благодетельствующий и прощающий, и нелживый; от него
представление, что невывернутый лучше, чем вправленный; и еще,
никогда не казалось, что он свысока смотрит на кого-нибудь, но
никто не осмелился бы признать себя лучше его; и какая
обходительность.
16. От отца нестроптивость, неколебимое пребывание в том,
что было обдумано и решено; нетщеславие в отношении так
называемых почестей; трудолюбие и выносливость; выслушивание
тех, кто может предложить что-либо на общую пользу, и
неуклонность при воздаянии каждому по его достоинству, умение,
когда нужно, напрячься или расслабиться; как он положил предел
тому, что связано с любовью к мальчикам; всепонимание и
разрешение друзьям даже трапезу с ним не делить, не только что
не выезжать с ним в дальний путь - всегда оставался прежним с
теми, кто был чем-нибудь задержан. Во время совещаний
расследование тщательное и притом до конца, без спешки
закончить дело, довольствуясь теми представлениями, что под
рукой; дружил бережно - без безумства и без пресыщения;
самодостаточность во всем, веселость лица; предвидение издалека
и обдумывание наперед даже мелочей, притом без театральности; и
как ограничил возгласы и всяческую лесть; всегда он на страже
того, что необходимо для державы; и при общественных затратах,
словно казначей, бережлив; и решимость перед обвинениями во
всех таких вещах; а еще то, что и к богам без суеверия, и к
народу без желания как-нибудь угодить, слиться с толпою: нет,
трезвость во всем, устойчивость, и без этого невежества, без
новшеств. Тем, что делает жизнь более благоустроенной, если по
случаю что-нибудь такое было в избытке, пользовался, без
ослепления, как и без оправданий, так что покуда есть - брал
непринужденно, а нет - не нуждался. И то, что никто о нем не
мог сказать, будто он софист, что доморощенный, что ученый, нет
- муж зрелый, совершенный, чуждый лести, способный постоять и
за свое, и за чужое. Кроме того, уважая подлинно
философствующих, прочих не бранил, но уж и не поддавался им; а
еще его общительность и любезность без пресыщения; и забота о
своем теле с умеренностью - не из жизнелюбия или для того,
чтобы красоваться, но и без небрежения, а с тем, чтобы
благодаря собственной заботе как можно меньше нуждаться во
врачебной, в лекарствах или наружных припарках. А особенно то,
что он был независтлив и уступчив к тем, кто в каком-нибудь
деле набрал силу - в слоге, скажем, или в законах осведомлен,
нравах, еще в чем-нибудь - таким он ревностно содействовал,
чтобы каждый был прославлен тем, в чем превосходит других.
Делая все по заветам отцов, он даже и то не выставлял напоказ,
что вот по заветам отцов поступает. А еще то, что не
перекидывался, не метался, а держался одних и тех же мест и тех
же дел. А еще, что после острых приступов головной боли он,
снова молодой и цветущий, был при обычных занятиях, и что не
много было у него тайн, а совсем мало и редко, притом всегда в
связи с государственными делами; при устроении зрелищ и
сооружении построек, при раздачах и тому подобном
внимательность и размеренность человека, вперившего взгляд в
самое то, что должно быть сделано, без мысли о славе, которая
от этого произойдет. Hе из тех, кто купается не вовремя, вечно
украшает дом или выдумывает какие-нибудь блюда, ткани,
расцветку одежды, печется, чтобы люди его были все как на
подбор. Одежда, в которой он из Лория возвращался в город, и
многое, что случалось в Ланувии; как он обошелся в Тускуле с
извиняющимся откупщиком, и прочее в этом духе. Hичего резкого,
не говорю уж беззастенчивого или буйного; никогда он не был что
называется "весь в поту" - нет, все обдуманно, по порядку и
будто на досуге, невозмутимо, стройно, сильно, внутренне
согласно. К нему подойдет, пожалуй, то, что рассказывают о
Сократе, который мог равно воздерживаться или вкусить там, где
многие и в воздержании бессильны, и в наслаждении безудержны. А
вот иметь силу на это, да еще терпеть и хранить трезвость как в
том, так и в другом - это свойство человека со сдержанной и
неодолимой душой, какую он явил во время болезни Максима.
17. От богов! получил я хороших дедов, хороших родителей,
хорошую сестру, хороших учителей, домашних, родных, друзей -
все почти. И что никому из них я по опрометчивости не сделал
чего дурного - это при душевном складе, от которого мог я при
случае что-нибудь такое сделать, - благодеяние богов, что не
вышло стечения обстоятельств, которое меня бы изобличило. И то,
что я не воспитывался дольше у наложницы деда, и что сберег
юность свою, и не стал мужчиной до поры, но еще и прихватил
этого времени. Что оказался в подчинении у принцепса и отца,
отнявшего у меня всякое самоослепление и приведшего к мысли,
что можно, живя во дворце, не нуждаться в телохранителях, в
одеждах расшитых, в факелах и всех этих изваяниях и прочем
таком треске; что можно выглядеть почти так же, как обыватели,
не обнаруживая при этом приниженности или же легкомыслия в
государственных делах, требующих властности. Что брат у меня
был такой, который своим нравом мог побудить меня позаботиться
о самом себе, а вместе радовал меня уважением и теплотой; что
дети рождались здоровые и не уродливые телом. И что не пробился
я далеко в риторических, пиитических и прочих занятиях, на
которых я, пожалуй, и задержался бы, если бы почувствовал, что
легко продвигаюсь на этом пути. Что успел я моих воспитателей
окружить тем почетом, о каком, казалось мне, каждый мечтал, а
не откладывал, полагаясь на то, что они еще не стары и что
попозже сделаю это. Что узнал Аполлония, Рустика, Максима. Что
явственно и нередко являлось мне представление о жизни в
согласии с природой, так что, поскольку это от богов зависит и
даяний оттуда, от их поддержки или подсказки, ничто мне не
мешало уже по природе жить, и если меня не хватает на это, так
виной этому я сам и то, что не берег божественные знаменья и
чуть ли не наставления. Что тело мое столько времени
выдерживало такую жизнь. Что не тронул ни Бенедикты, ни
Феодота, да и потом выздоравливал от любовной страсти. Что
досадуя часто на Рустика, я не сделал ничего лишнего, в чем
потом раскаивался бы. Что мать, которой предстояло умереть
молодой, со мною прожила последние свои годы. Что всякий раз,
когда я хотел поддержать бедствующего или нуждающегося в
чем-нибудь, никогда я не слышал, что у меня нет средств для
этого; и что самому мне не выпадала надобность у другого
что-нибудь брать. И что жена моя - сама податливость, и
сколько приветливости, неприхотливости. Что у детей довольно
было хороших воспитателей. Что в сновидениях дарована мне была
помощь, не в последнюю очередь против кровохарканья и
головокружений, и как это поможет в Кайете. И что, возмечтав о
философии, не попал я на софиста какого-нибудь и не засел с
какими-нибудь сочинителями да за разбор силлогизмов; и не
занялся внеземными явлениями. Ибо все это "в богах имеет нужду
и в судьбе".
ВТОРАЯ КHИГА
Писано в области квадов близ Грана.
1. С утра говорить себе наперед: встречусь с суетным, с
неблагодарным, дерзким, с хитрецом, с алчным, необщественным.
Все это произошло с ними по неведению добра и зла. А я усмотрел
в природе добра, что оно прекрасно, а в природе зла, что оно
постыдно, а еще в природе погрешающего, что он родствен мне -
не по крови и семени, а причастностью к разуму и божественному
наделу. И что ни от кого из них не могу я потерпеть вреда -
ведь в постыдное никто меня не ввергает. а на родственного не
могу же я сердиться или держаться в стороне от него, раз мы
родились для общего дела, как ноги и руки, как ресницы, как
верхний ряд зубов и ряд нижний. Так вот: противодействовать
другому противно природе, а негодовать и отвращаться - это
противодействие.
2. Что бы я ни был такое - все это плоть, дыханье и
ведущее. Брось книги, не дергайся - не дано. Hет, как если б
ты уже умирал, пренебреги плотью; она грязь, кости, кровянистая
ткань, сплетение жил, вен, протоков. Посмотри и на дыханье: что
оно такое? дуновение, да и не постоянное, а то изрыгаемое, то
заглатываемое вновь. Hу а третье - ведущее. Так сообрази вот
что: ты уже стар; не позволяй ему и дальше рабствовать и дальше
дергаться в необщественных устремлениях, а перед судьбой и
дальше томиться настоящим или погружаться в грядущее.
3. Что от богов, полно промысла; что от случая - тоже не
против природы или увязано и сплетено с тем, чем управляет
промысл. Все течет - оттуда; и тут же неизбежность и польза
того мирового целого, которого ты часть. А всякой части природы
хорошо то, что приносит природа целого и что ту сохраняет.
Сохраняют же мир превращения, будь то первостихий или же их
соединений. Прими это за основоположения, и довольно с тебя. А
жажду книжную брось и умри не ропща, а кротко, подлинно и
сердечно благодарный богам.
4. Помни, с каких пор ты откладываешь это и сколько уже
раз, получив от богов отсрочку, ты не воспользовался ею. А пора
уж тебе понять, какого мира ты часть и какого мироправителя
истечение, и очерчен у тебя предел времени; потратишь его,
чтобы так и не просветлиться душой - оно уйдет, ты уйдешь, и
уж не придется больше.
5. С мужеской, с римской твердостью помышляй всякий час,
чтобы делать то, что в руках у тебя, с надежной и ненарочитой
значительностью, приветливо, благородно, справедливо, доставив
себе досуг от всех прочих представлений. А доставишь, если
станешь делать всякое дело будто последнее в жизни, удалившись
от всего случайного и не отвращаясь под влиянием страсти от
решающего разума, вдали от притворства, себялюбия, неприятия
сопутствующих решений судьбы. Видишь, сколь немногим овладев,
можно повести благотекущую и богоподобную жизнь - ведь и боги
ничего больше не потребуют от того, кто это соблюдает.
6. Глумись, глумись над собой, душа, только знай, у тебя
уж не будет случая почтить себя, потому что у каждого жизнь -
и все. Та, что у тебя, - почти уже пройдена, а ты не
совестилась перед собою и в душе других отыскивала благую свою
участь.
7. Дергает тебя что-нибудь вторгающееся извне? - Hу так
дай себе досуг на то, чтобы узнать вновь что-нибудь хорошее,
брось юлой вертеться. Правда же, остерегаться надо и другого
оборота: ведь глупец и тот, кто деянием заполнил жизнь до
изнеможения, а цели-то, куда направить все устремление, да
разом и представление, не имеет.
8. Hе скоро приметишь злосчастного от невнимания к тому,
что происходит в душе другого; а те, кто не осознает движений
собственной души, на злосчастие обречены.
9. О том всегда помнить, какова природа целого и какова
моя, и как эта относится к той, и какой частью какого целого
является, а еще что никого нет, кто воспрещал бы и делать, и
говорить всегда сообразно природе, частью которой являешься.
10. Сравнивая погрешения, Феофраст хоть и делает это
сравнение по-обыденному, однако по-философски утверждает, что
проступки, допущенные из вожделения, тяжелее тех, что от гнева.
Разве не явственно. что разгневанный отвращается от разума с
некой печалью, втайне сжимаясь; тот же, кто погрешает из
вожделения, сдавшись наслаждению, представляется как бы более
распущенным и вместе расслабленным в своих погрешениях. Так что
правильно и достойно философии он утверждал, что погрешения,
совершенные в наслаждениях, заслуживают более тяжкого
