приятно, но и реклама!
Павел Асс
Президент
Из серии "Жадность"
Литератор Дамкин выдвинул свою кандидатуру на пост Президента
России. В его предвыборной программе золотой нитью проходила
светлая мысль: "Если человеку есть, чем накормить голубей -
значит, человек сам сыт и доволен".
Развернулась широкая кампания по рекламированию Дамкина.
Литератора показывали по телевизору, его речи передавали по радио,
печатали в газетах, художник Бронштейн написал картину "Дамкин и
голуби", которую вывесили в Третьяковке.
Популярность Дамкина затмила всех остальных кандидатов. В
Москве даже любера помирились с панками - и те, и другие сделали
прически под Дамкина, налепили на себя значки с изображением
голубей, назвали себя "голубятами" и ходили по столице с
лозунгами: "Кормить голубей - верх милосердия!", "Останься сам
голодный, а голубя накорми!", "Народ и голуби едины!".
Тут и сям граждане скупали крупы, хлеб, ягоды, и все это
скармливали голубям. Голуби разжирели, разучились летать, ходили
повсюду важные и толстые, чувствую себя, как дома.
Столица бурлила в ожидании выборов. Мода на кормление голубей
перешагнула границы. Птиц кормили в Париже, Лондоне, Нью-Йорке. И
над всем этим - портрет улыбающегося от уха до уха Дамкина.
- Ты чего, Дамкин, ошизел? - спросил литератор Стрекозов,
прерывая мечты фантазирующего соавтора. - Социализм в СССР
построили, так ты теперь хочешь голубизм построить?
- Дурак ты, Стрекозов, - добродушно отозвался Дамкин. - Вот
стану Президентом, Шнобелевскую премию получу - пивка попьем с
креветками. А кроме того, сам подумай, все наши романы напечатают.
Поди не напечатай роман самого Президента! Вон у Леонида Ильича
даже "Малую Землю" напечатали, да еще и шедевром признали!
- Жадный ты, Дамкин, - проникся Стрекозов и сурово покачал
головой. - И пива тебе, и романы. Нельзя быть таким жадным.
Скромнее надо быть!
- Сам ты козел, - обиделся будущий Президент и, поднявшись с
облезлого дивана, ушел кормить голубей.
Чем черт не шутит, может действительно станет Президентом?
Павел Асс
Псих
Это дежурство прошло на редкость спокойно, несмотря на то, что
Наполеон всю ночь требовал расстрела генерала Моро, а бедный
свихнувшийся Леший из лесов Тверской губернии бродил по коридорам
лечебницы и пытался вспомнить какое-то заклинание, которому его
научил в свое время сам Кащей Бессмертный. У старика Лешего был
склероз, и заклинание никак не вспоминалось.
Мы с Васей Самойловым любили дежурить в ночную смену.
Большинство психов спит, а ты сидишь себе спокойно, попиваешь чаек
или еще чего покрепче и играешь в подкидного. Ну, чем не жизнь?
Нет, бывали, конечно, казусы. Лаврентий Палыч однажды вдруг решил,
что пришла пора заклеймить нас, как врагов народа и шпионов
иностранных разведок, отломал ножку от стула и, пугая ею, хотел
конвоировать на Соловки. Когда его захотели связать, долго бегал
от нас по палатам, орал: "За Родину! За Сталина!", всех разбудил и
сломал дверь в туалете. Александр Матросов начал отстреливаться от
наступающих фашистов, Гастелло опять повел самолет на таран, в
общем, поднялся такой шум, что в пору было вызывать главврача и
роту санитаров. И ничего! Справились! Вася уложил связанного
Лаврика на кровать, заткнул ему пасть грязным носком Наполеона. Я
успокоил Матросова, заявив, что подарю ему завтра утром ракетную
установку, а Гастелло врезался в вражеский поезд и на время затих,
как мертвый.
В эту ночь мы пили пиво, купленное Васей накануне. Угостили
страдающего бессонницей Лешего, и тот пообещал, что когда вспомнит
свое грозное заклинание, то нам ничего плохого не сделает, а вот
главврача превратит в отвратительную жабу. Захмелев с непривычки,
лесной житель ударился в воспоминания о своих исторических
встречах с Кащеем, Бабой Ягой и Змеем Горынычем, причем о
последнем отзывался с особым уважением, так как тот, видимо, умел
соображать на троих сам с собой.
Вообще, в психушках сейчас весело работать. Вася высказал
теорию, что чем дальше мы идем по пути социализма, тем меньше у
нас становится иностранных психов. Под "иностранными" Вася понимал
тех, кто воображал себя кем-то нерусским. В данный момент у нас их
осталось всего три: Александр Македонский, Наполеон Бонапарт и
Галилео Галилей. Был еще американский президент Джимми Картер, но
когда он узнал, что его не оставили президентом на очередной срок,
обиделся и стал Юрием Гагариным, чудом спасшимся из терпящего
бедствие самолета. Великие полководцы прошлого в настоящем воюют в
шахматы, а Галилей кричит, что "она все-таки вертится, зараза!" и
смотрит по ночам на спутники Юпитера в самодельную подзорную
трубу, свернутую из газеты. Остальные наши клиенты - свои,
советские. Есть цари Иван Грозный и Николай-II, поэт Маяковский,
целых два Брежнева, которые никак не могут между собой
договориться, кто из них настоящий, а кто узурпатор. Короче, много
у нас достойных личностей. В соответствии с Васиной теорией,
родных советских психов становится все больше и больше.
Правда, пару дней назад поступил экземпляр, который не
укладывался в теорию моего приятеля - пришелец с далекой планеты
Хрум. На новичка сбежалась смотреть вся больница, хотя, честно
говоря смотреть было не на что. Обычный плюгавый гражданин, в
плохо сидящем советском пиджачке и коротких брючках. Как
рассказывал санитар Гоша, этот пришелец пытался прорваться в
Кремль, чтобы поговорить с правительством Советского Союза о том,
как сильно у нас в стране портят природу. Наивный! Будто в Кремле
об этом не знают! Знают! Просто всем плевать! Дальше милиционера у
Кремлевских ворот незадачливый инопланетянин не прошел, его
отвезли сначала на Лубянку, потом, как и следовало ожидать, к нам.
Мужичок размахивал руками и пытался втолковать ржущим санитарам и
главврачу, что он самый настоящий пришелец, что прилетел на
летающей тарелке.
Убедившись, что пришелец не собирается сильно буянить, главврач
решил смирительную рубашку на него не одевать, новичка поместили в
палату к Наполеону и забыли.
Итак, в эту ночь мы пили пиво. Очистив последнюю воблу и открыв
по последней бутылке, мы рассказали друг другу по бородатому
анекдоту, что не помешало нам весело поржать. И вдруг в коридор
вышел этот пришелец.
- Здравствуйте, - сказал он, прошлепав босиком к нашему
столику.
- Здравствуй, здравствуй, - ухмыльнулся Вася. - Не спится, что
ли? Или ты в анабиозе выспался?
- Да нет, - горько молвил инопланетный гость. - Я решил
покинуть вашу планету. Раз вы сами не хотите позаботиться о своей
экологии, что могу сделать я? К тому же, никто не верит, что я
прилетел из космоса. Даже психи смеются. Наполеон всерьез
советовал мне переквалифицироваться в генерала Моро, тогда он меня
сможет расстрелять.
- Да, - кивнул Вася. - Народ у нас недоверчивый. Пивка выпьешь?
- Спасибо, не пью.
- Каким же образом вы покинете нашу Землю? - поинтересовался я.
- Как и прилетел - на тарелке. Осталось, - пришелец глянул на
часы, - три минуты, и она за мной прилетит.
- А, - Вася допил пиво. - Ну, ну!
- Мне бы дверь открыть во двор, - попросил пришелец. - Не
хотелось бы у вас тут ничего ломать...
- Обрадовался! - возмутился Вася. - У нас тут и по коридору-то
нельзя по ночам ходить, а ему еще и во двор захотелось! А ну пошел
спать, псих долбанный!
Псих глянул на Васю, инопланетные глаза вдруг ярко вспыхнули на
какую-то долю секунды, здоровяк Вася сполз на пол и захрапел.
"В натуре, пришелец!" - не на шутку перепугался я.
- Пошли, - предложил пришелец и с ожиданием посмотрел на меня.
Я открыл дверь во двор и остолбенел. Мигая разноцветными
лампочками, перед зданием лечебницы стояла настоящая летающая
тарелка, прям как на картинке из фантастической книжки.
- Прощайте, - сказал космический гость. - Ваша цивилизация пока
не доросла до общения с собратьями по разуму. И, возможно, не
дорастет из-за вашего отношения к экологии. Засранцы вы, сами в
дерьме живете и все вокруг загадить стараетесь!
- Это не я, - шепотом произнес я. - Я даже не курю!
- Молодец, - похвалил пришелец. - К нам хочешь слетать?
- Куда к вам?
- На планету Хомм. У нас хорошо! Воздух чистый, птички поют!
- Спасибо, - я покачал головой. - Я уж как-нибудь... Привык я
тут...
- Зря, - пришелец отворил дверцу и залез в тарелку. - Ну,
бывай! Извини, если что не так!
- Это вы нас извините, - попросил я прощенья за всех землян. -
Вы к нам - с визитом, а мы вас - в психушку!
- Счастливо оставаться! - дверца захлопнулась, тарелка
стремительно взмыла в небо и исчезла.
Когда я утром все рассказывал главврачу, ни он, ни окружающие,
в том числе и Вася Самойлов, который, проспавшись, абсолютно
ничего не помнил, мне не поверили. Да я и сам бы себе не поверил,
если б выпил чуть-чуть побольше! После моего пятого пересказа
ночных событий в глазах главврача зажегся огонек профессионального
интереса.
- Похоже, у тебя крыша поехала, братец! - внушительно произнес
он. - Поместите-ка его к Наполеону...
И меня тоже определили в психи. Наполеон поинтересовался, не
генерал ли я, узнав, что не генерал, расстроился и не стал со мной
разговаривать. А я, махнув на все рукой, завалился спать, благо
санитары - свои ребята, знали, что я после ночной смены, - меня не
трогали.
Так я стал психом. Но, к счастью, не надолго.
Поздно ночью старик Леший наконец-то вспомнил свое заклинание!
Стены психиатрической лечебницы затряслись, пошли трещинами и со
зловещим треском начали рушиться на головы очередной ночной смены
санитаров. Леший стоял с поднятыми руками, над его головой
сверкали молнии, а в глазах светилось торжество справедливости.
Психи разбегались, кто куда.
Ушел и я, тем более, что оформить меня, как сумасшедшего, еще
не успели.
Работаю я теперь лесником. Ухаживаю за деревьями, защищаю
животных от разных ублюдков. Часто ко мне заходит старый Леший, и
мы, сидя за бутылочкой пивка, вспоминаем былое...
Может прилетит еще когда наш псих-пришелец. Не в Кремль ему
надо идти тогда, а к нам, в лес! Я так мыслю, мы сумеем
договориться!
Павел Асс
Рафик Харитонович
Рафик Харитонович - большой начальник. Он сидит в своем
кабинете, в мягком кресле, курит сигары "Сокол" и пьет
"Цинандали". Рафик Харитонович - сам как сокол. Гордо и строго
смотрят его прищуренные глаза.
Стук в дверь.
- Войдите! - разрешает Рафик Харитонович тем
изумительно-начальственным тоном, которым отличаются большие
начальники.
- Вай! Рафик Харитонович, дорогой! - восклицает вошедший,
бросаясь пожимать протянутую руку. - Уважаемый, родной, любимый!
Ты же мне совсем как брат!
- Да, да, - кивает важно Рафик Харитонович.
- Да какой там брат! - млеет от восторга посетитель. - Роднее
брата! Благодетель ты наш! Отец родной!
- Да, да...
- Дорогой, мне бы вот бумажку подписать...
- Да, да... А! Что?
- Бумажку...
- Какую такую бумажку?
- Вот...
- Слушай, дорогой, - проникновенно говорит Рафик Харитонович, -
мы же с тобой почти как братья... Ну, давай не будем ничего
подписывать!
- Но, Рафик Харитонович...
- Милый мой! Уважаемый! Ну, зачем тебе моя подпись? Мы же и так
как братья, а ты хочешь бюрократией все между нами испортить?
