По всему лагерю горели костры.
А Куш-тэнгри так и не вернулся.
Я спросил у подвернувшейся Кунды Вонг, почему не тронулось с места
временное стойбище женщин, детей и стариков, что было за юго-западными
холмами.
- Зачем? - удивилась Кунда. - Кому они нужны? Тургаудам? В случае
чего их и потом можно будет вырезать... после нас.
Я накричал на Кунду, обозвав ее глупой саблей, и с удивлением
заметил, что ей стало легче. Вскоре я услышал, как Кунда в свою очередь
кричит на кого-то, обзывая его глупым мечом и обвиняя в малодушии.
Я невесело улыбнулся, прилег на колени к Чэну, ткнувшись гардой в
Обломка - и мы стали ждать.
28
Всю ночь в нашем лагере происходила некая перестановка - не слишком
шумная, но достаточно заметная. Ею по-прежнему руководили Но-дачи с
Асахиро, и мы не вмешивались, хотя прекрасно понимали, что в случае штурма
любые приготовления лишь ненадолго отдалят трагический финал. Думаю, что
тот же Но понимал это не хуже меня - только что-то делать, наверное, было
все же лучше, чем просто сидеть и ждать, как мы с Чэном.
...Постепенно Я-Чэн начал проваливаться в туманное забытье - полусон,
полубодрствование, похожее на провидческий транс. Мы уходили в какой-то
свой внутренний мир, медленно соскальзывая туда сквозь редеющую завесу
багрового тумана, и туман светлел, рассеивался, и проступавший сквозь него
мир был прекрасен - в нем не было ни Шулмы, ни Кабира, ни Джамухи с
Чинкуэдой; в мире этом не было и нас с Чэном - и над землей занималась
заря...
...Заря. Вернувшись в негостеприимную реальность, мы огляделись
вокруг. В предутренней дымке смутно темнели очертания окружавших нас
перевернутых повозок, за которыми расположились шулмусы ("Наши шулмусы", -
невесело подумал Я-Чэн), и у многих была та вещь, которая звалась луком, а
на боку висели большие ножны со стрелами.
Ножны назывались "колчанами".
Подготовились, значит... о Творец, если бы нас было хоть раз в пять
больше!..
Светало довольно быстро - вот уже из зябкой пелены родились пологие
склоны ближних холмов; туман отступал, почти как во сне, но не уходил до
конца, и лишь вокруг священного водоема тумана, на удивление, не было
вообще...
Я вновь глянул на северные холмы - и увидел, как их вершины внезапно
ощетинились колышущейся гривой конного строя.
- Сейчас начнется, - очень спокойно и как-то бесцветно сказали в один
голос Но-дачи и Асахиро.
И шулмусы за повозками зашевелились, доставая из колчанов стрелы и
накладывая их на тетиву.
Грива на холмах выросла, уплотнилась, вздыбилась - и замерла.
Они почему-то медлили. Вокруг посветлело, туман уже практически
рассеялся, и в конном строю на вершинах холмов стало заметно некоторое
замешательство. Местами пряди этой живой гривы перепутались, переплелись,
несколько крохотных всадников отделились от строя и поскакали влево и
назад, скрывшись из виду.
"Кончали бы скорее..." - отстраненно подумал я.
Скорее не получалось. Тем более, что у северо-западных и
северо-восточных холмов тоже стала прорастать грива. Только грива эта была
гораздо более неровной, нечесаной и всклокоченной.
Зато она была гуще. Куда гуще первоначальной!
Туда-сюда замельтешили гонцы-муравьи.
- А вон наши, - неожиданно заметил один из шулмусов.
Чэн шагнул к говорившему и увидел, что это - молодой маалей.
- Кто - ваши?
- Ну, бывшие наши, - поправился шулмус. - Дети Маала. Да вон же
бунчук наш! - и он указал рукой в сторону одного из холмов.
Шулмус явно не жаловался на зрение - различить на таком расстоянии,
кто есть кто...
- Ясное дело, - продолжил остроглазый, - в ставку приехали, а
гурхана-то и нет. Где гурхан - спроси у ветра. Назад повернули - так и
обоза нет! А степь-то слухами полнится... Куда скакать? К священному
водоему. Вот и прискакали...
- Небось ваши маалеи не умнее других, - перебил его шулмус постарше,
из ориджитов. - Вон сколько понаехало... слева локры в лисьих малахаях,
справа не разобрать кто, но похоже на хурулов...
"Маалеи, - подумал я. - Те, которых ограбили Гвениль с Махайрой. Ну
что ж, долго думать, на чьей они стороне, не приходится. Да и не одни они.
Теперь и боя не будет. Просто затопчут нас - и дело с концом."
Однако шулмусы почему-то заметно повеселели и ожили. Я еще мог с
трудом понять маалеев, но ориджиты?!. А Диким Лезвиям, похоже, было все
равно, с кем драться, несмотря на мудрые заповеди Пресветлого Меча и
пророка Ковыряги - лишь бы драться! Тем более, что сам Пресветлый с
Ближними и пророком был с ними.
Наши сомнения частично рассеяла подошедшая Фариза.
- Священный водоем, - рассмеялась она в ответ на наше недоумение, -
единственная святыня Шулмы. Здесь никогда не проливалась кровь. И если для
тургаудов нет ничего превыше приказа гурхана - первого в воинской доблести
- то для остальных это будет осквернением святыни - на чьей бы стороне они
ни были. Не думаю, что Восьмирукий осмелится штурмовать нас на глазах у
своих подданных...
Холмы кишели людьми и лошадьми, метались юркие гонцы, и с каждым
мгновением правота Фаризы становилась все более очевидной. Я понял, что
судьба, расщедрившись, дарит Мне-Чэну давно припасенный подарок.
Поединок.
Поединок Асмохат-та и Джамухи Восьмирукого; поединок Чинкуэды, Змеи
Шэн, и Мэйланьского Единорога.
Решайся, Пресветлый Меч!
Если мы при всех вызовем их на бой - мерило воинской доблести - они
не смогут отказаться. На этом держится их власть. И публично потерять лицо
они не осмелятся...
Так почему Я-Чэн медлю? Почему не выхожу за круг повозок и не бросаю
вызов? Почему?!
Потому что я знаю, чем это закончится. Я видел это. Я не хочу
убивать. Не хочу убивать! Не хочу!.. И поэтому медлю, оттягиваю, как могу,
тот миг, после которого уже не будет пути назад - и мои соратники с
недоумением косятся в мою сторону. "Иди же! - говорят их глаза и клинки. -
Иди и убей! Ты же можешь! Разруби одним ударом безумный узел этого утра!
Победителей не судят! Убей!.."
И пока я медлю, строй тургаудов опять смыкается, взлохмаченная грива
союзников и подданных Джамухи редеет, оттягиваясь назад, за пределы
видимости... но делает это очень медленно и неохотно. Ну да, с одной
стороны - гурхан и его приказ, а с другой - даже гурхан не должен бы
запрещать приходить сюда, дабы поклониться... Конечно, не должен - но
очевидцы очень мешают горячему Джамухе, и он тоже понимает, что
победителей не судят!..
Еще бы он не понимал - ведь это одна из главных заповедей истины
Батин!
Время, время! Оно уходит, но еще не ушло совсем - время бросить
вызов, время убить - и время даровать жизнь многим, поверившим мне; время
открыть дорогу великому будущему...
Ах, как красиво все это звучит!
Оно уходит, наше время, уходит, не спросясь, вместе с удаляющимися
всадниками... оно уже почти вышло, наше время, но именно "почти" - потому
что всадники перестают удаляться, они останавливаются, и вместе с ними
останавливается время, оно зависает на невидимой нити, нить эта все
растягивается и растягивается, грозя лопнуть... а потом нить резко
сокращается, и всадники поворачивают обратно, к нам, и время снова
начинает нестись вскачь...
Но, кажется, тоже в обратную сторону.
Потому что Я-Чэн слышу топот, но по непонятным причинам он звучит
позади меня - приближающийся топот конских копыт, чьи-то радостные крики,
бряцание сбруи...
Чэн-Я оборачиваюсь - и вижу, как от южных холмов к нам во весь опор
несутся четверо конных, а Асахиро с Фальгримом и Кобланом уже растаскивают
сдвинутые повозки, расчищая им дорогу.
Между тем Чэн-Я узнаю приближающихся всадников. Это молодой
Кулай-нойон, а за ним - Тохтар-кулу с двумя ориджитами. А я еще радовался,
что они не вернулись - дескать, глядишь, живы останутся!
А они успели... успели в гости к смерти!
- Клянусь Нюрингой! - бормочет несуеверный Обломок, и я ошалело вижу,
как южные холмы, словно боясь отстать от своих собратьев, тоже прорастают
гривой. Конных шулмусов если и меньше, чем союзников Джамухи, то
ненамного, и мне просто не хватает воображения, что бы предположить - кто
они, откуда, и кого будут убивать в случае чего!?
...Кулай спрыгивает с лошади и почтительно припадает на одно колено,
приветствуя Асмохат-та, а его редкий для Шулмы прямой меч склоняет передо
мной рукоять.
- Кто там за вами? - спрашиваю Я-Чэн. - Погоня?!
Прямой меч звенит радостно-возбужденно и неразборчиво, как все Дикие
Лезвия в преддверии свалки, так что я полностью перехожу на восприятие
Чэна, слушая Кулая.
- Это восточные хариманы, о Асмохат-та, и лаахоры, и ызджуты, и
белобаранные бехтары, и...
- Все? - пытается прервать его Чэн. - А...
- Нет, не все! Еще племена предгорий - гурхэзы и джавнаки, но они
отстали...
- Кто это? - ревет ничего не понявший Чэн. - Кто это, Кулай?!
- Это вольные племена, о Асмохат-та, отказавшиеся ломать прут
верности перед Восьмируким! Они пришли, поддавшись моим уговорам, чтобы
увидеть Тебя - и увидели собаку-гурхана, готовящегося напасть на священный
водоем! Гнев раздул их печень, и нойоны вольных племен поносят
Джамуху-костогрыза и собираются отстаивать святыню! Тем более, что не все
люди Восьмирукого пойдут за святотатцем...
Что Я-Чэн мог ему сказать? Поблагодарить? За то, что из-за его
расторопности тысячи шулмусов лягут сегодня в здешнюю гостеприимную
степь?! Ведь Кулай же хотел, как лучше! Он действительно хотел, как
лучше!..
- О Пресветлый! - свистнул просиявший Кулаев меч, и на этот раз я
понял его без труда. - Веди нас в бой!
- Когда все закончится, - бросил я Обломку, - и если мы будем еще
живы, награди этот достойный меч именем! Таким, какое он заслужил!
Обломок что-то невнятно буркнул в ответ, и я понял, что имя мечу
достанется еще то...
...Вольные племена спешили взять водоем в полукольцо, отрезав его от
туменов Джамухи; делали они это умело и деловито, а Я-Чэн смотрел на них и
понимал всю верность их расчета. Любое восстание против Восьмирукого было
если не обречено, то весьма сомнительно - гурхан мог вызвать непокорного
нойона в круг, и тот не имел права отказаться, если хотел сохранить лицо!
А исход такого поединка был ясен заранее, без всяких шаманских
предсказаний...
Воинская доблесть - единственный закон и ценность Шулмы!
Зато сейчас! Осквернение святыни! - и плевать вольнолюбивым нойонам
на ложность или подлинность Асмохат-та с его Пресветлым Мечом! Ведь когда
в опасности священный водоем - что должен делать всякий честный шулмус?
Вот-вот, именно это... Тем более, что если тургауды Восьмирукого и
послушаются приказа гурхана, то многие недавние сторонники Джамухи не
пойдут сегодня вслед за ним - а, может, и в спину при случае ударят...
Шаманы, небось, потом спасибо скажут и любой грех замолят!
"Кстати, о шаманах, - подумал Чэн, - вон, кажется, и они...
Двенадцать - нет, тринадцать человек в до боли знакомых халатах с
побрякушками и со взглядом, который невозможно спутать ни с чьим другим...
смирные лошаденки, спокойная осанка - и ни одного Дикого Лезвия!"
Да. Это были служители Ур-калахая Безликого.
Но вспыхнувшая было во мне надежда, что шаманам удастся предотвратить
кровопролитие, быстро угасла. Потому что трое шаманов остались у водоема,
а остальные равнодушно погнали лошадей вверх по склону. К тургаудам они
даже не стали приближаться, а сразу повернули левее и правее - и
