благоустроится, - сказал он и вскинул на Косого горящие глаза.
Тот заграбастал купюру, сунул ее в карман драного пиджака, потом
прищурился, глядя на Егорова.
- И не зыркай на меня! - он поднял кулачище.
- Хорошо, не буду, - сказал Егоров и опустил глаза.
9
Евдокия Андреевна, мать Ивана, пожилая полная женщина с карими
глазами и седыми волосами, стянутыми на затылке, подошла к сыну, легонько
похлопала его по плечу.
- Ваня! Представляешь, как внесешь в нашу хату молодую красавицу
жену, да?
- Опять дождь пошел, - сказал Иван, глядя в окно.
- Чего ж ему не идти, осень пришла. Ты сегодня какой-то особенно
задумчивый, Иван. В кои-то веки воскресенье вечером сидишь дома, не
гоняешься по поселку за хулиганами и пьяницами. Даже удивительно видеть
такое. Что-то случилось?
- А что может случиться?
- Да мало ли... Я вот подумала, а не тесно вам с Катей будет жить в
нашей тесной кухне? Может быть, мы с отцом переберемся туда, а вы,
молодые, останетесь в хате? Все же здесь поприличнее, да и места побольше.
Как ты думаешь?
- Отец уже спит?
- Ему завтра рано вставать. И я тоже собираюсь на боковую. Сочинила
план основных мероприятий на октябрь, теперь и отдохнуть можно.
- Тяжело, неверное, завучем быть, да, мам? Может, тебе снова оставить
себе только историю?
- Смеешься? Сейчас никто толком не знает, какую же историю нужно
преподавать детям. Хоть каждый день посылай учителей на курсы
усовершенствования. Завучу проще. А ты мне так и не ответил насчет кухни.
- Знаешь, мам, давай не будем загадывать.
- Вот как?
- Ну да.
- Видимо, что-то случилось. - Евдокия Андреевна испытующе посмотрела
на сына. - Прежде ты с удовольствием рассуждал о том, как вы будете здесь
жить с Катей, что нужно купить из мебели, посуды, куда поставить
телевизор.
- А теперь не хочу, - буркнул Иван.
- И объяснить, в чем дело, тоже не хочешь?
- Тоже не хочу, - упрямо сказал Иван.
- Ты не заболел часом? Вернулся домой весь мокрый... - Евдокия
Андреевна покачала головой. - Ну, хорошо, не буду тебе надоедать своими
глупыми вопросами. Отдыхай, Иван.
За окном залаяла собака.
- Ну, вот и отдохнул! - всплеснула руками Евдокия Андреевна. -
Кого-то принесла нелегкая. Не иначе случилось что. Иди, разбирайся, кто за
кем с топором гонялся.
Евдокия Андреевна ушла в спальню, откуда уже раздавался храп отца. В
доме, который по привычке назывался хатой, было, как и у Фридриха Клейна,
три комнаты: родительская спальня, комната Ивана и общая комната. Однако
Иван твердо заявил, что жить они с Катей будут в кирпичной кухне, стоящей
во дворе. Там две просторных комнаты, им вполне хватит места. И родителей
стеснять не будут. И независимость молодой семьи сохранят. Катя думала так
же. Вместе они уже обсудили внутреннее убранство своего жилища, прикинули,
где какую мебель поставить... Но сегодня говорить об этом не хотелось.
Кого это нелегкая принесла? Ох как не хочется выбираться из теплой
комнаты в сырую непроглядную тьму!
У калитки, съежившись под зонтиком, стоял Роман. Увидев будущего
родственника, попортившего ему столько нервов в последние дни, Иван
удивился, а потом всполошился.
- Что случилось? Ну? В чем дело, Роман?! Катя?
- Я так и знал, если появлюсь, сразу допрос начнется, - сердито
сказал Роман. - С тобой можно просто поговорить?
- Вначале скажи, что случилось, что привело тебя сюда, а потом будем
решать, как нам разговаривать, спокойно или не очень, отрезал Иван.
- Да ничего не случилось. Просто я пришел поговорить с тобой.
- В такое время? Уже почти двенадцать ночи. В такую погоду? Ты
издеваешься надо мной, что ли?
- Нужно посоветоваться, - решительно сказал Роман. - Сегодня вечером
Катька опять гуляла с этим хмырем.
- Я знаю.
- Знаешь - и сидишь дома? Молчишь? - возмутился Роман.
- А ты хотел, чтобы я встретил их и набил Егорову морду, да? Он
только и ждет этого. Пострадает на глазах у Кати, а она еще больше
разозлится на меня. Если б не ты, шпана чертова, ничего бы не было! А
теперь давай топай спать.
- Я ее отговаривал, а она... Странная такая стала, - не обращая
внимания на последние слова Ивана, сказал парень. - Тогда я решил
последить за ними.
- Ну? - в голосе Ивана почувствовалась заинтересованность.
- Близко я, конечно, не подходил, боюсь этого хмыря городского. Они
ходили по улицам, потом стояли у обрыва старого карьера, ничего такого не
было. Просто разговаривали. А потом на улице на них налетел Леонид
Поликарпович, начал стыдить и все такое.
- Поддатый был? - спросил Иван, зная, что учитель пения любил выпить
и поскандалить на пьяную голову.
- Конечно. Мне потом ребята рассказали, сначала он возле клуба чуть
ли не митинг устроил, объяснял, какая замечательная была советская власть,
а когда фильм начался, чуть не подрался с Лопуховым, сидел перед ним в
шляпе и снимать не хотел, а тому ничего не видно, он стал возмущаться, а
Поликарпыч ни в какую шляпу снимать не желает. Когда фильм кончился, еще с
кем-то сцепился, ну а потом к этому хмырю и Катьке привязался.
- А дальше-то что? Меня Поликарпыч не интересует. Я знаю, что он
любит поскандалить, хоть и пожилой человек, ничего страшного. Ты мне про
Катю собирался рассказать.
- Они попрощались, Катька побежала домой, а этот хмырь тоже погнал
домой. Вот и все.
- Послушай, балбес! - сердито сказал Иван. - Если тебе так уж
хотелось рассказать мне об этом, не мог раньше прийти, что ли?
- Извини, с ребятами заболтались у клуба. Иван, я тебе другое хочу
сказать. Прямо сейчас.
- Ну, давай, - поморщился Иван.
- Я боюсь этого Егорова. Знаешь, почему? Однажды он разозлился и
посмотрел на меня... глаза у него были красными, точно такими, как у той
твари, что за мной гналась.
- Это все?
- Не веришь? Теперь, когда я вижу его, чувствую такой же ужас, как
там, у дальнего озера, перед нападением. Помнишь, я побежал раньше, чем
увидел чудовище. Точно такое же чувство, когда подхожу к нему ближе, чем
на пятьдесят метров.
- Испугался ты, как это говорится, испытал стресс, вот тебе и кажется
теперь...
- Не кажется, Иван! Я точно чувствую! Он не человек. Это он напал на
меня у дальнего озера, понимаешь, это был он!
- И я в него стрелял, ранил? - усмехнулся Иван.
И тут же вспомнил два шрама на груди Егорова, кровавый, якобы старый
бинт... Чушь какая-то! Пулевое ранение не может затянуться за одну ночь,
он просто издевался, пошутить захотел!
- Ты соображаешь, что говоришь, Роман?
- А что? Ты думаешь, выстрелил, ранил, так теперь он должен валяться
в больнице? Но он не человек, я тебе точно говорю!
- Ну, хорошо, Роман, хорошо, - терпеливо сказал Иван. - Я и сам
чувствую, что тут дело темное, странный он, этот Егоров. Вот я
присматриваюсь к нему. Можешь не сомневаться, скоро я узнаю, в чем тут
дало. И обещаю рассказать тебе обо всем. Тогда и примем решение. А теперь
иди спать. Катя завтра в первую смену?
- Да.
- Вечером постараюсь заскочить к вам, нужно поговорить. Скажи ей, что
я приеду. Тебя отвезти домой?
- Сам доберусь, я его сейчас поблизости не чувствую. Ладно, Иван,
пока.
Егоров сидел на кровати, обхватив голову руками. Человек в нем
боролся со Зверем, мучительно, долго боролся и постепенно уступал Зверю.
Катя... Прекрасная, чистая девушка, наивная, честная, ради нее нужно
постараться не выдать себя. Она почувствовала в нем что-то, она
восхищается им, хотя и не говорит об этом. Она тянется к нему, в то же
время противится этому, раздваивается, но рано или поздно она будет с ним,
будет принадлежать ему! Ради этого и следует терпеть, не выдавать себя.
Когда-то Галя, почувствовав в нем перемену, испугалась. Попыталась
сама защитить себя, бросилась к первому встречному, только бы избавиться
от него, Егорова! Но это не спасло ее. Она получила то, что заслужила.
А Катя... Та сразу потянулась к нему, не в силах противостоять
яростному напору его внутренней энергии. Ее всегда притягивали к себе сила
и могущество. Прежде олицетворением этого был участковый, глупый
милиционер, но сильный и властный, и Катя тянулась к нему. Потом появился
Егоров, и она сразу же почувствовала, кто из них сильнее. Пока еще
бессознательно, сопротивляясь, но все же она шла к нему. И придет, и будет
принадлежать ему красавица Катя!
И он сделает ее подобной себе. Тогда два Зверя помчатся ночью по
старому карьеру, вдыхая и вбирая в себя тайную силу дикой природы. Как это
будет прекрасно - вдвоем!
Но Зверь не думал об этом. Он хотел одного: свершить свой суд.
Немедленно, несмотря ни на что! Гнусный, никчемный учитель пения,
возомнивший, что может указывать существу, которое на много порядков выше
его, и отвратительный пьяница, осмелившийся протянуть к нему грязные руки,
должны исчезнуть навсегда.
Страшная, жестокая борьба шла в этот вечер внутри Егорова между
Зверем и человеком. Но Зверь оказался сильнее, и человек сдался.
Окно было распахнуто, капли дождя стучали по подоконнику. Егоров
свалился на пол и забился в конвульсиях.
Через несколько минут жуткое четвероногое создание стояло посереди
комнаты, красные глаза горели нечеловеческой яростью, способной, казалось,
испепелить любого, кто встанет на его пути.
Егоров легко перемахнул через подоконник и черной молнией помчался
вдоль забора по улице. Дождь не пугал его - дождь это кстати, следов не
останется.
Красные глаза отлично видели в темноте. Деревья, заборы, кусты,
лавочки - все, что, днем было разноцветным, теперь стало однообразно
голубым, мерцающим, будто не ночь, а хмурое утро стояло над поселком.
Егоров легко перемахнул через забор Косого Васи, в три прыжка
приблизился к двери. Она оказалась незапертой. Косой давно уже решил, что
воровать у него нечего, следовательно, думать о замках и запорах - дело
ненужное, отвлекающее от главной заботы: где бы найти выпить.
Черная когтистая лапа одним ударом распахнула дверь. Пахнувший
навстречу тяжелый запах не смутил Зверя. Он ворвался в комнату, опрокинул
стоящее у двери ведро с водой. Сбоку у стены храпел на рваном одеяле Косой
Вася. Грохот разбудил его. Ваня открыл глаза и пробурчал спросонья:
- Мужики... козлы драные... какого хрена гремите тут? Не видите - я
отдыхаю. - Он потянулся и сел на кровати, сообразив, что гости могли
прийти с бутылкой. А иначе зачем им вообще приходить к нему?
Увидев черное чудовище с горящими глазами, Косой дернулся назад,
прижался спиной к стене.
- Что за хренотень?.. - пробормотал он. - А ну... пошел вон! Я т-тебе
покажу!..
Больше он ничего сказать не успел. Черная лапа толщиной с ручищу
Косого метнулась к его лицу, длинные, острые когти в одно мгновение
располосовали его до кости. Брызнула кровь, Косой замычал, пытаясь
закрыться ладонями, но в это мгновение страшные челюсти сомкнулись на его
горле. Обмякшее тело мешком повалилось на грязное одеяло.
С утробным рычанием Зверь вонзил клыки в обнаженную грудь Косого,
раздирая ее с силой и яростью. Через минуту все было кончено.
Зверь медленно отошел назад к столу, заваленному грязной, давно не
мытой посудой, торжествующе посмотрел на содеянное, облизывая
окровавленную пасть.
Потом выскочил во двор, перемахнул через покосившийся забор и
помчался по улице. Егоров знал, где живет пожилой учитель пения Леонид
