специалисты, но все же это временная мера. Даже такую необъятную страну
можно насытить оружием довольно быстро. А потом?
Кречет сказал бодро:
- А потом - инвестиции!
- Каким образом?
- Есть программа.
У всех одновременно вырвался вопрос:
- Чья?
Кречет кивнул в мою сторону:
- Вот человек, чьи идеи оказывают на мировую цивилизацию
воздействие... немалое воздействие, но знают не его, а тех, кто
подхватывал его мысли, развивал, выдавал за свои и получал за них
Нобелевские премии, получал посты в правительствах...
На меня смотрели с великим удивлением. Я с досадой развел руками:
- Платон Тарасович, это совсем не так!..
-А как?
- Я высказывал идеи, вовсе не обосновывая их, не разрабатывая. А это
бывает труднее, я говорю о разработке, чем придумать красивую гипотезу,
даже теорию. Все эти люди заслуженно получили свои награды, посты, звания.
А я отгораживался от любых звонков, приглашений, конференций... чтобы
всласть и без помех поиграть на компьютере! Или полистать, лежа на диване,
желтый детективчик.
Теперь на меня смотрели со странной смесью брезгливой жалости и
восхищения. А Яузов даже отодвинулся, словно боялся заразиться. Коган
спросил недоверчиво:
- Что за программа?
- Не программа, - ответил я раздраженно. - Только идеи!.. Кому, как
не вам, знать разницу между экономистами-теоретиками и практиками? Есть
Нобелевские лауреаты, чьими программами можно повосхищаться и положить на
полку, ибо не сработают нигде, есть программы, которые сработают в
Германии, но не в России. К примеру, есть программа, что если пойти на
околицу села и выкопать яму, то появится колодец, из которого все село
будет черпать чистую воду, а выкопавший - получит деньги. Немец пойдет на
околицу и выкопает. Итальянец покопает, в полдень ляжет поспать, жара, а
вечерком докопает. Или завтра утром. Француз в поисках лопаты зайдет к
жене соседа. Если и вспомнит о колодце, то к утру. Но все же выкопает. А
русский начнет копать, потом задумается о смысле жизни, сядет покурить,
потом сочтет, что зачем рыть ямы, когда до реки рукой подать?.. Я к тому,
что не все идеи применимы везде одинаково...
Они слушали, кивали. Коган смотрел понимающе, даже уважительно.
Кречет прервал нетерпеливо:
- Пококетничали, а теперь за работу. Скажу сразу, что почти все
работы Виктора Александровича касались только России, а характер русских
учитывался в первую очередь. Так что, друзья мои, для кого-то это будет
неожиданностью, но мы в своей политике будем придерживаться... или хотя бы
учитывать характер работ Виктора Александровича.
- Не наломайте дров, - предостерег я угрюмо, - я ведь не политик,
только теоретик! Как сказал еще Толстой: было гладко на бумаге, да забыли
про овраги, а по ним ходить... Но если начинать с моих работ, то время,
надо признать, самое благоприятное. В стране такой разор, разброд, такое
падение нравов и угнетенное состояние духа, что лучшей почвы для н а с т о
я щ и х реформ и придумать трудно. Наш господин президент уже распорядился
насчет равных прав православия и ислама по всей территории России, но
подкрепить это надо массовым изданием лучших книг о Востоке. Сказок 1001
ночи, отдельными изданиями про Синбада, Али-бабу и сорок разбойников, про
Гарун аль-Рашида.
- Тогда уж и Коран массовым тиражом, - сказал Коган язвительно.
Кречет кивнул:
- Прекрасная идея, Сруль Израилевич! В хорошем издании, понятном
переводе... даже пересказе, если надо. Понимаю, это будет уже не Коран, но
его можно сам по себе, а толкования к нему - отдельно.
На него смотрели еще неверяще. Сердце мое стискивалось, они все еще
не понимали, что задумано.
Яузов громыхнул:
- Тогда уж и Шах-Наме! В детстве зачитывался. Все восемь томов чуть
ли не наизусть... До сих пор всех богатырей помню, воинские походы,
сражения, захваты чужих земель, построения для атаки и для защиты. Потому
и пошел в армию, что все эти Рустамы да Сиявуши из головы не выходили.
- Все, что ценное, - сказал я, - но главное, что уже привычное.
Синбад или Али-баба свой в доску, а не какой-то там араб. Точно так же
Рустам - это богатырь, а не азер. Так, постепенно...
Коган ахнул:
- Простите... но это же получается, что мы стремительно сближаемся с
Востоком? Точнее, делаем навстречу гигантский шаг в той области, которой
никогда не поступались? Не так, как с Хусейном или Насером, а... просто
боюсь выговорить!
Все ожидающе смотрели на Кречета. Тот исподлобья наблюдал за
министрами. Видя, что никто больше слова не выронит, пока он не даст
указания, проговорил медленно, рокочуще:
- Да, сближаемся. Все века, воюя с западными странами, где-то в
глубине души все же считали их союзниками. В чем-то главном. Скажем, все
христиане. Потому в союзе с Францией били Германию, в союзе с Германией
били Францию, много раз воевали против Англии, а вместе с Англией против
Польши, а с Польшей били шведов... дескать, семейные разборки европейцев!
Но всегда и во все века Восток рассматривали как противника. Начиная с
хазар, печенегов и половцев, затем войны с Турцией и прочим исламским
миром. А если иной раз и продавали ракеты или танки Саддаму Хусейну, то
лишь для того, чтобы уесть Америку, которая все же всегда была ближе по
духу.
Он сделал паузу, обвел всех горящими глазами. Яузов спросил медленно:
- Что же изменилось... на ваш взгляд?
Кречет пропустил выпад мимо ушей:
- Весь мир изменился. Американцы, которые и раньше не знали рыцарской
чести, теперь же вовсе, превратившись в сытых и толстых, трясутся от ужаса
перед экологически недостаточно чистыми продуктами. Их девиз: "Не будь
героем!". От ужаса, что могут прищемить пальчик, они предадут и США, и
конституцию, и мать родную. А исламский мир, как сказал очень верно наш
Павел Викторович, словно в укор нам, сохранил и слово чести, и гордость, и
достоинство. Не все еще понимают позорную и страшную истину: не мы
снисходим до общения с ними, а надо радоваться, что они все еще не
отворачиваются от нас!
Лица мрачнели, только Яузов надувался и грозно сверкал глазами. Будь
мы на пару веков в прошлом, его рука искала бы на поясе меч. Или пистоль.
Коган спросил напряженно:
- Но культурный прорыв... он не сам по себе?
- А как вы думаете? - ответил Кречет вопросом на вопрос.
Коган замялся:
- Да, Восток давно не верблюды в пустыне. Синбад - это не мое дело,
мне ближе Али-баба... вернее, его пещера. Хорошо бы, чтобы ваш шажок был
тем самым! "Сим-сим" или "Сезам", как говорят в народе...
Кречет удивился:
- А как вы думаете? Нам нужны инвестиции или нет?
Он коротко взглянул в мою сторону. Я упорно смотрел в окно. Я-то
знал, что дело вовсе не в инвестициях. Но то, что задумал Кречет,
настолько огромно и страшно, что ни за что не хотел бы оказаться на его
месте.
Глава 18
Мы еще дважды перекусили, один раз довольно основательно, в столовой.
Там ради неурочного дня поработали лучшие мастера, из каких только
ресторанов их и пригласили. Даже худой, как червяк, Коган раздулся, как
Краснохарев, а сам Краснохарев сопел и отдувался, как Яузов.
Что из лакомого не съели, за нами отнесли в кабинет. Коган заявил,
что приложит все усилия, чтобы остаться в правительстве и дальше, даже
подарочное издание Корана купит, чтобы сделать президенту приятное. Все
посмеялись, тут же забыли, но у меня в груди остался неприятный холодок.
Насколько далеко министр финансов просчитывает ходы Кречета? Все они
шутят, общаются непринужденно, с ходу приняв угодную всесильному
президенту манеру, но за этими добродушными рожами скрываются мощные
мозги, а в безобидных шуточках иной раз смысл очень даже зловещий...
В кабинет Кречета часто заходил то один, то другой из помощников.
Неслышные, как тени, они либо молча клали перед ним очередную бумагу, либо
что-то нашептывали на ушко, стараясь ни на кого не смотреть.
Одну такую бумажку Кречет люто швырнул на середину стола:
- Все-таки... Все-таки они решились!
Яузов словно почувствовал, что спросить надо именно ему:
- На что?
- В районе Евпатории высадился совместный десант войск США и Украины.
Как сказано: для отработки боевых действий против возможного противника!
Я почувствовал, как в комнате повеяло холодом. На Яузова можно было
не смотреть: шерсть дыбом, из горла рвется волчье рычание, на пальцах
вместо ногтей появляются когти, но даже Коломиец и, что удивительнее,
Коган зло нахмурился, потер ладонью лоб. Двойное или не двойное
гражданство, но он уязвлен, что на страну, где он живет, кто-то нападает
или готовится напасть.
В мертвой тишине послышался его тяжелый вздох. Кречет раздраженно
бросил:
- Вам что-то не нравится?
- Если это не вы подстроили, - проговорил Коган несчастливым голосом,
- если это не вы...
- Что я мог подстроить?
- Ну, как-то подтолкнуть этих идиотов на такие учения у наших границ.
В этом случае на них только половина вины... Но если сами додумались до
такой опасной глупости...
Кречет буркнул:
- Спасибо. Но вы все же переоцениваете как меня, так и нашу разведку
там, за бугром.
- Тогда, - сказал Коган, - я не просто согласен с вашими несколько
бредовыми идеями. Похоже, их бред еще опаснее.
Лица остальных были настолько одинаковыми, что я подумал невольно,
что НАТО не смогли бы поднести лучший подарок Кречету. Из разношерстной
команды, раздираемой страхом за свое сытое будущее, как-то разом
образовалась команда, оскалившая зубы в сторону надвигающихся танков
Запада.
- Для совместных действий, - повторил Коломиец несчастливым голосом.
- Против возможного противника... Нет, в это трудно поверить!
- Хохол нэ повирэ, покы нэ помацве, - буркнул Кречет. - Слетайте на
свою родину, пощупайте американские танки!.. Ладно, ребята, давайте
заканчивать. Уже стемнело, еще дорогу не отыщете, опять я виноват...
Он встал первым, но я видел, что после нашего ухода будет ломать
голову над нелегкими проблемами. Министры понимались до странности нехотя,
словно за плечами был не тяжкий рабочий день, а так, легкий теннисный матч
с президентом.
Мы уже были у дверей, когда вошел очередной помощник в настолько
безукоризненном костюме, что его лица не запомнил бы даже лучший в мире
фотоаппарат.
- Господин президент...
Кречет брезгливо просмотрел донесение:
- Столб Роду?.. Языческое капище?..
- Так точно, господин президент.
- Где?
- Планируют капище построить в районе Тверской. Между Тверской и
Пушкинской. Там присмотрели широкий двор... По нашим данным, окрестные
домоуправления закрыли глаза, получив некоторые суммы.
- Откуда у них такие деньги? - спросил Кречет недоверчиво. -
Безобидные придурки, их ни одна партия поддерживать не будет, ни один
банк, ни одно общество. Проверили?
- Да, господин президент. Пожертвования! У них гораздо больше
сторонников, чем предполагалось. Движение язычников набирает силу
угрожающе быстро.
Кречет в задумчивости покусал губу. Я снова ощутил, что его острые
глаза отыскали меня даже за спинами министров. Хуже того, это заметили и
другие. Но если Коган вроде бы равнодушно скользнул взглядом, после
которого у меня осталось ощущение, что по лицу задела хвостом большая
мокрая рыба, то Яузов уставился неотрывно, словно сверлил меня двумя
острыми штопорами.
- Пусть, - сказал Кречет наконец. - Это решится само.
