окнах, но комната освещалась яркими лампами, свисавшими с потолка на цепях,
и свечами - на каждом из восьми длинных столов стояло по два подсвечника.
Узкая часть зала была приподнята на четыре фута над уровнем пола, и туда
вели четыре ступеньки. Перила, тянувшиеся к стене с двух сторон от ступеней,
придавали комнате сходство с палубой корабля.
Нищие у длинных деревянных столов являли пародию на современное платье:
здесь были официальные сюртуки и белые перчатки, заштопанные, но безупречно
чистые, принадлежавшие Гнилым Джентльменам - нищим, которые выклянчивали
подаяние, выдавая себя (впрочем, иногда оно так и было) за высокородных
аристократов с прекрасной родословной, потерпевших финансовый крах из-за
происков родни или пьянства. Синие блузы и брюки, веревочный пояс и черная
непромокаемая фуражка с полустертыми золотыми буквами - это униформа
Мореходов, Потерпевших Кораблекрушение, которые даже здесь приправляли свою
речь морской терминологией, почерпнутой из представлений мюзик-холла и
народных песен. Здесь были также тюрбаны, серьги и сандалии Бедствующих
Индусов; почерневшие лица шахтеров, предположительно покалеченных подземными
взрывами... И конечно же, неказистые лохмотья обыкновенных нищих. Дойль
нашел свободное место с краю на скамье и, присмотревшись к пестрому сборищу,
обнаружил несколько человек, одетых так же, как он, - в костюм продавца
овощей.
Но самой колоритной фигурой здесь был здоровенный рыжий тип с огромными
усищами - он сидел за отдельным столом на той приподнятой площадке, в конце
зала, и меланхолично покачивался на стуле с высокой спинкой. Но вот он встал
и, подойдя к перилам, оглядел всю компанию. Одет он был весьма
экстравагантно, но нельзя сказать, что уж совсем нелепо: зеленый атласный
сюртук, неимоверно много тончайших кружев, свисавших с запястий и шеи, белые
атласные панталоны до колен и белые шелковые чулки. На ногах - белые туфли,
которые, если убрать золотые пряжки, могли сойти за бальные. Болтовня
стихла, как только он встал.
- Это сам Копенгагенский Джек, - гордо прошептал Ролик, который устроился
на своей тележке на полу позади Дойля, - капитан нищих с Пай-стрит.
Дойль рассеянно кивнул, но тут он встрепенулся, почувствовав запах
жареной индейки.
- Добрый вечер, друзья мои, - сказал капитан, подняв высокий бокал.
- Добрый вечер, капитан, - хором ответили присутствующие.
Капитан протянул бокал, и мальчик в красном мундире подбежал к нему и
плеснул в бокал красного вина из графина. Капитан попробовал, затем кивнул.
- Сухое вино "Медок" с ростбифом, - объявил он, когда мальчик убежал, -
ас птицей мы, вероятно, допьем "Сотерн", который привезли на прошлой неделе.
Все зааплодировали, и Дойль громче всех.
- Доклады, обсуждение дисциплинарных вопросов и прием новых членов
состоятся после обеда.
Это объявление также понравилось нищим, и как только капитан сел за стол,
двери кухни распахнулись и оттуда вышли девять человек - каждый держал на
вытянутых руках поднос с жареной индейкой. На каждый стол поставили по
индейке, и сидевшие во главе стола взяли длинные ножи и вилки и
приготовились разделить индейку между всеми присутствующими.
Дойлю посчастливилось оказаться во главе стола, и он постарался с блеском
решить эту задачу, призвав на помощь весь свой опыт рождественских обедов и
празднований в честь первых колонистов Массачусетса. Затем он положил в
каждую тарелку, в том числе и в тарелку Ролика, по куску индейки. В
последнюю очередь взял порцию себе и с жадностью накинулся на еду, запивая
индейку охлажденным "Сотерном", который небольшая армия кухонных мальчиков
все время подливала во все стаканы, опустевшие хотя бы наполовину. За
индейкой последовал ростбиф, жесткий и обуглившийся по краям, но полусырой
внутри, а также бесконечный поток горячих булочек с маслом... И бутылки,
бутылки... в которых Дойль признал восхитительное сухое, крепкое "Бордо". На
десерт подали сливочный пудинг и херес.
Когда тарелки опустели и сотрапезники откинулись на спинки стульев,
многие из них, к зависти Дойля, набили глиняные трубки и умело раскурили их
от пламени свечей. Копенгагенский Джек подвинул свой стул к краю подиума и
хлопнул в ладоши, привлекая внимание публики.
- Ну, - сказал он, - где Красавчик? Дверь отворилась, и вошел юноша.
Дойль подумал, что это и есть Красавчик, но из-за стола поднялся угрюмый
небритый человек и ответил:
- Здесь, сэр.
Юноша, который только что вошел, снял шарф и, пройдя через зал, опустился
на ступени подиума.
Капитан кивнул вновь пришедшему и посмотрел на Красавчика, который нервно
мял в руках старую кепку.
- Вы были замечены сегодня утром за крайне неблаговидным занятием. Вы
прятали пять шиллингов в сточной трубе, Красавчик.
- Замечен кем, сэр?
- Не важно, кем. Вы отрицаете, что спрятали деньги? Красавчик задумался.
- Хм... нет, сэр, - произнес он наконец. - Только я их не прятал от
Марко, видите ли. Я опасался, что меня ограбят.
- Тогда почему вы сказали Марко, когда он зашел после обеда, что вы
выручили только несколько пенсов?
- Я забыл... об этих шиллингах.
Юноша, присевший на ступеньки, осматривал толпу, словно искал кого-то.
Дойль гадал, кто он такой. Молодой, моложе двадцати, пальто явно с чужого
плеча, наверное, бывший владелец пальто умер лет двадцать назад и был
несколько крупнее нынешнего.
- Вы не единственный здесь забывчивый человек, Красавчик, - мягко сказал
капитан, - кажется, я согласился забыть два подобных проступка за последние
несколько месяцев. Молодой человек на ступеньках пристально смотрел на
Дойля, во взгляде его читались сомнение и тревога. Дойля обеспокоило такое
назойливое разглядывание, но тут как раз юноша отвернулся.
- Боюсь, - продолжал Копенгагенский Джек, - что нам придется позабыть еще
кое-что: мы забудем, что вы когда-то были членом нашей конгрегации, а вы,
конечно, должны будете забыть дорогу к моему дому.
- Но, капитан... - испуганно пробормотал Красавчик, - я не нарочно.
Возьмите пять шиллингов. - Оставьте их себе. Они вам пригодятся; А теперь
уходите.
Красавчик вышел так быстро, что Дойль понял - капитан способен применить
самые решительные меры для выпроваживания неугодных.
- А теперь, - сказал капитан Джек улыбаясь, - перейдем к более приятным
делам. Есть ли здесь просители, желающие поступить в конгрегацию?
Ролик поднял руку так высоко, как только мог, что оказалось не выше
уровня подсвечника на столе.
- Я привел одного, капитан, - прорычал он. Его мощный бас, от которого
задрожали все чашки на столе, восполнил недостаточность жеста.
Капитан с любопытством посмотрел вниз, на стол.
- Тогда пусть он встанет.
Дойль поднялся на ноги и встал лицом к Копенгагенскому Джеку.
- Хорошо, Ролик. Вид у него действительно достаточно жалобный. Как вас
зовут?
- Брендан Дойль, сэр!
Когда Дойль произнес лишь первые две гласные своей реплики, юноша
вскочил, быстро перепрыгнув через перила на площадку, где сидел за столом
капитан, и что-то настойчиво зашептал ему на ухо.
Капитан Джек внимательно выслушал юношу, оценивающе посмотрел на Дойля, с
сомнением покачал головой и что-то прошептал, наверное, что-то вроде: "А вы
уверены?" Молодой человек усиленно закивал и что-то добавил.
Дойль наблюдал происходящее со всевозраставшей тревогой, спрашивая себя,
не работает ли этот усатый юнец на лысоголового шефа цыган.
Он взглянул на дверь и отметил, что все это время ее никто и не думал
запирать. "Если они попытаются схватить меня, я буду за дверью раньше, чем
эти ребята успеют встать из-за стола", - подумал Дойль, несколько
успокоившись.
Капитан пожал плечами и обернулся к сотрапезникам, которые заинтригованно
ждали результатов тайных переговоров. - Молодой Джеки сказал мне, что наш
новый товарищ Брендан Дойль только что прибыл в наш город из Бристоля, где
он весьма преуспевал, выдавая себя за глухонемого. Под именем... э-э...
Немого Тома он эксплуатировал сочувствие жителей Бристоля в течение
последних пяти лет, однако был вынужден уехать оттуда, потому что - в чем
там было дело, Джеки? - А, я вспомнил, он увидел друга, выходившего из
борделя, и девушка, с которой парень провел ночь, наклонилась из окна
второго этажа, в руках у нее был... тяжелый мраморный ночной горшок, который
она собиралась сбросить на голову бедному малому, а он уже почти выходил из
дверей. Быть может, они не сошлись в цене и девушка сочла себя обиженной. А
может, была какая другая причина, не знаю. Это все не важно, но, увидев
такое, Дойль закричал на всю улицу: "Осторожно! Назад, дружище, эта шлюха
собирается размозжить тебе голову!" Итак, жизнь друга была спасена, но
бедный Дойль выдал себя с головой - ведь прохожие слышали, как он вопил, и
скоро все уже знали, что он может говорить не хуже любого другого. В
результате ему пришлось покинуть город.
Нищие, сидевшие рядом с Дойлем за столом, заявили ему, что он хороший
товарищ. Ролик же добавил:
- Ты должен был рассказать мне свою историю утром, парень.
Дойль, проглотив удивление, открыл было рот, чтобы ответить Ролику, но
капитан властно поднял руку, все глаза снова обратились к нему, и Дойль так
ничего и не сказал.
- И Джеки особенно настаивает на том, что, поскольку Дойль надеется
возобновить занятия ремеслом нищего здесь, в Лондоне, и поскольку он может
преуспеть, только если совсем не будет говорить, а если он произнесет хотя
бы слово, ему грозит повторное изгнание, он должен снова привыкнуть
объясняться только жестами. Ведь вам необходимо потренироваться, чтобы снова
стать Немым Томом, не так ли, мистер Дойль?
Все обернулись к Дойлю, и он увидел, что капитан слегка подмигнул ему.
"Возможно, все это для того, чтобы скрыть мой акцент, - догадался Дойль.
- Но почему и откуда этому мальчику известно, что у меня должен быть
акцент". Он неуверенно улыбнулся и кивнул.
- Вы умный человек. Немой Том, - сказал Копенгагенский Джек. - Джеки
сказал мне, что вы были с ним большими приятелями и в Бристоле частенько
встречались, поэтому я позволю ему похитить вас на время у нашей компании с
тем, чтобы он объяснил вам наши обычаи. А теперь выслушаем остальных
кандидатов. - Следующий, встаньте!
Пока старик с мутным взглядом пытался подняться из-за стола, Джеки
спрыгнул с платформы и бросился к Дойлю. Полы его несоразмерного пальто
развевались, как крылья птицы. Ошарашенный Дойль сделал шаг назад и глянул
на дверь.
- Брендан, - сказал Джеки, - послушайте, я все понимаю, я не держу на вас
зла, да к тому же она все равно через неделю променяла вас на другого.
***
Красавчик потрогал закрытую дверь и некоторое время в задумчивости стоял
перед столовой. Уже стемнело, и его пробирала дрожь от холода.
Он нахмурился, потом повеселел, вспомнив о припрятанных пяти шиллингах.
На эти деньги он сможет купить пару дней беззаботной жизни, скрашенной
пивом, пирожками с мясом и игрой в кегли.
Но он снова нахмурился, вдруг осознав, что будет потом, когда пять
шиллингов кончатся. Что он будет тогда делать? Он мог бы спросить капитана.
Но ведь капитан его выгнал, и теперь придется самому заботиться о снискании
хлеба насущного. Хныча от жалости к себе, он поспешил вниз по Пай-стрит,
похлопывая время от времени по щекам, видимо, надеясь столь странным
способом пробудить хоть одну конструктивную мысль.
***
- Вы знали, что у меня акцент? Дойль плотнее запахнул пальто - в
маленькой комнатке было холодно, несмотря на тлеющий в камине уголь.
