принято не было. Потоптавшись на месте, Данилов побежал, потом подпрыгнул
и стал парить, как парил в юные годы. Но парение скоро наскучило, и он
пошел пешком. Куда он шел, он не знал. Шел, и все. Снова неопределенность
стала тяготить Данилова. Прогуливаться он уже не мог. Он желал теперь же
выйти на своих исследователей и судей и сказать им: "Нате, жрите, только
не томите понапрасну!"
В каком из Девяти Слоев он теперь находится, Данилов не знал. Может
быть, в Четвертом, Гостеприимства. А может быть, и вблизи Канцелярии от
Порядка. На привязи. И это только ему кажется, что он ходит и парит, на
самом деле он не ходит и не парит, а пребывает в состоянии козы,
привязанной веревкой к колышку.
Никаких примет здешних мест не обнаруживалось. Стояла сплошная
пустота. Но не черная, как в Колодце Ожидания, а желто-голубая. И ничто не
звучало. Но тут мимо Данилова, чуть ли не сбив его, с гиканьем промчался
на самокате толстый тип в панамке с мятыми краями. Тип был пожилой, но
толкался азартно, по-ребячьи, левой ногой, и самокат имел самодельный,
точно такой, какие московские мальчишки, в том числе и Данилов, мастерили
в сороковые годы - из досок и трех подшипников. Подшипники будто по
асфальту крутились - гремели и вышибали искры. Обогнав Данилова, метрах в
ста от него, тип остановился, погрозил Данилову пальцем, сказал,
сокрушаясь, но и с удовольствием: "Фу-ты ну-ты, шины сдуты!" - и укатил
дальше. Вскоре Данилов потерял его из виду. "Он знает, куда ехать, -
подумал Данилов. - Он спешил. Надо за ним и идти".
"А может быть, это Валентин Сергеевич? - тут же пришло соображение. -
А хоть бы и Валентин Сергеевич!" И все-таки Данилов был уверен в том, что
это не Валентин Сергеевич, а случайный проезжий. Этот дачный лихач в
панамке даже умилил Данилова, напомнив ему о забавах юных лет, и Данилов
не желал думать о нем ничего дурного. Может, он и самокатом-то наслаждался
впервые в жизни и свой облик, дачный и отеческий, принял ради него,
Данилова, сам же веками выглядел каким-нибудь кристаллическим стручком в
созвездии Дивных Тел. Случайным образом пересеклись их с Даниловым
жизненные дороги, вот и расстарался тот стручок, обернулся дачником и
надел панамку.
Тут надо заметить, что мир, который Данилов считал когда-то своим, а
теперь с некоей отчужденностью называл Девятью Слоями, обладал
поливариантностью. Мир этот мог иметь много выражений. И существа этого
мира могли не только преобразовываться и превращаться (то есть переходить
из одного состояния в другое), но и воплощаться. И стало быть, пребывать
сразу хоть бы и в ста различных состояниях, принимая самые подходящие для
случая облики.
Когда-то Земля была избрана для Девяти Слоев базовой планетой
(Данилов слышал о такой теории происхождения Девяти Слоев). Но с той поры
много воды утекло. Много дыма истаяло. Работниками Девяти Слоев были
освоены и другие цивилизации. Иные замечательные, но слишком грамотные.
Иные недоразвитые. Внедрились работники и в пустынные звездно-планетные
системы, где пока корчились и грелись лишь микроорганизмы, а то и просто
бушевали в одиночестве и самоедстве бездушные стихии. И движения
расплавленных или остывших веществ нельзя было оставлять без пригляда и
внимания. Хватало занятий и пространств. (Время же текло само по себе. А
может быть, и не текло. Впрочем, это не имело значения.) Земля по-прежнему
в хлопотах работников Девяти Слоев занимала важное место. Но и иная
микрокосмическая система на элементарной частице порой требовала больших
забот. А всякие туманности? Или сложности с двойными звездами? При этом
повсюду были свои понятия о смысле бытия, о способах выжить и устроить
цивилизацию, наконец, о том, что и как кушать и какие одежды носить. До
того в галактиках все было по-своему, до того странно и удивительно!
Работники Девяти Слоев старались усилить эту странность и удивительность,
прививая там и тут заблуждения. Но им, для того чтобы действовать с
толком, надо было знать тьму различных состояний и пребывать во всех
освоенных ими цивилизациях и в бездушных системах в надлежащем виде. В
общении с землянами и с личностями, занятыми делом лишь на Земле, вроде
Данилова, Девять Слоев и их обитатели воплощались в формы, известные
именно жителям Земли. Эти формы в Девяти Слоях и любили более всего
Сказывались давние, устойчивые моды на все земное. Тип на самокате -
возможно, на самом деле какой-нибудь кристаллический стручок из созвездия
Дивных Тел, - наверное, тоже был вызван из своей провинции и попал в
земной вариант Девяти Слоев. В этом варианте Валентин Сергеевич сидел
сейчас где-то мелким порученцем, похожим на тихого барышника с Птичьего
рынка или на артельного счетовода, но это не помешало бы его воплощению,
если бы была необходимость, скажем, сотрудничать с Кармадоном, объявиться
сейчас на планете Сонная Моль молибденовым телом. Впрочем, там ли теперь
Кармадон? Коли б знать...
Впереди что-то блеснуло. "Ба, да это же лифт!" - сообразил Данилов.
В Девяти Слоях проживали и постоянные обитатели, каким не было нужды
иметь воплощения в иных цивилизациях. Многие из них были заняты и земными
проблемами. Они-то, местные жители, и Данилов когда-то был в их числе, и
придумывали здесь и нормы приличия, и стили поведения, и просто мелкие
привычки. Из Слоя в Слой демоны всех статей могли перемещаться любыми
способами. Однако последние лет сто пользовались исключительно лифтом. И
лифт-то был тихий, такой ездил когда-то в гостинице "Астора" в
какой-нибудь Филадельфии, ходил он погромыхивая и покачиваясь. Но было в
нем много шику. Всякие металлические накладки на кабине и приемных
камерах, чудесные зеркала, медные виньетки, лилии из голубого фарфора над
зеркалами, кисти с помпонами из золотых нитей. И оставалась при нем
несомненная солидность.
Проезжий самокатчик то ли уже успел воспользоваться лифтом, то ли
укатил дальше.
Данилов нажал кнопку вызова.
Кабина приехала быстро, она поднималась снизу. "В каком же я слое? -
опять подумал Данилов. - Ясно лишь, что не в первом..." Ни с того ни с
сего на память пришло одно из посещений Клавдии Петровны и катание в лифте
ее дома румяного пирата Ростовцева. А вдруг и в этом лифте Ростовцев
катается?
Пока Данилов вспоминал Ростовцева, кабина лифта проехала мимо.
Данилов в возмущении и по привычке стал давить на кнопку вызова, но ничего
не достиг. Какие-то личности были в кабине, но кто они, Данилов не успел
разглядеть. Да и всех ли он знал в Девяти Слоях? Что же это - кнопка
испортилась или он, Данилов, был заперт здесь? Данилов опять нажал на
кнопку. Вскоре он услышал звук спускавшейся кабины, невидимые тросы гудели
и поскрипывали. "Неужели и эта не остановится?" - испугался Данилов.
Остановилась. Данилов, не раздумывая, устремился в пустую кабину, будто
опаздывал куда-то.
Испытывать судьбу он не стал - вдруг путь наверх ему заказан! - и
нажал на нижнюю кнопку.
В Первый Слой он вышел не сразу. Опять заробел.
Он полагал, что пробудет здесь недолго. Если его отсюда выпустят. Но
Данилов думал, что выпустят. Теперь, по кнопкам лифта, он знал, что его
койка с платяным шкафом помещаются в Четвертом Слое Гостеприимства. Он -
гость. То есть хотя бы вызванный просто по делу. Впрочем, Данилов не
обольщался. Мало ли где могли его разместить...
Ни навстречу Данилову, ни мимо него никто не шел. Сам он не был
намерен тревожить чьи-либо тени и сущности. Печальная мгла стыла всюду.
Данилову было не по себе. Следовало уезжать. И уж никак нельзя ему было
идти к памятному месту. А Данилов не смог побороть искушения. И пошел. В
том месте до сих пор был завал булыжников, битого цветного стекла и
изломанных декоративных костей. Данилов разгреб завал, перламутровая
пленка по-прежнему была здесь ободрана, и сквозь открытый бесценный
хрусталь нижней сферы Данилов увидел Большого Синего Быка.
Синий Бык стоял смирно, тихо шевелил губами, вздрагивали его верхние
веки, однажды дернулось правое ухо, будто на него село насекомое. Большой
Синий Бык всегда держал на своей спине Девять Слоев и должен был их
держать вечно. Знать о нем полагалось, смотреть на него было запрещено.
Однако в юности Данилов из любопытства и озорства нарушал запреты
(повзрослев, узнал, что нарушение иных запретов поощряется). Но запрет на
Большого Быка был слишком серьезный. Именно своей серьезностью он и
подтолкнул Данилова к рискованной проказе. Данилов прослышал, что в
нескольких местах перламутровая пленка, покрывавшая изнутри нижнюю
хрустальную сферу, обшелушилась, и там сквозь хрусталь - видно. Данилов,
бедовая голова, проник в одно из тех мест, здесь не только облетела
перламутровая пленка, но и была в хрустале трещина, чуть ли не щель. Ее
даже не заделали, а просто завалили камнями, битым стеклом и декоративными
костями. Тогда Данилов и увидел Большого Синего Быка. Бык стоял на самом
деле великий, но Данилов по молодости лет был разочарован: "Ну, стоит, ну,
держит, ну и что?" Однако потом вспоминал о Быке с уважением. Теперь
Данилов чувствовал, что не одни лишь воспоминания о юношеской проказе
привели его сюда. И нечто другое... Щель до сих пор так и не заделали,
перламутровую пленку не подклеили. Оставили завал. Данилов стоял и смотрел
на Быка. На спине Быка под жесткой и свежей еще шерстью вздрогнули
мускулы, какое-то усилие почуял Данилов, возможно, спина животного
чесалась. "Бедняга!" - подумал Данилов. В завале он отыскал обломок кости
потоньше и подлиннее, сунул его в трещину, достал до спины Быка, почесал
ее. Веки животного поднялись, видимый Данилову глаз показался ему
благодарным, он просил: "Еще!" Данилов долго почесывал обломком кости
Быка. Наконец веко Большого Быка опустилось, и Данилов понял: "Хватит".
Данилов сдвинул камни, стекло и кости, пошел к лифту. По дороге подумал:
"А Кармадон-то? Неужели на Земле он хотел побыть синим быком именно из-за
этого. Большого, который держит на себе Девять Слоев? Как мне раньше не
пришло в голову! Но зачем Кармадону это?.. А зачем тебе твоя музыка..."
37
В лифте Данилов нажал кнопку Второго Слоя. Во Втором Слое
квартировали увечные воины.
Теперь Данилов был спокойнее и разглядел в кабине новинку -
кондиционер. В лифте никогда не было ни душно, ни холодно, а вот на тебе -
взяли и поставили.
И во Второй Слой Данилов вышел не без робости. Какая надобность была
здесь в нем? Виды во Втором Слое были живописные. Ароматы обтекали
Данилова изумительные. Сюда не проникали ни звуки, ни запахи из складских
помещений Первого Слоя, где содержались в мучениях или весельях уловленные
души. Здесь, в местах, отведенных обществу, происходило гуляние, как в
каком-нибудь Баден-Бадене. Всюду были выведенные линейкой или шнуром
боскетные городки, прелестные трельяжные беседки с розетками и гирляндами,
зеленые тоннели аллей берсо, фонтаны с золочеными драконами, их струи
рассыпались жемчугами. Меж ними и прогуливались отдыхающие. Когда-то -
особенно в пору, называемую на Земле средневековьем, - иные из них
выглядели страшилищами. Теперь на них - не на всех, конечно, и тут
встречались своего рода хиппачи, а то и просто неряхи, - приятно было
смотреть. То ли нравы облагораживались, то ли сильнее и устойчивее
действовали людские моды. К тому же теперь на службе уродами имело смысл
лишь пугать детей либо являться в страшных снах. Но во Втором Слое не было
