нужды работать, а своих-то и на отдыхе - что пугать?
В безделье - вполне оправданном - в виноградных и миртовых зарослях,
под сенью струй, демоны бродили, летали, ползали, волочили ноги, играли в
кости и дверные ручки, перебивали обухом плеть, являлись приятелям духами,
курили ядовитые травы, гадали. В этой местности Второго Слоя отдыхали
демоны низших статей, в крайнем случае - средних. Были меж ними бойцы,
лицедеи и пройдохи, попали сюда, несомненно, и кровопийцы, и мародеры.
Данилов прошелся аллеями, побродил вдоль боскетов. Встретились ему
некоторые знакомые старички, притомившиеся на службе, в частности
лицейские преподаватели из младших групп. Встретились и демоны помоложе,
ставшие инвалидами в горячих хлопотах. Встретились и калеки умственного
труда. И просто лодыри, сбежавшие от деловых забот раньше срока. Данилов
вступал с ними в беседы, говорил о том о сем. О назначении ему времени "Ч"
здесь не знали. Но не тихие разговоры, не местные кущи занимали Данилова.
Ему хотелось узнать что-либо о Кармадоне. Или увидеть Синезуда.
С судьбой Кармадона Данилов отчасти связывал теперь свою судьбу.
Демон-стрелок Синезуд мог рассказать ему о несчастном домовом Беке
Леоновиче. Он, Данилов, вверг Бека Леоновича в пучину (или в черную
дыру?), и надо было узнать, есть ли шансы (и в нынешней ситуации)
возвратить Бека Леоновича в Останкино. Но Синезуда Данилов не встретил.
Эти ветераны, хоть и были вольные птицы, квартировали в каморках
(правда, довольно просторных). Аса со спецзаданием искать среди них было
бы бессмысленно. (Да и зачем искать-то? Данилов, увидев Кармадона, все
равно бы не подошел к нему. Но вот искал.) И Данилов отправился дальше,
туда, где позволялось селиться личностям значительным. Но теперь уже
отдыхающим. Или поверженным. Или разочарованным. Или обессиленным
познаньем. Эти отдыхающие имели просторы, свои пастбища и замки, горные
хребты и водопады, свои коралловые острова, вулканы, долины гейзеров.
Разочарованные просто скучали, как Манфред, на базальтовых плато, куда с
трудом поднимались угрюмые горные козлы. Или в сырых пещерах, где глухо
капало со сталактитов. Уставшие ветераны и калеки, вспоминая молодые годы,
иногда устраивали в своих усадьбах землетрясения, холерные эпидемии,
взрывы пороховых погребов. Порой заходили к соседям сыграть в лото или
выпить арабского вина. Некоторые просто дремали, в бочках или стеклянных
сосудах. Места и тут были живописные. Данилов, не вторгаясь ни в чьи
пределы, - да и кто бы позволил ему вторгаться! - не перелетев ни через
чей частокол, обтянутый металлической мелкой сеткой, или же частокол чисто
духовный, выяснил, что Кармадон во Втором Слое участка не получил. На
всякий случай Данилов как бы праздным странником пронесся мимо места
уединения внучатого дяди Кармадона - Мефистофеля. Дядя имел хижину
пустынника, впрочем, в три этажа и вполне современных линий. Теперь дядя
стоял возле крыльца своего жилища в фермерском комбинезоне и из
алюминиевого таза горстями разбрасывал просо калифорнийским петухам.
Аккуратные грядки чертополоха, куриной слепоты, бледных поганок указывали
на то, что дядя Кармадона увлекается огородничеством. Это было
трогательно. Но не ради грядок Данилов заглядывал на участок дяди. А
Кармадон у дяди не гостил.
Оглядев напоследок войнов, Данилов вздохнул и отлетел к дверям лифта.
В лифте он нажал седьмую кнопку.
Нажал, не подумав. Седьмой Слой назывался Слоем Удовольствий, и ему
ли, Данилову, было являться сейчас на балы и банкеты? Да и прилично ли он
был одет для Седьмого Слоя? Но что теперь делать! Нажал кнопку и нажал. Не
то чтобы в некотором кураже находился сейчас Данилов, но все же он явно
храбрился, чуть ли не вызов бросал кому-то. Или, может быть, просто своему
положению. Данилов ехал, нервничал, вспоминал, каким он являлся в Седьмой
Слой Удовольствий в юные годы.
Тогда он был удачливым повесой, ему прощалось многое. Какими глазами
глядели на него дамы! И в них играла кровь, и в нем. Впрочем, сам Данилов
не слишком давал разгораться душевному пламени и не искал покровительства
пусть и прелестных дам. Он был горд и самостоятелен. Было время, он служил
в Седьмом Слое, устраивал там фейерверки, играл на лютне чувственные
пьесы, танцевал на балах. Коли б он остался на службе при Седьмом Слое в
Канцелярии от Наслаждений, разве нашелся бы нынче повод назначать ему
время "Ч"?
Но тогда бы Данилов не попал на Землю. А о том, что он попал на
Землю, Данилов жалеть не мог.
В Седьмом Слое было удивительно тихо. И свет был тусклый. Странные
звуки раздавались вдалеке, однако они не имели никакого отношения к
музыке. Звуки были деревянные и тряпичные. Будто где-то сдвигали мебель и
мокрой шваброй терли пол. Буйствам, гуляниям, танцам и фейерверкам
полагалось происходить здесь вечером и ночью. Но, может быть, стрелки
ходиков с кукушкой находились вовсе не там, где им следовало бы
находиться? По ощущениям Данилова дело шло к ужину, а здесь, скорее всего,
протекало утро. "Надо перестраиваться", - решил Данилов.
Однако все равно. Утро утром. Пусть не гремят оркестры, не шуршат
платья по паркетам. Но ведь тяжелым головам и подорванным организмам
именно по утрам и необходимо решительное облегчение. Им нужен спасительный
рассол! Живительная влага! В прежнюю пору всегда по утрам здесь
открывались траттории, бистро и сосисочные. И голову можно было окунуть
хоть в жбан со змеиными настойками, хоть в бочку с пивом.
А сейчас никакая жидкость поблизости не лилась и не булькала, ни одна
буфетчица нигде не бранила иззябших натур и не ласкала их словом.
Но Данилов, пожалуй, был рад пустыне Седьмого Слоя. Теперь он
понимал, что был не готов к появлению здесь в разгар веселий. Со сложными
чувствами Данилов думал о возможности встречи с Анастасией. Анастасия была
ему приятна, но, наверное, он побоялся бы теперь взглянуть ей в глаза. А
ведь раньше земное в их отношениях не бралось в расчет. Прекрасная же
Химеко, полагал Данилов, в Седьмом Слое вряд ли бы появилась. Она и прежде
заглядывала сюда редко. И все же Данилов испытывал некоторое беспокойство
оттого, что ни один знакомый, ни тем более Анастасия и Химеко, существа
ему не безразличные, даже и не попытались пока войти с ним в контакт. А
ведь он уже давно впал в демоническое состояние, и, стало быть, по
правилам договора, контакт был дозволен.
- Слушай, парень, - услышал Данилов хриплый голос. - Где здесь это?
Данилов обернулся. Лохматый, с трудом продиравший глаза демон стоял
перед ним. Был он весь плюшевый, не то чтобы нацепил на себя плюшевое
платье, нет, ходил именно с плюшевым телом, и ничего неприличного в этом
теле не было. В страданиях пребывал он теперь, но, видно, жила в нем и
надежда на освобождение от этих страданий.
- Что - это? - спросил Данилов. И сразу же подумал, что спросил зря.
То есть, конечно, собеседник мог иметь в виду туалет Но все же вернее
было предположить, что его мучает иная нужда.
- Вон там, - указал Данилов в направлении, где раньше по утрам
бушевали опохмельные.
Плюшевый демон улетел. Данилов хотел было последовать за ним. Однако
плюшевый тут же вернулся. Он негодовал.
То ли на Данилова, то ли на увиденное им. Вскрикивая, махая руками и
крыльями, он сунул Данилову какую-то безобразную картонную табличку,
сплюнул и исчез с гневным электрическим звуком. На табличке в восемнадцати
смыслах значилось: "Санитарное время". "Ага, - сообразил Данилов, - стало
быть, здесь ничего странного нет, а просто новые затеи". На всякий случай
Данилов ринулся в опохмельные места. Нет, там на самом деле всюду висели
таблички санитарного времени. "Когда же они ввели-то?" - удивился Данилов.
Тут он подумал о том, что не знает о многих здешних новостях. Ну хотя бы и
о мелочах - о кондиционере в лифте или вот о санитарном времени, а ведь
когда-то он во все в Девяти Слоях с охотой совал нос, все ему было
интересно. "Какие они чистюли стали..." И он опять отметил, что называет
здешних обитателей "они", как бы отстраняя себя от жизни Девяти Слоев.
Плохо это было для него или хорошо, Данилов не знал.
Не спеша Данилов обошел знакомые места Седьмого Слоя, улыбку умиления
не раз вызывала его память. Однако и ирония взрослого была тут как тут.
Скучно здесь было сейчас. Лишь где-то стукали ведра об пол, и тряпки терли
паркеты, линолеумы и флорентийские мозаики. Может быть, и Валентин
Сергеевич в усердии поблизости скоблил пол. Но в памяти Данилова то и дело
возникали чудесные картины, он видел себя юношей, вот здесь он играл на
лютне, вот здесь он раскладывал звездчатые ракеты для фейерверков "Черный
цилиндр" и соединял их шнуром, вот здесь в беседке говорил пустые, но
горячие слова голубой прелестнице, а та смеялась и покачивала
перламутровым веером. Впрочем, что было теперь умиляться, вспоминая о
наивных и легких радостях... Старым чувствовал себя в Седьмом Слое
Данилов. "Но, может быть, - подумал Данилов, - не столько я постарел,
сколько я здесь стал чужой?" И в том, что при его появлении в Слое
Удовольствий случилось санитарное время, Данилов усматривал теперь некий
знак. Прежде здешний мир по отношению к нему был куда гостеприимнее.
Впрочем, чему удивляться-то!
"Интересно, - пришло в голову Данилову, - и зоопарк нынче закрыт?"
Когда-то Данилов любил отдыхать в зоопарке. В нем содержались твари,
вымершие на Земле. Коллекция зоопарка то и дело пополнялась, территорию он
имел обширную, но часто возникали разговоры о том, что парку следует
отвести большие просторы. Ожидалось, что скоро сюда переберутся с Земли
очень многие звери, птицы, рыбы и насекомые. Как, скажем, приплыла из волн
Тихого океана в здешние водоемы простодушная стеллерова корова. Ни клеток,
ни оград с зубьями и башнями в парке не было. Обитатели паслись,
резвились, кушали кому кого полагалось, отстаивали свое существование в
естественных природных обстоятельствах.
Зоопарк был открыт.
Данилов пробыл в Зоологическом саду недолго. Все его тянуло к своей
постели и платяному шкафу. Будто там его ожидало какое-либо письменное
распоряжение. Да и пить хотелось. В парке было два заведения с напитками.
И по всему чувствовалось, что нынче они работали. Но на одном из них
висела бумага со словами: "Только что ушла на базу", другое было покинуто
без объяснений. "Прежде порядки были строже!" - подумал Данилов с
возмущением.
Снова он поглядел на плавающих ящеров, на динозавров, на мамонтов, на
драконов, которые не оставили людям даже костей для исследований, а попали
лишь в мифы и легенды. Все они были живые, резвые и вряд ли имели понятие,
что на Земле они вымерли. В их движениях, полетах и прыжках была своя
мелодия, забытая в Солнечной системе. Но и эти животные, многие
подробности которых Данилов уже не помнил, не надолго отвлекли его от
тревожных мыслей. Даже знакомый единорог - Данилов в детстве звал его
Клеонтом, - увидевший Данилова, обрадовавшийся ему, и тот Данилова
развеселил лишь на минуту. Данилов быстро ушел от Клеонта, а тот
расстроился, взревел, задрав рог, бил по грунту копытами. "Не хватало мне
тут еще расчувствоваться", - проворчал Данилов.
38
Данилов вернулся в Четвертый Слой. Ничто здесь не изменилось. Данилов
заглянул в платяной шкаф. Все его земные вещи были на месте. "Ну и ладно",
- сказал Данилов. Налил в стакан из графина, жидкость опять показалась
