"Хотя шрамы украшают мужчину, - так рассуждал Филипп, - мне они ни к
чему. Меня вполне устраивает то, что есть".
К тому времени Эрнан уже пришел в сознание и теперь, сидя на траве,
обалдело таращился на усеянное телами иезуитов поле боя. Вдруг он
изумленно воскликнул:
- Да это же Клипенштейн, чтоб мне пусто было! Гуго фон Клипенштейн!
Он самый, клянусь хвостом Вельзевула!
Гигант-всадник лет тридцати пяти, по всей видимости, предводитель
отряда, остановил своего коня и повернулся к Эрнану. Остальные тамплиеры
вместе с гасконцами продолжали добивать иезуитов.
- Брат де Шатофьер! Вот так встреча! - Он подъехал ближе, спешился и
участливо спросил: - Вы ранены?
- Ну... В общем... - смущенно пробормотал Эрнан. Только с некоторым
опозданием он сообразил, в какую щекотливую ситуацию попал. Все это время,
пока вокруг кипел бой, пока его друзья бились не на жизнь, а на смерть,
сам он пролежал в безопасном местечке, даже не вынув из ножен меч. - В
общем, мелочи. Ничего серьезного.
- Уж поверьте, ничего серьезного, - поспешил на выручку другу Филипп,
который, по счастью, проезжал мимо. - Просто господину де Шатофьеру не
повезло. Он упал и немного ушибся. - Филипп спрыгнул с лошади и смерил
оценивающим взглядом могучую фигуру прославленного воина, который за свои
подвиги в Палестине заслужил прозвище "Гроза Сарацинов". - Господин фон
Клипенштейн, у меня, право, нет слов, чтобы выразить вам всю глубину своей
признательности за столь своевременную помощь в тяжкую для нас минуту.
Благодаря вам мы избежали больших потерь, и многие жены и дети будут до
конца своих дней вспоминать в молитвах имена героев, спасших от неминуемой
смерти их супругов и отцов.
- Это обязанность каждого христианина - помогать ближнему своему в
годину бедствий, - скромно ответил тамплиер. - Благодарение Богу, мы
поспели в самый раз. Эти еретики еще хуже магометан. И как их только земля
носит!
- Ума не приложу, - задумчиво произнес Филипп. - Зачем мы им
понадобились?
- Говорят, - отозвался Эрнан, поднимаясь на ноги, - что отдельные
отряды иезуитов с молчаливого согласия своих командоров занимаются разбоем
на большой дороге.
- Что-то такое я слышал, - кивнул Филипп. - Но, насколько мне
известно, этим промыслом они занимаются небольшими бандами и уж тем более
не афишируют своей принадлежности к ордену.
- Что правда, то правда, - согласился Шатофьер. - Обычно они
переодеваются и избегают нападать на вооруженные отряды. А тут черт-те
что: все одеты в иезуитскую форму, да еще и с боевыми штандартами. Если я
не ошибаюсь, это знамена командорства Сан-Себастьян.
- М-да, в самом деле... Чертовщина какая-то!
Клипенштейн деликатно прокашлялся.
- Прошу прощения, милостивый государь, - обратился он к Филиппу. -
Как я понимаю, вы монсеньор Аквитанский-младший.
- А отныне и ваш должник, - ответил Филипп. - Какими ветрами, столь
счастливыми для нас, занесло вас в наши края?
Тамплиер улыбнулся.
- Смею надеяться, что ваш край вскоре станет не чужим и для меня.
- О! - радостно произнес Эрнан. - Вас назначили главой одного из
гасконских командорств? И какого же?
- Берите выше, брат. Магистр Рене де Монтальбан после ранения в
Палестине решил удалиться на покой в наш мальтийский монастырь и попросил
гроссмейстера освободить его от обязанностей прецептора Аквитанского...
- Стало быть, вы назначены его преемником, - понял Филипп. - Очень
мило. Но как вы оказались именно здесь? Верно, уже начали проводить смотр
командорств?
- Нет, монсеньор, только собирался. Прежде всего, я хотел
представиться вам и вашему отцу, как этого требует устав нашего ордена, но
в Тарасконе я вас уже не застал, поэтому вместе с отрядом отправился
вдогонку за вами. По счастью, я избрал более короткий путь, чем вы.
- И представились нам самым лучшим образом, - добавил Филипп. -
Думаю, нет нужды особо оговаривать, что ни у меня, ни у моего отца не
будет никаких возражений против вашей кандидатуры как прецептора
Аквитанского. Надеюсь, теперь вы присоединитесь к нам? По моим сведениям,
король Наварры пригласил вас участвовать в праздничном турнире в числе
семи зачинщиков.
- Да, это так, - кивнул Клипенштейн. - Однако я вынужден отказаться
от вашего любезного предложения продолжить путь вместе. До начала турнира
еще больше двух недель, и я намерен за это время посетить несколько
ближайших командорств.
- Что ж, удачи... Но, полагаю, вы не откажетесь провести этот вечер и
ночь в моем замке Кастельбелло, что в трех часах езды отсюда. Мы
остановимся там на пару дней, чтобы похоронить погибших и позаботиться о
раненных.
- О да, конечно, - сказал Клипенштейн. - С огромной радостью мы
воспользуемся вашим... - Вдруг лицо его вытянулось от удивления, брови
взлетели в верх, и он во все глаза уставился на предводителя иезуитов,
которого, уже без шлема, вел к ним Габриель. - Ба! Родриго де Ортегаль!
Прецептор Наваррский собственной персоной. Ну и дела!
Филипп внимательно всмотрелся в холодные, безмолвные черты лица
иезуита.
- А хоть и сам Инморте. Кто бы он ни был, это не помешает нам
допросить его с пристрастием.
- А еще лучше будет немедленно повесить его на ближайшем суку как
лесного разбойника, - послышался рядом гневный голос герцога. Он подъехал
к ним на лошади, с окровавленным мечом в руке и посмотрел на прецептора
ненавидящим взглядом. Затем повернулся к своему оруженосцу: - Эй, Лоррис!
Неси сюда веревку. Сейчас мы вздернем этого мерзавца.
- Постой, Лоррис! - властно произнес Филипп. - Это мой пленник, отец.
- Ну и что? Любой иезуит заслуживает смерти. А прецептор - подавно.
- Простите, отец, - Филипп был непреклонен, - но это Беарн, государь
здесь я, и мне решать, как поступить с моим пленником. Первым делом его
следует допросить; надеюсь, в Кастельбелло найдется мало-мальски искусный
палач, который сумеет развязать ему язык.
Клипенштейн покачал головой.
- Боюсь, что безнадежно, монсеньор.
- Что вы имеете в виду? - спросил Филипп.
- Все посвященные в тайны ордена иезуиты крепко держат язык за
зубами. Разумеется, я не стану утверждать, что Инморте навел на них чары,
но мне известно несколько случаев, когда попавшие в плен к сарацинам и
маврам командоры ордена сходили с ума под пытками, так и не проронив ни
слова.
- Точно, - подтвердил Эрнан. - Я тоже об этом слышал.
- Ага, - сказал Филипп и вновь поглядел на прецептора.
В ответ тот лишь искривил губы в едва заметной ухмылке. Лицо его
оставалось таким же холодным и беспристрастным, а взгляд был исполнен
решимости, в нем ярко пылал огонь фанатизма.
"Нет, - понял Филипп. - Он не заговорит. Он умрет или сойдет с ума
под пытками, но будет молчать до конца. Что-что, а подбирать верных
соратников Инморте умеет. Пожалуй, лучше будет последовать совету отца и
вздернуть его. Однако..."
И тут Филипп принял решение, которое потрясло и возмутило не только
герцога, патологически ненавидевшего иезуитов, но и всех без исключения
гасконцев и тамплиеров. Он отпустил Родриго де Ортегаля на свободу!
Когда страсти поутихли, Филипп уточнил, что прецептор может сесть на
лошадь и беспрепятственно удалиться на двести шагов в любую сторону, после
чего он становится свободным в полном смысле этого слова, без каких-либо
гарантий личной неприкосновенности.
Такое разъяснение положило конец ропоту недовольства, а кое-кто даже
нашел решение Филиппа весьма остроумным. Человек десять тамплиеров и
примерно столько же гасконцев принялись готовиться к погоне за иезуитом,
как только он отъедет на двести шагов. Но прежде чем принять дарованную
ему свободу зайца, преследуемого сворой гончих псов, Родриго де Ортегаль
изъявил желание переговорить с Филиппом с глазу на глаз.
Эта просьба показалась немного странной. Прецептора тщательно
обыскали на предмет обнаружения спрятанного оружия, но ничего
подозрительного не нашли. После недолгих раздумий Филипп попросил
присутствующих оставить их наедине.
Когда все отошли от них на достаточное расстояние, прецептор
заговорил:
- Монсеньор, вы подарили мне жизнь... вернее, дали мне шанс спасти
свою жизнь, и теперь я у вас в долгу...
- Забудьте об этом, - презрительно оборвал его Филипп. - Я не
нуждаюсь в вашей признательности. Тем более, что я поступил так вовсе не
из милосердия, которого вы не заслуживаете. Я полностью согласен с отцом,
что вам самое место на виселице, однако я не хочу марать свои руки кровью
пленника.
- То есть, вы умываете их? Как Пилат.
Филипп пожал плечами.
- Думайте, как хотите. Мне ваше мнение безразлично.
- Ну что ж, - произнес прецептор. - В таком случае, расценивайте то,
что я вам скажу, как если бы вы допросили мня с пристрастием. Но учтите,
что тогда я не сказал бы вам ничего. Да и сейчас скажу далеко не все - но
лишь то, что сочту нужным сообщить.
- Ладно, меня это устраивает. Я слушаю.
Иезуит в упор посмотрел на него.
- Я получил указание уничтожить вас.
Филипп громко фыркнул.
- Знаете, - саркастически произнес он, - я почему-то сразу
заподозрил, что вы не собирались пригласить нас разделить с вами трапезу.
- Боюсь, монсеньор, - заметил прецептор, - вы неверно поняли меня. Я
получил указание уничтожить ВАС, именно ВАС. До остальных ваших спутников
мне не было никакого дела.
- Вот как! - сказал Филипп. - И чем я заслужил такую высокую честь?
- Вы приговорены к смерти тайным судом нашего ордена. Вы не
единственный приговоренный, но вы один из первых в нашем списке.
В лицо Филиппу бросилась краска гнева и негодования.
- А кто вы, собственно, такие, чтобы судить меня?!
- Мы творцы истории, - невозмутимо ответил Родриго де Ортегаль. - За
нами будущее всего человечества. Мы - рука Господня на земле.
- Карающая длань, - иронически добавил Филипп.
- И творящая. Творящая историю и карающая тех, кто стоит на нашем
пути, на пути к грядущему всемирному единству. И именем этого единства, к
которому мы стремимся, суд нашего ордена приговорил вас к смерти. Вас
следовало бы уничтожить еще раньше, но мы недооценили исходящую от вас
опасность. Однако в последнее время линии вашей судьбы прояснились...
- Я не цыган, господин иезуит, - вновь перебил его Филипп. - И не
верю в судьбу. Я верю в вольную волю и Божье провидение.
- Это несущественно, монсеньор. При всей вашей вольной воле свобода
вашего выбора ограничена множеством субъективных и объективных факторов,
отсюда и вырисовываются линии вашей судьбы. И поверьте, эти линии, все до
единой, представляют смертельную угрозу для нас и нашей цели. Другими
словами, что бы вы ни делали, вы будете лишь вредить нам в достижении
всемирного единства.
- Того самого единства, - криво усмехнулся Филипп, - которое вы уже
установили на территории своих областей? О, в таком случае можете не
сомневаться - буду вредить вам, ибо, по моему убеждению, вы несете миру не
единство, а всеобщее рабство и мракобесие. Ваше будущее - жуткий кошмар,
вы не творцы истории - но ее вероятные могильщики, а если вы и являетесь
чьей-то рукой на земле, то не Господней, а дьявольской. Будьте уверены - а
ежели спасетесь, то так и передайте своему хозяину, - что я приложу все
усилия, чтобы стереть ваш орден с лица земли. Я твердо убежден, что этим я
сделаю большую услугу всему человечеству и совершу богоугодное деяние.
- Я уважаю ваши убеждения, - ответил прецептор, и лицо его приобрело
