разыгрывает она меня или говорит серьезно. - Ведь это...
Сандра улыбнулась и пришла мне на выручку:
- Я не шучу, Владислав. Совсем не шучу. Просто я вижу, как тебе
хочется быть рядом с Инной, вижу, как тоскливо ты поглядываешь на
фургон; да и сама Инна перед сном призналась мне, что без тебя ей
как-то неуютно. Вот я и подумала: зачем тебе спать в палатке, если
можно в фургоне? Честное слово, мне ты не помешаешь, я не
застенчивая барышня... Или, может, ты стесняешься меня?
- Конечно, стесняюсь, - сказал я. - И тебя буду стеснять, не надо
лукавить. И все же, - заключил я со вздохом, - твое предложение
очень заманчиво. Ты искушаешь меня.
- Так не противься искушению, а ступай в фургон, - подзадорила
меня Сандра.
И я сдался. Соблазн был слишком велик, и я не смог устоять перед
ним. Я так привык засыпать и просыпаться рядом с женой, что это уже
стало неотъемлемой частью привычного мне образа жизни, и, сказать по
правде, самым неприятным для меня в этих ночевках на необитаемых
Гранях была как раз необходимость спать отдельно от Инны. А
предложение Сандры частично решало эту проблему. И хоть о ночных
занятиях любовью по-прежнему речи быть не могло, я все равно был
рад, как маленький ребенок, которому вернули его любимую игрушку...
Я от всей души поблагодарил Сандру за заботу о нас и в порыве
признательности даже поцеловал ее румяную щечку, отчего та еще
больше заалела. Затем, попрощавшись с девушкой, я разбудил Штепана,
порадовал его известием, что первый час своего дежурства он проведет
не один, после чего, к вящему изумлению барона, забрался не в
палатку к троим храпящим мужчинам, а в фургон, где тихо спала Инна.
Внутри фургона было темно, хоть глаз выколи, но я не стал
зажигать свет, чтобы не потревожить сон жены. Отчасти на ощупь,
отчасти воспользовавшись своим магическим восприятием, я
сориентировался в обстановке и убедился, что Сандра права: в фургоне
достаточно места для троих, а при необходимости можно даже повесить
ширму. Впрочем, решил я, в таком мраке никакая ширма не нужна.
Инна спала, укрытая по грудь одеялом. Я разулся, снял пояс,
кафтан и рубаху, потом осторожно приподнял одеяло и, увидев, что
жена спит в одном нижнем белье, стянул с себя брюки. Стараясь не
разбудить Инну, я лег рядом с ней, укрылся и мягко привлек ее к
себе. Почувствовав сквозь сон мое прикосновение, она инстинктивно
прильнула ко мне и что-то неразборчиво прошептала. Возможно, мое
имя.
Я зарылся лицом в густых душистых волосах жены и, уже засыпая,
вновь подумал о Сандре. Я думал о том, что мужчине, которого полюбит
эта замечательная девушка, крупно повезет в жизни. Правда, не так
крупно, как мне, но тут уже ничего не попишешь: моя Инна - одна-
единственная на свете, другой такой нет...
Глава 24
Следующие две недели нашего путешествия прошли без всяких
неприятностей, в спокойном и размеренном ритме. Известие о ночном
"адском взгляде" никого, кроме Инны, особенно не встревожило.
Остальные члены нашего отряда были людьми привычными к разной
чертовщине, они не раз на своем веку сталкивались со всевозможной
нечистью и не слишком переживали из-за какого-то там взгляда. Это
происшествие никак не повлияло на наши планы, мы даже не изменили
порядок ночных дежурств, рассудив, что с таким чутким сторожем, как
наш Леопольд, нет необходимости оставлять на посту двух человек
вместо одного. Девушки по-прежнему были отстранены от несения вахты,
несмотря на регулярные "акции протеста" Сандры, которая через каждые
две ночи помогала мне коротать время у костра. Инна тоже грозилась
присоединиться к нам, но всякий раз, ложась на часок вздремнуть
перед дежурством, она засыпала мертвым сном и просыпалась только
утром.
А я на удивление быстро втянулся в походную жизнь, не слишком
напрягаясь проводил в седле по восемь часов в день, и хотя порядком
уставал к вечеру, но за ночь успевал хорошо отдохнуть и наутро снова
чувствовал себя полным сил и энергии. Если бы это зависело только от
меня, я бы давно предложил Сиддху ехать немного быстрее и увеличить
длительность наших дневных переходов до десяти часов.
К сожалению, далеко не все зависело от меня одного, в иные дни мы
даже не выполняли свою обычную восьмичасовую норму и вынуждены были
ограничиваться всего лишь семью, а то и шестью часами пути, делая
длительные привалы на обед. Причиной такой медлительности была моя
жена, вернее, ее странный каприз, о котором я говорил выше. За
прошедшие две недели она так и не образумилась и продолжала ехать в
дамском седле, совершенно не внимая моим доводам, просьбам и
уговорам. Вообще-то Инна девушка практичная и здравомыслящая, не в
ее привычках биться головой о стенку и создавать себе проблемы там,
где их нет. Но в этот раз на нее что-то нашло, и с достойным лучшего
применения упрямством она каждое утро садилась на Лауру с дамским
седлом, а к вечеру еле держалась на ногах от усталости. Мое сердце
обливалось кровью при виде ее мытарств, но ничего сделать я не
мог...
Неразумное поведение жены меня огорчало, но на сами задержки в
пути я не очень досадовал, а временами мне даже хотелось, чтобы наше
путешествие продлилось как можно дольше. Наряду с вполне понятным
желанием поскорее встретиться с регентом и получить у него ответы на
наши вопросы, я испытывал чуть ли не панический страх перед этой
встречей. Я боялся услышать подтверждение догадки Сандры, боялся,
что Мэтр вкупе с Ференцем Кароем действительно готовил нас в
правители Империи. Инна боялась того же. Я, конечно, рассказал ей о
своем ночном разговоре с Сандрой, а она призналась мне, что в
глубине души подозревала об этом чуть ли не с того самого момента,
как Суальда показала нам завещание Мэтра относительно Ланс-Оэли. И я
вовсе не исключал, что упорное нежелание Инны признать свою ошибку и
пересесть в мужское седло, смирившись с необходимостью раздвигать
ноги в неподобающей для женщины ситуации, отчасти было продиктовано
неосознанным стремлением продлить наше путешествие и оттянуть момент
встречи с регентом - пусть даже ценой самоистязания. Но когда я
попытался намекнуть жене на такую возможность, она рассердилась и
наотрез отказалась разговаривать на эту тему.
Второй причиной, почему я не очень досадовал на нашу
медлительность, послужило то обстоятельство, что это время все же не
проходило для нас впустую: дни напролет беседуя с Сандрой и Сиддхом,
мы уточняли и углубляли свои знания о Гранях, постепенно расширяли
свой кругозор, получали массу новых и весьма полезных сведений по
всевозможным вопросам, а на привалах, помимо всего прочего, еще и
обучались разным магическим приемам. На седьмой день путешествия
Сиддх позволил мне самостоятельно установить силовой купол вокруг
нашего лагеря, и я справился с этой задачей вполне
удовлетворительно, лишь трижды инквизитор поправил меня, да и то по
мелочам. А на следующий вечер я совсем обошелся без его подсказок и
даже добавил к стандартной защите еще парочку собственных
"примочек", о которых Сиддх отозвался весьма одобрительно. Он
сказал, что я обладаю не только огромной магической силой, но также
и соответствующим складом ума, что позволит мне в кратчайшие сроки
овладеть своими уникальными способностями, полностью взять их под
контроль.
Я, впрочем, не слишком доверял похвалам Сиддха и в его щедрым
авансам в наш с Инной адрес. Еще в самый первый день нашего
знакомства я обратил внимание, что инквизитор относится к нам
подчеркнуто уважительно, чуть ли не почтительно, а все свои
возражения и замечания непременно облекает в такую форму, что в его
устах они звучат скорее как вежливые советы и пожелания. Поначалу я
думал, что Сиддх со всеми такой корректный и обходительный, но уже
на второй день убедился, что с другими членами нашего отряда он
обращается без лишних церемоний, порой даже фамильярно. А после
того, как Сандра поделилась со мной своими догадками, я начал
понимать причины такого особенного отношения к нам со стороны
старого инквизитора.
С самим Сиддхом ни я, ни Инна планы Мэтра не обсуждали, и в его
присутствии мы ни разу не обмолвились, что нам об этом известно. Он,
без сомнения, знал о нашей осведомленности, однако делал вид, что ни
о чем не догадывается, а мы, в свою очередь, притворялись, что по-
прежнему пребываем в блаженном неведении. Мы сразу сообразили, что
инквизитор не горит желанием обсуждать с нами этот вопрос, а потому
помалкивали. Да и Сандра в дальнейшем старалась избегать таких
разговоров и при первом же удобном случае спешила переменить тему.
Очевидно, Сиддх, проведав от нее о нашей ночной беседе, строго
отчитал девушку за вмешательство в чужие дела и повелел ей на
будущее попридержать свой язык. Немного позже, проанализировав на
досуге поведение Сиддха с самого момента нашего знакомства, я пришел
к выводу, что он не просто догадывается о том, что с нами
происходит, но и кое-что знает наверняка. В самом деле: не мог же
регент приказать ему доставить нас в Вечный Город, не объяснив хотя
бы в общих чертах, кто мы такие и что собой представляем. Командор-
лейтенант - довольно высокий чин в Инквизиции, чтобы быть всего лишь
слепым исполнителем воли вышестоящего начальства.
А вскоре я обнаружил, что и Сандра знает о нас больше, чем хочет
показать. На первых порах это было лишь смутное подозрение,
основанное на общем впечатлении от наших бесед, но по прошествии
недели оно не замедлило подтвердиться фактами. К сожалению, эти
факты были столь деликатного свойства, что я никак не мог предъявить
их жене, которая, к слову сказать, весьма скептически относилась к
моим подозрениям. Не то, чтобы Инна не допускала такой возможности,
просто она была очарована Сандрой и не хотела подозревать ее в
неискренности. Я же, чувствуя к девушке глубокую симпатию, тем не
менее подозревал - и, как выяснилось, не напрасно.
Это случилось во время моего третьего ночного дежурства. Как и в
два предыдущих раза, Сандра составляла мне компанию, мы сидели рядом
у костра, болтали о всяком о разном, и как-то слово за слово речь
зашла о семье Инны и о моих отношениях с тестем и тещей. Некоторые
замечания Сандры навели меня на мысль, что ей известна одна тайна, о
которой она знать никак не могла, - а именно о том, что Инна у своих
родителей приемная дочь. Сначала я решил, что мне просто показалось,
но позже, тщательно проанализировав весь наш разговор, я убедился,
что это действительно так. Другого толкования ее словам я не
находил.
А между тем, я ничего подобного ей не говорил. Даже случайно
обмолвиться не мог, за это я ручаюсь. Узнать от Инны Сандра тоже не
могла - по той простой причине, что Инна сама об этом не знала. Не
берусь судить, чем руководствовался мой тесть, посвящая меня в эту
тайну, на сей счет у меня имелось несколько предположений, и в
зависимости от обстоятельств и расположения духа я склонялся то к
одному, то к другому. Но, как бы то ни было, он под строжайшим
секретом рассказал мне об удочерении Инны и взял с меня слово
молчать, пока они с тещей сами не решатся ей в этом признаться. Я
дал свое слово и не собирался нарушать его ни по умыслу, ни по
недомыслию. И коль скоро я сумел утаить это от жены, то уж тем более
не мог проболтаться Сандре. А если все-таки допустить, что Инна
знала о своем происхождении, но скрывала от меня, то представлялось
невероятным, чтобы она поделилась своей тайной с Сандрой, продолжая
держать меня в неведении. Это было бы против всяких правил, так
