Убийство и мошенничество - вот отличительные черты их поведения, их политической агитации. Прибавим к этому и шантаж. Тот же Пасква угрожал вудвилльской землевладелице Евгении Ланфлер, что сожжет весь ее урожай, если она со всеми своими издольщиками и арендаторами не будет голосовать за реставраторов на ближайших выборах. Вдова Ланфлер готова подтвердить это под присягой. Но она не единственная жертва реставраторской шайки. Я могу назвать имена фермеров Монса, Люнэ, Шобера и Стиннеса, которых также шантажировали нынешние "галунщики".
А кто оказался виновником похищения казначейского серебра - самого крупного преступления века? Я был с племянницей в каюте "Гекльберри Финна", когда началась перестрелка на палубе. Кто нас предупредил не выходить из каюты? Матрос из команды? Нет, человек с пистолетом и галунной повязкой на рукаве. Кто слишком настойчиво советовал нам не возвращаться в Сильвервилль, а доехать на лодке до моего поместья близ Реки в этом месте? Владелец парохода? Капитан? Нет, опять же люди с повязками из галуна на руках. Не я один видел эти повязки, у меня есть свидетели.
И, наконец, кто был владельцем лесной хижины, где нашли украденное серебро с парохода? Тот же Чек Пасква, убийца в "Аполло". Кем были люди, арестованные во время полицейского налета на хижину? Его сообщники, участники бандитского нападения на пароход. Все они тоже были реставраторами. Ленты из галуна нашли и у них.
Итак, я спрашиваю у тех, кто прочтет эту статью, и у тех, кому расскажут о ней: если они еще носят повязку реставраторов, не стыдно ли им будет показаться на людях со знаком, поощряющим мошенничество, шантаж, грабежи убийство?
И самое главное, я спрашиваю у моих сограждан: кто же теперь будет голосовать на выборах за грабителей и убийц?"
- А ведь точно: Стил?- сказал Уэнделл, прочитав переданную мной рукопись статьи.- Стил, как живой с трибуны сената! Неужели он сам писал?
- Какая разница,- ухмыльнулся я,- если есть его подпись.
Уэнделл хитренько подмигнул мне, еще раз пробежав глазами последние строчки.
- Вы правы, Ано. Техника изготовления бомбы меня не интересует. Важен взрыв и то, что за этим последует. Прицельный удар,- сказал он.- Верный и неожиданный. Партия Мердока сразу теряет шансы. И мы рады, конечно: она ведь страшнее самых правых на правом крыле. Думаю перепечатать статью целиком.
Во время завтрака официант передал мне конверт с запиской Мартина.
"Завтра ответа в газете не будет. В редакции не знают, что делать. Вся руководящая братия кинулась к Мердоку. Совещаются. Вероятно, решат подождать, пока не стихнет шумиха".
Уэнделла я не видел, но он сам нашел меня, позвонив в клуб: наверное, мой маршрут передали ему из "Омона".
- Что говорят, Ано?
- Потрясены. Сколько Мердок потеряет голосов, не знаю, но потеряет много. Донован собирается перепечатать статью. Разрешите?
- Конечно. Я уже разрешил и французской "Суар". Взрывная волна растет.
- Удар столь силен, что "Брэд энд баттер" не дает завтра никакого ответа. Собираются ждать, пока не утихнет шумиха,- повторяю я Мартина.
Газетная шумиха, однако, не утихла. Два дня подряд все газеты, даже биржевой "Бюллетень", гигантскими заголовками били по реставраторам, вспоминали все преступления последних лет, раскрытые и нераскрытые, предположительно присваивая их неогалунщикам. Повязка из галуна стала пугалом, и уже на улицах и в общественных местах ее открыто, никто не носил. Газете Мердока неудобно было молчать, и она заговорила.
"Мы не собирались отвечать потерявшему разум сенатору Стилу - его почтенный возраст вполне предполагает такую возможность, но глупая выдумка, раздутая до пределов провокации, заставляет нас высказаться.
Повязка из галуна-не членский билет политической ассоциации "реставраторов". Ее может нацепить каждый, если это почему-либо ему выгодно. Полиция, арестовав похитителей серебра и убийц в ресторане "Аполло", не обнаружила никаких свидетельств их принадлежности к реставраторам: ни членских билетов, ни специально выпущенных в свое время жетонов, которые могли бы подтвердить их партийность. Все свидетельские показания, на которые ссылается в своей статье Стил и которые говорят о повязках из галуна на руках у преступников, никого и ничего не разоблачают. Нам официально известно, что главарь арестованной полицией шайки Чек Пасква не был реставратором. В списках членов ассоциации по всем кантонам такого имени нет.
Сомневаемся мы и в криминалистическом даровании Главного комиссара полиции. Два с половиной месяца он искал серебро и не нашел до того, пока не попался Пасква. Кстати, арестован тот был не по обвинению в вооруженном налете на пароход, а в убийстве таких же уголовников, как и он. И вдруг Пасква бежал по разработанному полицией плану якобы для того, чтобы можно было проследить его связи. А не купил ли себе свободу Пасква, вернув казначейству украденное им серебро? Правда, он вскоре после этого был убит. Но кем убит и почему убит, комиссар Бойль со всем его криминалистическим талантом установить так и не мог".
Уэнделл ответил резко и коротко:
"Мы не будем полемизировать с газетой "галунщиков". Суд подтвердит все данные следствия, с которыми был ознакомлен сенатор Стил. Общественность Города узнает правду. А пока мы еще раз спросим читателей: кто же будет голосовать за грабителей и убийц?"
Глава XIX ШАНТАЖ
Я сижу в белом медицинском халате у дверей больничной палаты, куда Четверть часа назад привезли. Стила. Перепуганная горничная сообщила, что сенатор очень беспокоился: барышня уехала за покупками, но так и не вернулась до вечера, а в это время ему вдруг принесли письмо. Кто принес, она не знает. Обыкновенный посыльный с бородкой и шрамом под глазом. Сенатор вскрыл письмо, прочитал и упал. "А где письмо?"-спросил я. Она не знала: сенатор спрятал его в карман.
К Стилу меня в больнице не допустили. В палате у постели больного собрался консилиум с участием личного врача сенатора, доставившего его в больницу. Я жду и вспоминаю вое, что произошло за последние дни. Всего-то два дня, и столько событий, тревожных и настораживающих. Вое началось с утра, когда в "Сити-ньюэ" объявили о своем отказе полемизировать с реставраторами. Я вышел из отеля и позвал стоявший поблизости фиакр. Он медленно подъехал, но почему-то не остановился, а рванул вперед по улице. В ту же секунду из окна кареты кто-то выстрелил, и я услышал в двух сантиметрах от уха свист пули, скользнувшей со скрежетом по гранитному пилону у входа в отель. Сейчас же выскочили швейцар и дежуривший полицейский.
- Кто стрелял?
Я пожал плечами:
- Лица не видел, а номера экипажа не разглядел.
- Кажется, возница совсем не походил на кучера?
- Не обратил внимания,-сказал я.
Швейцар посмотрел на меня с любопытством и ушел. Полицейский же побежал докладывать о происшедшем начальству. Я оглянулся. Улица была пуста - ни прохожих, ни экипажей. Опасная для меня карета была единственной.,
"Совсем как Паскву,- подумал я,- и та же направляющая рука". Почему же стреляли не в Стила? Во-первых, потому, что убийство сенатора после его выступления сразу бы разоблачило виновников, а во-вторых, роль моя в происшедших за последнее время событиях была разгадана, и холодная война определенно и точно закончилась. Начиналась война настоящая. Ликвидировать меня было проще и безопаснее - велика птица, советник сенатора. Не велика, но опасна. И хотя стреляли из полицейского автомата, но стреляли метко - только рывок экипажа чуточку изменил направление пули.
Я вернулся в отель и позвонил в редакцию Мартину.
- Думаешь, Мердок?- спросил Мартин.
- Вероятно, кто-нибудь вроде покойного Пасквы.
- Я тотчас же ухожу из газеты и буду сопровождать тебя, куда бы ты ни поехал.
- Две мишени вместо одной,- усмехнулся я.- У тебя есть оружие? У меня нет.
- Оружие надо добыть. Стрелять я тоже умею.
Я тут же сообразил, где можно достать оружие. У главного комиссара полиции. И времени терять не будем.
Бойль принял нас немедленно и любезно, хотя и не без удивления, увидев входящего со мной Мартина.
- Что-нибудь срочное, мсье Ано?-заинтересовался он.
- Первое: Дональд Мартин, которого вы сейчас видите, наш человек. Он работал,- я подчеркнул это слово в прошедшем времени,- у Мердока по нашим заданиям. Был связным, а сейчас срочно переквалифицируется в моего телохранителя. Отсюда и второе: нам требуется оружие. Не полицейские автоматы- они слишком громоздки, их не спрячешь, а обычные карманные многозарядные пистолеты, такие, как у вас, например.
- Значит, что-то случилось?-подумав, спросил Бойль.
Я кратко рассказал ему о нападении у входа в отель.
- Но почему стреляли именно в вас?
Я объяснил, почему они решили не трогать сенатора. И добавил с усмешкой:
- Мердок - человек сообразительный и умеет делать правильные выводы. В кого бы вы стреляли, если бы хотели ответить по-мердоковски на выступление Стила? И меня, конечно, не устраивает судьба Пасквы, сами понимаете.
Вместо ответа Бойль вызвал дежурного, адъютанта.
- Принесите два пистолета карманного образца и соответствующего калибра,- распорядился он,- Кроме того, пошлите полицейского, который дежурил бы у отеля "Омон".
- Привлечет внимание ваш полицейский,-сказал я Бойлю, когда адъютант вышел из кабинета.
- Лишний глаз не помешает.
Пистолеты нам выдали, но относительно полицейского я оказался прав. Его застрелили на другой же день к вечеру, когда редкие газовые фонари в переулке позволяли стрелять из любого уголка уличной темноты.
Об этом мне сообщил по телефону Бойль, когда убитого уже увезли.
- Гибнут не только противники, Бойль,- ответил я,- гибнут и друзья. Вспомните хотя бы Луи Ренье. А кто убил его? И долго ли, думаете, осталось бы жить Питу Селби, если б Ринки удалось скрыться?
...Наконец консилиум заканчивается, выходят его участники, личный врач сенатора шепчет мне на ухо: "Все в порядке, сердечко выдержало. Постарайтесь его не тревожить",- и дежурная сестра пускает меня в палату.
Сенатор лежит под одеялом, обросший седой щетиной: видимо, с утра не побрился и от этого постарел атак лет на десять. Но не то меня встревожило, а какая-то растерянность, почти страх в его мутных, слезящихся глазах: вот-вот не выдержит и закричит не от физической, а скрытой душевной боли.
- Хорошо, что вы пришли, Ано,- говорит он и дрожащей рукой вынимает из кармана больничной пижамы письмо в зеленом конверте с краткой надписью: "Джемсу Стилу, сенатору".
"Уважаемый мистер Стил,- читаю я,- ваша племянница жива и здорова и пока находится у нас в надежном и недоступном для полиции месте. Кормят и обслуживают ее отлично, но увидеться с вами, иначе говоря, вернуться домой, она сможет лишь послезавтра, на другой день после выборов, когда будут подсчитаны все голоса, в том числе и поданные за вас лично. По условиям конституции вы можете подать в отставку и отдать все эти голоса любому избранному вами политическому деятелю. Вот мы и предлагаем вам сделку: мы отдаем вам Минни, а Вы нам свои голоса, иначе говоря, избранному не вами, а нами политическому деятелю. Имя его Тур Мердок. Имя, отнюдь не ласкающее ваше ухо, но таковы. уж условия сделки".
Подписано письмо не было. Пока я читал его, Стил лежал как мертвец, с закрытыми глазами и отекшими веками. Я, заикаясь, спросил его:
- Когда, же ее похитили?
- Думаю, после полудня.
Значит, она еще в Городе, предполагаю я. Шантажистам нет смысла увозить ее далеко, если придется возвращать ее завтра после полудня.
- Я все уже решил,-не открывая глаз, произносит Стил.
- Что именно?
- Сделать то, что они требуют.
Я встал над его постелью.
- Откройте глаза, Джемс! Вы еще не умираете, и Минни пока жива. Вы имеете право жертвовать многим ради ее спасения, но не имеете права предавать партию. Не имеете права предавать Город. Если вы сделаете это, Мердок станет его хозяином. Словом, ждите. И не вызывайте никаких адвокатов, пока я не сообщу вам, что Минни свободна.
