Скрытый смысл понял только я, остальные переглядывались, Коломиец
сказал осторожно:
- Я слышал об этих чудаках. Но больно много воли им давать нельзя.
- Почему?
- Ну, во-первых, церковь будет против...
- А что церковь? Хочет, чтобы я делал их работу? Палкой власти
разрушил капище, а народ загнал в церковь? Да и ничего не получится у
наших язычников. Духа не хватит.
- Да и ... как бы это сказать... Мировое сообщество будет
шокировано...
Кречет пренебрежительно отмахнулся:
- Плевать. Тем более, что никакого мирового сообщества нет. По
крайней мере в вопросах религии. Или вы мировым сообществом считаете одни
США, а весь мусульманский мир, к примеру, вне такого сообщества? Или
Япония?
Коломиец пробормотал, несколько сбитый с толку чересчур быстрыми
переходами:
- При чем здесь Япония...
- А при том, что там как раз язычество. Ну да, с точки зрения
христианства. У японцев своя древняя религия... синтоизм, кажется. Свои
японские боги, как у нас были свои русские - Перун, Ярило, Сварог, еще
какие-то, не упомню... По домам, ребята! По домам.
В приемной министры начали разбиваться по интересам, Кречет вышел
провожать, как радушный хозяин. Бумажка все еще белела между пальцами. Он
морщил лоб:
- Казанов, Казанов... Лидер движения русских язычников - Казанов...
Что-то имя знакомое... А, то был Казанова! Писатель, авантюрист, которого
почему-то знают только как бабника. А этот Казанов... Он что, татарин?
Вопрос был к помощнику, тот краснел и бледнел, не зная, как ответить,
а Коломиец, все-таки это касалось больше министерства культуры, удивился:
- Почему вдруг?
- Казан, - пояснил Кречет. - Будто не знаю, что казаны к нам пришли
от татар.
Помощник, наконец понял, что от него хотят, быстро вытащил из
нагрудного кармана смятый явно за ненадобностью листок, двумя руками, как
драгоценный меч, подал Кречету, только что колено не преклонил.
Тот быстро пробежал глазами, отшатнулся. На суровом лице медленно
проступила усмешка. Это было так, словно попыталась улыбнуться гранитная
стена.
- Справка по этому Казанове, - сказал он медленно, в голосе все еще
оставалось недоверие. - Дорогой, ты не мог ошибиться?
- Трижды проверял, - поклялся помощник.
Мы топтались в дверях, не уходили, заинтересованно ждали. Кречет
нехорошо улыбнулся:
- Когда этому деятелю исполнилось шестнадцать, он при получении
паспорта одну буковку в анкете подправил... всего одну! "г" заменил на
"з". Когда лет через десять обнаружилось, он оправдывался, что с такой
фамилией оказалось легче поступить в университет. Поверили, больше об этом
не вспоминали. Так и остался Казановым.
Яузов тихонько хрюхнул, потом затрясся всем телом, захихикал мелким
противным смешком, лицо побагровело, мы все начали улыбаться, а Яузов в
изнеможении плюхнулся на стул у двери, лицо стало кисло-сладким, знаками
умолял пощадить, а то сейчас кончится...
Коган молчал, в глазах было веселое восхищение. Краснохарев проворчал
непонимающе:
- Да как же так?.. Опять Коган... Когда он успевает? Теперь уже во
главе русских язычников... В борьбе за истинную веру?
Кречет сказал невинно:
- Христа распяли, ладно - их внутреннее дело. Но язычники...
- А теперь хотят и его учение искоренить, - предположил тихий Усачев.
- Странный какой-то сионистский заговор.
Я боялся, что головы повернутся в мою сторону. Так и случилось, и от
ожидания скорых неприятностей мороз пошел по коже. Стараясь выглядеть тоже
беспечным и веселым, я развел руками:
- Почему нет?.. Христианская церковь - враг иудаизма. Православие
попортило крови иудеям больше, чем все цари и генсеки вместе взятые. Но,
полагаю, дело не в этом.
- А в чем?
- Никто не собрал древних русских былин и сказаний больше, чем еврей
Гильфердинг. Годами скитался по самых удаленным селам Севера, записывал
все, что еще оставалось в памяти древнейших стариков, публиковал, снова
отправлялся в экспедиции, спасая древнее русское наследие. Так и замерз
где-то в лютую метель. Полагаю, что и этот... Казанов вполне искренен.
- Но почему? - не понял Краснохарев. - Почему?
- Сионистский заговор, - объяснил Кречет серьезно.
Я покосился на Когана, тот молчал, отводил глаза. Кречет тоже бросил
быстрый взгляд на министра финансов, взял Краснохарева за плечи и вытолкал
в двери:
- Казанов так Казанов, язычники так язычники... Пока ни моей головы,
ни моей задницы не требуют - черт с ними. Лишь бы налоги платили.
Когда я вставлял ключ в замочную скважину, телефон подпрыгивал от
истошных звонков. С той стороны в дверь знакомо бухнуло. Хрюка скреблась и
верещала, когда я приоткрыл дверь, бросилась на грудь, как мелкая прыгучая
болонка.
- Не понимаю, - сказал я, - чего к тебе цепляются? Толстая,
мордастая... Во-первых, ты не толстая, а аппетитно полненькая. Во-вторых,
Анна Каренина тоже была полной, как и Гамлет, но дураки постановщики
обязательно выбирают на их роли тощих и заморенных манекенщиц и... э-э...
манекенщиков. А ты - настоящая!
Она повиляла хвостиком, преданно глядя в глаза. Мол, ты тоже
настоящий, дай фролик.
Телефон зазвонил снова. Снова выждал до третьего звонка:
- Алло?
Из трубки донеслось:
- Виктор Александрович?..
- Вы забыли назваться, - ответил я сухо. На табло пробежали прочерки
вместо номера звонящего. Либо кто-то звонит из автомата, либо не желает,
чтобы его номер высветился на моем определителе.
На том конце мужской голос сказал поспешно:
- О, простите великодушно!.. Наша, знаете ли, национальная черта.
Особенно обидно для нас, кто стоит на возрождении нравственности,
порядочности, что обязательно включает в себя правила поведения,
этикета... Вас беспокоят из Высшего Дворянского Собрания. Меня зовут
Аркадий Аркадьевич, я ответственный секретарь нашего общества, мы бдим и
радеем о возрождении нравственности...
Хрюка подбежала к двери, поскреблась снова прибежала, глядя в мои
глаза очень настойчиво.
- Аркадий Аркадьевич, - сказал я, - не говорите так красиво.
На том конце провода дробно рассеялись:
- О, слова Базарова! А нынешнее поколение уже и не знает Тургенева...
- Аркадий Аркадьевич, - сказал я уже суше, - чем могу быть полезен?
На том конце провода уловили мое нетерпеливое желание отделаться,
голос заторопился:
- Понимаете, многие видные члены нашего общества высоко оценили ваш
труд на благо Отчизны. В частности, князь Голицын, князь Вяземский, князь
Тьмутараканов, ряд баронов... Группа видных членов выступила с
предложением принять вас в Высшее Дворянское Собрание.
Хрюка снова настойчиво показала на дверь, напоминая, что раньше
гуляли три, а то и четыре раза в сутки, а сегодня были на улице только
раз, сейчас уже почти ночь...
Я удивился:
- Но я же, к счастью, не князь и не граф!
Голос сказал с мягкой укоризной хорошо воспитанного человека:
- Никто сразу князем не становится. Как и графом. Но вас хотят
принять в дворяне в знак признания ваших заслуг перед Отечеством. Пока
лишь пожалованное дворянство, но потом, если не сойдете с вашего
благородного пути, то пожалованное может стать потомственным... для ваших
детей. А вы сами можете быть удостоены графского звания или, скажем,
баронского...
Хрюка взвизгнула, глаза были отчаянные. Не скрывая разочарования, она
ушла на кухню, кокетливо виляя толстым задом. Я с облегчением вздохнул,
плюхнулся на диван. От меня пахло, как от коня после суточной скачки.
Наискось дразнила слегка приоткрытая дверь в ванную. Оттуда тянуло
прохладой, я посоветовал благодушно, но с понятным нетерпением:
- Ребята, не смешите. В стране немало дураков, что и деньги заплатят,
и в зад вас поцелуют, только бы их зачислили в бла-а-агародные! Новые
русские, старые идиоты - мало ли? Я из другого теста. Прощайте.
Когда нес трубку от уха к рычажкам, оттуда неслось писклявое:
- Вы не понимаете! Лучшие люди...
Я скомандовал:
- Хрюка! На выход.
Никто не отзывался, в комнате было тихо. Удивленный и встревоженный,
я сделал шаг в сторону кухни, в лицо пахнуло такой мерзкой вонью, что я
сперва отшатнулся, а потом заторопился еще больше, пока смрадом не
пропиталось все в комнате.
Хрюка сидела под столом. Сгорбилась, уши виновато прижала, вид был
такой несчастный, что я только сказал:
- Ладно... Не страдай. Это я виноват.
Кучу убрал в три приема, кормлю чересчур, но с другой стороны, собака
у меня для радости, не для дурацких выставок, пусть лопает, так жить
проще.
Лужа подтекла под холодильник. Хрюка чувствовала себя такой
виноватой, что я бросил в утешение пару фроликов, потом лишь запоздало
подумал, что фролики - это поощрение, а что поощрил, по мнению Хрюки,
сейчас?
- Не страдай, - сказал я еще раз. - Раз уж так получилось, то потерпи
еще чуть. Потом гулять будем долго...
Воду пустил ледяную, заорал, раскаленная кожа едва не зашипела, но
заставил себя стоять под жесткими, как прутья, струями. Хаотичные мысли
начали упорядочиваться, словно их тоже промыло холодной струей. Что-то
здесь не то... С какой стати вдруг предлагать мне дворянство? Или как-то
связано со звонком Рыбаковского? Ладно, это всего лишь безобидные ущербные
люди. С комплексом неполноценности, но с повышенными амбициями. Группа
калек, что объявили себя лучше по тому же признаку, что и собак, звонок
значит лишь, что информация о моем членстве в команде президента уже
просочилась за двери кабинета и пугающе быстро пошла вширь...
Продрогнув, я выскочил, растерся докрасна, но и когда вышли с Хрюкой,
внутри оставался неприятный холод.
Хрюка носилась по кустам, норовила подобрать какую-нибудь гадость и
сожрать втихаря. Инстинкт охотницы берет верх: даже накорми жареной
печенкой так, что пузо будет волочиться по полу, все равно подхватит
заплесневелый сухарь и сожрет с такой жадностью, будто мрет с голоду.
Собачница из дома напротив, в подобном случае, с краской стыда всякий раз
начинает уверять всех, что собаку свою кормит хорошо...
Черт, все-таки у Кречета отношения с массмедия паршивые. Конечно,
вместо власти партии наступила власть хама с микрофоном, но массмедики -
одна из самых массовых профессий, а где взять миллион умных людей? Но даже
наберись столько в России, то надо же и в академики, музыканты, писатели и
художники... для журнализма останутся лишь те, у кого вместо мозгов совсем
другое.
Кречет не видит, что каждое поколение людей о подвигах и сражениях
знает не так, как было, а как подано в массмедии... Сколько в битве под
Москвой советские и германские войска понесли потерь, намного больше, чем
все потери союзников за всю войну! То же самое в Сталинградской битве, на
Курской дуге, при взятии Берлина... Но мир больше знает пустяковые по
масштабам операции на Арденнах, высадку в Нормандии... Да ладно, многие ли
знают какие подвиги и какие силы были брошены в Липецкую битву?.. А кто
вообще помнит это страшное побоище во времена Древней Руси! А вот весь мир
знает, в том числе и Россия, что один швейцарский охотник подстрелил
ненароком забредшего в лес австрийского наместника. Об этом написаны
книги, поставлены оперы, балеты, написаны симфонии... "Вильгельм Телль"! И
мы, мол, пахали. То есть, принимали участие в национально освободительной
борьбе. Изничтожали прогнившую австро-венгерскую империю.
- Хрюка, домой, - скомандовал я. - Похоже, сегодня поиграть не
придется...
