лагерем из хижин и палаток, а проститутки и скупщики добычи
шлялись между матросами и высматривали прибывающие корабли. Прошел слух,
будто Вудса Роджерса король Георг назначил губернатором острова, и теперь
тот должен был прибыть со дня на день в сопровождении королевского флота,
везя с собой помилование тем, кто намеревался навеки отказаться от
пиратства, и приказ обрушить кары, предписанные законом, на всех
остальных.
Наиболее распространенное мнение среди обитателей Нью-Провиденс по
этому поводу в первые недели жаркого лета можно было свести к единой
фразе: "Поживем - увидим". Некоторые - такие, как Филип Дэвис, -
намеревались убраться подальше к тому моменту, как Роджерс со своей
военной свитой ступит на берег острова, а другие - главным образом Чарли
Вейн со своей командой - собирались остаться и дать решительный отпор
любым поползновениям непрошеных гостей из-за Атлантики. И все же
большинство было настроено принять предложение об амнистии и навечно
изгнать из своих кошмаров призрак церемониального серебряного весла,
которое нес палач, сопровождая осужденных пиратов на виселицу, священника,
толпы и последнего узла, который моряк увидит в своей жизни. В конце
концов, уж если жизнь под новым управлением им не понравится, всегда можно
украсть лодку и отправиться к какому-нибудь другому острову. Две сотни лет
назад испанцы предусмотрительно позаботились о том, чтобы завезти на эти
острова свиней и прочую живность. И потому жить на острове, питаясь
копченым мясом и фруктами, право, не самая горькая доля. Однако райская
жизнь браконьеров закончилась лет сто назад, когда Испания решила изгнать
этих безобидных обитателей со своих земель. Деваться им было некуда, разве
что в море. И вскоре Испания пожалела о своем необдуманном шаге, поскольку
изгнанники превратились в морских разбойников - а острова стали их
охотничьими угодьями,
Зелень джунглей была расцвечена спелыми апельсинами, как зеленый шелк
золотыми монетками, и даже люди, выросшие в Англии, следуя примеру местных
обитателей, разнообразили свою пищу, добавляя к ней плоды тамаринда, манго
и папайи. Плоды авокадо, мясистые и тяжелые, время от времени гулко
шлепались на песок, от чего испуганно вздрагивали пираты, не привыкшие
видеть эти плоды спелыми.
Приготовление пищи занимало теперь основную часть дня на
Нью-Провиденс. Во-первых, потому, что неминуемое прибытие Вудса Роджерса
по крайней мере значительно отодвигало пиратские набеги, предоставляя
людям возможность больше времени уделять своим желудкам. А во-вторых,
новый кок с "Кармайкла" оказался не просто компетентным, но даже
согласился готовить сразу для нескольких команд в обмен на помощь в
доставке и обработке припасов. Например, за три недели с тех пор, как
"Кармайкл" прибыл в бухту, было предпринято семь "буйабессных
предприятий", когда все население острова - пираты, проститутки, торговцы,
детвора - выходили при отливе в гавань и, вооруженные сетями и ведрами,
ловили самую разную морскую живность, из которой потом Шэнди варил
бесподобное блюдо. И когда все это кипело и булькало в котлах сразу на
нескольких кострах вдоль берега, ароматы шафрана, корицы и перца
разносились так далеко, что пираты клялись - команды судов учуят их
задолго до того, как увидят остров.
Месяц близился к концу, и дни становились все длиннее, и все больше
народу собиралось вокруг шлюпа "Дженни" и "Кармайкла", потому что они
должны были отчалить двадцать третьего числа, в субботу, увозя с собой
замечательного кока.
В пятницу днем Шэнди плыл на лодке из бухты, где "Кармайкл" стоял уже
почищенный, на киле, готовый к спуску на глубокие воды. Смуглые
мускулистые руки Джека Шэнди орудовали веслами, и корабль проплывал мимо
под стук топоров, освобожденных от лесов.
К концу месяца, сказал он себе, я смогу добраться до Кингстона,
получить кредит, после чего наведаться с визитом в Порт-о-Пренс, в...
фамильное поместье.
Теперь, когда он увидел яркие цвета западных небес, морей и островов,
он уже не чувствовал того недоумения, как тогда, когда впервые увидел
рисунок в письме, которое отыскал его поверенный: широкие веранды и окна
большого дома Шанданьяков в Порт-о-Пренсе, с раскачивающимися по ветру
пальмами, зарослями гигантских папоротников на заднем плане, пролетающей
над крышей стаей попугаев; все это теперь казалось гораздо более
достижимым, реальным и осязаемым, ничуть не похожим на изображения
фантастических поселений на Луне.
После смерти старого Франсуа Шанданьяка, его отца, поверенный Джона
отыскал до сих пор неизвестного Джону кузена в городе Байонна, и этот
кузен передал ему пачки писем от тетушки с Гаити, где - как Джон всегда
смутно помнил - жили его дед и дядюшка. Эти письма, а затем и изыскания в
лабиринтах актов, записей смертей и браков, отказов от права наследования
и заверенных судом завещаний в конце концов пролили свет на ситуацию,
которая заставила Шанданьяка расторгнуть помолвку с дочерью преуспевающего
торговца углем, оставить свой пост в фирме текстиля и купить билет на
"Кармайкл", чтобы отправиться в другое полушарие: Джон узнал, что,
оказывается, дедушка на Гаити, умерший в 1703 году, завещал своему
старшему сыну Франсуа, отцу Джона, дом, плантации сахарного тростника и
весьма приличную сумму, и что сводный брат Франсуа, Себастьян, тоже
проживавший на Гаити, представил поддельные документы, свидетельствующие о
смерти старшего брата.
В результате своего мошенничества Себастьян унаследовал поместье, а
Франсуа Шанданьяк, даже не имея представления о свалившемся на него
наследстве, продолжал из года в год давать представления, постепенно
нищая, пока не умер в полном одиночестве, без гроша в кармане. По сути,
его дядя не только ограбил своего брата, но и убил его.
Джек налег на весла, словно это могло приблизить его к ненавистному
дядюшке. Ему вспомнился разговор с хозяйкой убогой гостиницы, где умер его
отец. Джон Шанданьяк отправился туда, как только получил известие о смерти
отца, и щедро поил старуху тягучим голландским джином, пытаясь заставить
сосредоточиться на бродячем кукольнике, чье тело снесли по лестнице ее
гостиницы четырьмя днями раньше. Она наконец вспомнила это маленькое
происшествие.
- Ah, oui, - сказала она, улыбаясь и кивая. - Oui. C'etait impossible
de savoir ci c'etait le froid ou la faim(3).
Его отец либо насмерть замерз, либо умер с голоду, отметил про себя
Джон тогда, и никто в этой грязной лачуге даже не знает, от чего именно.
У Джека Шэнди не было ни планов, ни идей - как поступить, когда он
доберется до Порт-о-Пренса. Хотя он и прихватил с собой свидетельство о
смерти отца для французских властей на Гаити, однако поверенный
предупредил его, что предъявить обвинение жителю другой страны,
находящейся в другом полушарии, практически невозможно. Поэтому Шанданьяк
и решил сам отправиться туда, где жил его дядя Себастьян. Он мог только
догадываться, с какими проблемами ему придется столкнуться: ведь ему,
иностранцу, предстояло предъявить уголовное обвинение, нанять местного
адвоката и выяснить, какие - если вообще они существуют - местные законы
были при этом нарушены... Нет, он просто знал, что должен оказаться лицом
к лицу с дядей: пусть тот знает, что преступление раскрыто, что он
виновник смерти обворованного брата...
Шэнди налег на весла и, глядя на играющие на своих руках мускулы,
мрачно улыбнулся Работа шла вовсю. Вдобавок к новым орудиям, запасам
пороха и ядрам на борт "Кармайкла" были погружены магические предметы,
необходимые для обрядов вуду. Какое-то магическое действие требовало
наличия большого зеркала; в числе прочей добычи другой пиратский экипаж
захватил несколько зеркал, и одно из них было продано Грустному Толстяку -
главному бокору Дэвиса; Шэнди поручили доставить его на борт. Занимаясь
этим, Джон глянул на свое отражение и в первую секунду даже не узнал себя:
ему показалось, будто он видит кого-то из пиратов.
После нескольких недель изнурительного труда на "Кармайкле" его плечи
и грудь стали шире, а талия тоньше, на руках появились новые шрамы, а
щетина на щеках превратилась в бороду. Борода, как и отросшие волосы,
которые теперь для удобства он завязывал на затылке шнурком, выгорела. Но
даже не это делало его похожим на заправского пирата, а тот темный загар,
который он приобрел за недели работы без рубашки на тропическом солнце.
Да уж, подумал он, остается только прокрасться в ворованное поместье
дядюшки Себастьяна и, когда тот будет гонять браконьеров по кустам - чем
там еще занимаются аристократы, - выскочить прямо на него и припугнуть
саблей.
Но тут его злорадная ухмылка стала добродушной: он припомнил свой
последний разговор с Бет Харвуд. Девушке удалось сбежать от Лео Фрейда, и
они с Шэнди отправились на южный берег острова в тот послеобеденный час,
когда дует прохладный бриз и попугаи с криками летают над головой. Джон
рассказал ей о своем отражении в зеркале: как он подумал, будто увидел
одного из пиратов Дэвиса.
- Я хочу сказать - одного из остальных пиратов, - добавил он с
оттенком мальчишеской гордости в голосе.
Бет снисходительно рассмеялась и взяла его за руку.
- Вы вовсе не член их команды, - возразила она. - Разве вы могли бы
стрелять в матросов или убить такого человека, как капитан Чаворт?
Снова став серьезным и надеясь, что загар скроет краску, которая
залила лицо, Шанданьяк буркнул:
- Нет.
Какое-то время они шли молча, и только когда впереди показался
"Кармайкл" и настало время возвращаться, она отняла руку.
Налегая на левое весло, чтобы развернуть лодку к берегу, Шэнди бросил
взгляд через плечо и увидел Скэнка и прочих, поджидающих его возле груды
плит каррарского мрамора, которая с утра заметно уменьшилась. Белый песок
ослепительно сверкал под лучами полуденного солнца, по нему, словно
заплатки, были рассыпаны выцветшие палатки, а дальше начинались джунгли.
По гребню дюны шла женщина в рваном лиловом платье.
Веннер вошел в воду, когда лодка приблизилась к берегу. Шэнди
выпрыгнул, вместе они, ухватившись за планшир, вытянули лодку на песок. -
Если ты устал, Джек, я могу и сам перевезти весь этот мрамор, - дружелюбно
предложил Веннер с улыбкой, которая, как и загар, никогда не сходила с его
лица. За его спиной маячил мистер Берд - тот самый негр, которому все
казалось, будто его обзывают собакой.
