- Не будь идиотом, - тяжело дыша, сказал Лорэ.
- Меф, ты намерен убить нас на финише? - полюбопытствовал Нортон.
Остальные молчали.
Он вспомнил про воздуходувку внутри гермошлема, включил. Облизнув
разбитые губы, посмотрел с высоты на Ледовую Плешь. Кратера не было видно,
всю центральную область ледяного диска затянуло дымчатой рябью. Издали
похоже на овечью шерсть. Будто овца улеглась в огромное блюдо. Значит, вот
как погиб "Леопард"... По сути, Ледовая Плешь - прорва, прикрытая слоем
льда. Бакулин был прав. Западня. Тигровая яма...
Потом, уже на орбите, когда ошеломленная команда рейдера обеспечила
"Казарангу" радиус-ход в режиме зонального захвата, он с трудом взял себя
в руки и понял, что надо делать. "Высажу всех - и обратно. Даже в этой
каше можно... еще можно и нужно искать. И найти. Хотя бы одного найти...
Не дадут резервный "Циклон" - угоню "Казаранга", никто не посмеет меня
задержать".
В вакуум-створе он дрался с Нортоном у открытого люка "Циклона", был
бит и пленен. Вел себя глупо и агрессивно. Как будто на рейдере кто-то в
чем-то был виноват. Потом он притих. Как только почувствовал свою
ненормальность - моментально притих. А когда перед ним впервые возник
Жив-здоров - вообще поджал хвост. Мигом смекнул: Ледовая Плешь - это не
просто тигровая яма, а западня с каким-то немыслимо изощренным механизмом
клеймения упущенных жертв. В сильнейшей тревоге он пытался предугадать, в
каком направлении развернутся события, когда "нормальная" часть
корабельной команды подметит странности "заклейменных". В том, что это
непременно приведет к расколу экипажа рейдера на два лагеря, можно было не
сомневаться, - между ними, как минимум, встанет стена отчуждения. Да, как
минимум. Ведь нет и не может быть никаких гарантий, что сила страха и
отвращения "нормальных" по отношению к "заклейменным" не достигнет
критической величины. Поэтому нет и не может быть твердой гарантии
(особенно при таких обстоятельствах, да еще в неимоверной дали от родимой
планеты!), что обыкновенные, нормальные люди, которых на борту гораздо
больше, не вознамерятся очистить рейдер от экзотического меньшинства.
Откроют вакуум-створ пошире и скажут: "Не нашего вы роду-племени, извольте
выйти отсюда вон - туда, откуда пришли". Как быть в таком случае?
Сопротивляться? Сделай только одно движение - моментально и, главное,
безжалостно перебьют, ведь у страха глаза велики. Тем более у страха,
помноженного на отвращение. Апеллировать к чувству гуманности? Но ведь
гуманизм - категория чисто человеческих отношений, и рассчитывать на него
им, "нечистым", так сказать, по меньшей мере рискованно... Н-да, дело
принимало оборот чрезвычайно опасный... Оставалась очень слабая надежда на
апелляцию к рассудку "чистых". Но по логике ситуации именно рассудочность
экипажа должна стать источником беспокойства за безопасность Земли! Причем
в равной степени для лагеря "чистых" и для лагеря "нечистых"!..
Это была совершенно новая для него область размышлений из
общечеловеческие темы, и на первых порах он был потрясен и растерян. Он
был не в состоянии прийти к какому-либо определенному решению, и это
вернуло ему ненавистное, а теперь вдобавок и тысячекратно усиленное
ощущение собственной неполноценности, ущербности. Однако случилось то,
чего он не ожидал: никто из экипажа пристально к ним не приглядывался,
никто не замечал на борту экзотических безобразий. Ну ни единого
подозрительного взгляда! Сочувственных - сколько угодно, подозрительных -
ни одного!.. Так и летели - тихо, мирно. "Чистые" относились к "нечистым"
очень доброжелательно, сердечно и объясняли их настороженную замкнутость
пережитым на Обероне, а "нечистые" приходили в себя, обретали твердость в
ногах, отрабатывали методы охраны тайны своего уродства и жили по принципу
"поживем - увидим". Казалось бы, настала пора вздохнуть свободнее. Он так
и сделал. Но поймал себя на том, что простосердечная беспечность экипажа
неприятно его удивила. "А если бы действительно произошла подмена? - думал
он. - Если б я на самом деле в составе человеческого экипажа летела к
Земле группа нелюдей? Неизвестно, как на других кораблях, а вот на борту
"Лунной радуги" нелюди почувствовали бы себя вполне непринужденно..."
Впрочем, еще было рано судить о своей человеческой или нечеловеческой
сущности. Надо было как следует присмотреться к самому себе, к новизне
потрясающих свойств своего тела... "Поживем - увидим, - думал он,
обливаясь по ночам холодным потом. - Поживем - увидим..."
...Осознав, что опять лежит на жестком полу, лицом на розовом пузыре
пневмокресла, Меф открыл глаза, шевельнулся и сел. В командной рубке
никого уже не было. Гнетущая тяжесть в затылке прошла, общее состояние
улучшилось, но сегодня это почему-то не радовало.
Сидя в пилот-ложементе, Меф долго смотрел на Япет - туда, где над
чертой горизонта белесым волдырем вспухала верхушка Пятна. Размышлял,
машинально потирая и массируя пальцы.
Собственно говоря, предаваться глубокомыслию не стоило. Думать ему
уже не хотелось. И так все было ясно. Сколько мог, он всеми правдами и
неправдами цеплялся за орбитальную базу. Его идея легально обосноваться на
малолюдной орбитальной базе в Сатурн-системе шла прахом. Здесь обстановка
складывалась так, что через сутки ни Жив-здоровам, ни ему самому на
"Анарде" не поздоровится... Надо нырять в Черную Бороду, иного выхода нет.
В покое его не оставят - это уж точно. Есть веские основания
полагать, что МУКБОП его вычислил.
Он смотрел на Пятно и в последний раз взвешивал все "за" и "против".
Впрочем, на чаше весов с надписью "против" был только Тобольский. "Но ведь
Андрей все равно будет ползать вокруг Пятна до прихода "Виверры", - думал
Меф. - Я и "Анарда" Андрею совсем ни к чему. Считай, у него пуповина с
"Анардой" оборвана: ни связи у нас, ни резервного катера. А на борту
люггера - два превосходных драккара типа "Мистраль" и, как минимум, два
десятка десантников-профессионалов. Да и "Байкал" в конце концов сюда
приведут... В общем, сутки Андрей продержится запросто. А я за сутки смогу
уйти далеко. Перехвата не будет - гарантия. Не на чем и, главное, незачем.
Если бы "старый, выживший из ума капитан" направил свой танкер к Земле -
переполоху было бы на все Внеземелье. В диаметрально противоположную
сторону - двигай себе, валяй, катись, проваливай, никому ты не нужен,
оберонский монстр..."
- Угон "кашалота" никого, кроме селенологов, особенно не расстроит, -
вслух подумал Меф. - А функционеров службы космической безопасности,
наверное, только обрадует... Не могу же я без жилища, без крыши над
головой.. Взамен этой пыльной развалины я оставляю людям всю Солнечную
Систему.
Розовую, мерцающую муаровыми разводами рукоять Главного ключа для
запуска двигателя юн перевел в позицию "предстартовый разогрев".
Черная Борода... Барба Нэгра, Коул Бэйсмент, Погреб Дьявола, Зона
Мрака... Ну что Барба Нэгра? Солнца он и здесь практически не видит.
Маленький, тоненький ободок... А там, в обширных просторах края Системы, в
Зоне Мрака, среди мириадов рыхлых, как пыль, заплутоновых астероидов ему
неизменно будет сиять удивительно яркая звездочка.
4. ГАДАНИЕ ПО ЛИНИЯМ СПИНЫ
В первый раз, когда Андрей услышал _с_в_е_р_х_в_и_з_г_, все внутри у
него словно оборвалось, перевернулось, да так и застыло. Испуг был
ледяной, тяжелый. Чувствуя на лице холодную испарину, он остановил
"Казаранга" и долго вслушивался в тишину, от которой ломило в ушах и
висках. Он поймал себя на том, что несколько раз принимался постукивать в
височно-теменную часть гермошлема; постукивание звучало глухо и ничего,
кроме хорошо осознанного ощущения одиночества, не вызывало. Через двадцать
минут визжащий скрежет повторился. Тот же эффект: леденящее потрясение.
Андрей уставился в темную глубину щели между залитыми светом фар
бугристыми поверхностями рассеченного надвое облакоподобного массива.
Стиснув зубы,. он выжидал, чтобы щель вернулась на место - заняла
подобающее ей вертикальное положение, - и думал, что, если вся эта
чертовщина будет дергать его за нервы не чаще трех раз в час, он спятит
раньше, чем успеет привыкнуть к ней.
Начинался сверхвизг звуком унылого скрипа ржавых петель старинных
садовых ворот, быстро переходил в омерзительный вой, от которого
шевелились волосы под шлемофоном, и заканчивался визгом на такой высокой
нестерпимо режущей ноте, что перехватывало дыхание. И ладно бы только
это... Но из пяти секунд физического существования сверхвизга две
последние сопровождало совершенно необъяснимое событие: казалось, будто
драккар и скафандр внезапно распахивались настежь я на миг исчезали
куда-то. А потом, едва лишь скафандр и драккар возвращались из странного
небытия и наступала жуткая тишина, со зрением начинало происходить
непонятное: нельзя было избавиться от впечатления, будто темнеющая впереди
щель отклоняется то влево, то вправо. И отклоняется да десятки градусов.
Самый натуральный бред... Раньше у него не было серьезных разногласий
между сознанием и ощущением. А вот теперь есть. Пытаясь преодолеть
пространственную иллюзию, он добился только того, что машина теперь
представлялась ему перевернутой вверх днищем. Как на тренажере по
отработке навыков пилотирования; но там хотя бы понимаешь, что происходит.
Он вообразил, каково было бы здесь, в такой обстановке, нетренированному
человеку. Губы под кислородной маской невольно тронула усмешка, когда он
вообразил на своем месте Фролова. Он дорого дал бы за то, чтобы здесь, в
ложементе второго пилота, сейчас был Фролов. Март Фролов, которого он ни
разу в жизни не видел. Впрочем, Фролов, наверное, дал бы за это еще
дороже.
Поглядывая на розовые, ежесекундно вспыхивающие алым огнем цифры
таймера, Андрей просидел почтя неподвижно около получаса. Он чувствовал
себя очень легким. При длительной неподвижности инерционные силы
бездействуют (нагрузки на мышцы, естественно, нет, веса практически тоже)
я тело "забывает" о собственной массе. Он чувствовал себя легче мыльного
пузыря. Выждав ровно тридцать минут, он решил, что выжидать дольше,
по-видимому, не имеет смысла. Итак, вторая двадцатиминутка сверхвизгом не
увенчалась, с иллюзорными переворотами в пространстве покончено, все
успокоилось, утихло. Причин оставаться на месте не было. Он проверил
индикацию системы управления катером с голоса, подал команду:
- Ка-девять, шагом вперед.
Голос его прозвучал неузнаваемо, глухо - увяз, казалось, в плотных
слоях тишины. "Казаранг" шевельнулся, дернулся и потопал, мерно
раскачиваясь, вдоль цепочки ямок, зажатой между однообразно белесыми и
однообразно бугристыми стенами. Наблюдая бесконечное отступление рыхлой
границы теней в глубь неприятно узкого, тесного, прямого, как след от
удара топором, ущелья, Андрей размышлял. Одолевало подозрение, что
сверхвизг (или радиоакустический удар, если угодно) - это реакция
гурм-феномена на попытку проникнуть в туман. Правда, прямых попыток
шагнуть в кисельно-облачный вязкий коктейль не предпринималось, но вполне
могло быть, что охранные силы загадочного колосса отреагировали
сверхвизгами даже на попытки прозондировать туманную стену щупальцем
манипулятора. Ведь пока он был озабочен только необходимостью пройти вдоль
цепочки ямок как можно глубже и ничего здесь не трогал, машина успела
беспрепятственно углубиться в ущелье на три километра. Однако стоило ему
